9 октября.Несмотря на то, что вернулась я вчера уже за полночь, в шесть утра я была уже на ногах. В Италии невозможно спать дольше из-за гудков мотоциклов под окнами. Время суток определить тоже не всегда легко – неаполитанцы завешивают окна занавесками и закрывают ставнями, а после этого включают электрическое освещение. Это показалось мне таким странным – итальянцы прячутся от солнца. Но Инесс сказала мне, что обычно солнце тут такое жаркое, что не прятаться от него невозможно.
За завтраком за общим столом семьи Д’Анджело я случайно обмолвилась, что у меня было воспаление легких. Я уже перестала об этом говорить, но тут из окна задуло, и я попросила закрыть, пришлось объяснять, почему. Смешно – стоит итальянцу услышать, что я только что переболела пневмонией, у всех делаются круглые глаза, все начинают меня жалеть и переживать. Но тут за столом установилось гробовое потрясенное молчание. Как будто я с того света к ним сошла! Видимо, для итальянцев пневмония – это что-то за гранью фантастики, наверное, они представляют это себе неизлечимым чем-то и, видимо, решили, что со мной произошло чудо, раз я до сих пор жива. Пришлось их выводить из шока, весело улыбаться и уверять, что все вообще ерунда! Но с тех пор «родственники» смотрели на меня явно с опаской, как на какое-то неземное создание

Сегодня мы поехали в то самое место, которое Инесс называет «самым красивым в мире», то есть на Амальфитанское побережье. Вся поездка была устроена для меня – Гаэтано вел вдоль побережья, Инесс сидела со мной сзади и следила за мной, как цербер, чтобы в любой момент исполнить мое любое пожелание. Мы едем до Амальфи по серпантинам вдоль моря почти два часа. Жара стоит страшная, но мне очень хорошо. Я уже чувствую себя неаполитанкой. У меня уже такое ощущение, что я всю жизнь понимала и разговаривала по-итальянски! Более того, недавно я заметила за собой, что и думать начинаю тоже по-итальянски! Правда, это пока такие, простые мысли

Но до того невероятно приятное ощущение, когда начинаешь чувствовать язык! Просто поразительно… Я уже совсем его забыла, это чувство, ибо последние полгода думаю одновременно и на русском и на английском, и инглиш уже перестал волновать… и после опостылевшего английского итальянский – просто восторг!
Амальфи – это столица одной из бывших независимых итальянских республик, столицами других трех были Пиза, Генуя и Венеция. Про Геную Инесс говорит, что это самый «декадентский» город, который она видела (не знаю, что она имела в виду), и ехать она мне туда не советует. Я уже понимала, что в Геную мне просто не успеть, я даже в Рим не успеваю при таком раскладе, поэтому я без сомнений сказала, что последую ее совету.
Помимо того, что Амальфи – лучшее место на земле, он же – очередной город американцев. Янки кишмя кишат, цены более чем американские. Более того, я умудряюсь столкнуться нос к носу со вчерашней Ютой. Они, к счастью, не успевают меня разглядеть, но я все равно почему-то расстроилась.
Мы выходим на главную площадь Амальфи. Нравится мне здесь безумно, и площадь, и собор напоминают красивую резную шахматную доску. В главном соборе происходит свадьба. Как мне шепчет Инесс, венчаться в таком соборе – это огромная честь, недоступная простому человеку, поэтому наверняка женится какой-нибудь главарь мафии. Мы проникаем в церковь, пока не началось торжество. Гаэтано свадьба неинтересна, и он флегматично заказывает себе кофе. В соборе на алтаре лежит подозрительно знакомой расцветки вышитый платок с именами будущих супругов. За главаря мафии Роберто выходит замуж некая Свитлана

И платок с типично украинской вышивкой. Я, хихикая, говорю Инесс, что тут все свои. Она жаждет посмотреть на украинскую невесту. Свадьба начинается. Свитлана – типичная хохлушка, бледненькая, не в пример жениху, красивая, курносая, веснушчатая и смешная. Роберто – типичный мафиози. Я поражаюсь стереотипности образов. Инесс поражается фасону свадебного платья Свитланы, совсем не похожему на итальянские. Мы возвращаемся к Гаэтано, он уже заказал мне гору пирожных и маккиато. Они уже знают, что итальянский эспрессо я пить не могу

Тут же мне и объясняют разницу между итальянскими кофе. Оказывается, caffe normale – это и есть эспрессо, то есть вот это горькое лекарство в крошечной чашке. За ним идет cappucchino – caffe con un’po latte e schiuma e cacao – кофе с небольшим количеством молока и немножко пенки. Капуччино, как ни странно, настоящие итальянцы не уважают. Больше капуччино они уважают macchiato – caffe con latte freddo o caldo – кофе с горячим или холодным молоком. В чем разница между маккиато и капуччино, и почему последнее не заслужило уважения итальянцев, я не очень поняла. Еще есть caffe con panna – это кофе со взбитыми сливками, такой чаще всего пьют в северной Италии типа Триесте. Есть и coretto – con grappa o anice o rum – соответственно кофе с граппой, ликером или ромом, есть caffe freddo con granita – холодный кофе со льдом, и caffe lungo, то есть «большой кофе», слабый, который обычно заказывают американцы, как мне пояснил Гаэтано. И еще куча видов.
После Амальфи мы едем в Позитано. Позитано – это столица итальянской моды, как мне говорит Инесс. Отличие Позитано от Амальфи заключается в том, что тут на каждом шагу бутики, в которых продаются шмотки за бешеные деньги. Якобы Позитано – родина самых знаменитых марок одежды. По бутикам шастают американцы и все это покупают. Я лично не вижу разницы в тряпках здесь и на неаполитанском рынке, и гуляю по рядам совершено равнодушно, только радуясь тому, что хотя бы тут Инесс не предлагает купить мне что-нибудь в подарок. Но стоит мне отвернуться, как она все-таки покупает – кусок лимонного мыла. Лимон – местная достопримечательность. Из лимона делают знаменитый ликер «Лимончелло», конфеты с лимонным вкусом, парфюмерию и сотни сувениров. Все вокруг полыхает желтым лимонным цветом. Надо сказать, это мыло впоследствии пропитало лимонным запахом весь мой рюкзак

В Позитано мы решили искупаться. Сезон был уже закрыт, и на пляже не было никого, хотя вода была потрясающе теплая, как в бассейне с подогревом. Я впервые после своего воспаления залезла в море. Вот странные все-таки люди, как на них действуют общепринятые нормы! Все, закончился сезон, так никому не приходит и в голову в воду лезть. Сколько теряют! Мы проплыли вдоль скал и вернулись назад. Гаэтано, которого вообще ничего не интересовало (настоящий неаполитанец), пил кофе.
После купания мы идем в ресторан под названием «Pupetto» – «Куколка». Гаэтано и Инесс как будто сговорились, чтобы потратить на меня побольше денег. Мне заказывают суп из устриц, который я ем, вымакивая хлебом (потому что к нему не полагается ложка), баклажаны с грибами и все тот же кофе. На пляже рисуют художники. Посмотрев на их работу, я проникаюсь убеждением, что я тоже так могу рисовать. Творчество заключается в том, что они небрежно наносят карандашом большую скалу, на ней кривыми разномастными квадратиками рисуют дома. Дома раскрашиваются гуашью в различные оттенки бежевого, розового и зеленого, скала – в различные оттенки серого. Все остальное считается море и небо и рисуется синим и голубым. После этого картина готова. Все на ней нанесено от балды, размазано и нечетко, и такая картина с успехом сойдет за пейзаж любого города побережья в таком общем радостном, морском стиле – домики, море… На всю работу уходит 15 минут, после чего просыхающая картина выставляется на продажу. И покупают ее, ясное дело!
Пока я смотрела на художников, Инесс умудрилась сотворить невообразимое. Она уворовала для меня чашечку с ресторанного стола, такую чашечку с блюдцем и даже с ложечкой, с надписью «Pupetto». Мне на память. Я в полном шоке. До сих пор пью из этой чашечки кофе и фигею.
Напоследок, по пути домой в Торре дель Греко, мы заезжаем в Сорренто. Но я уже до того устала, что плохо запоминаю самый знаменитый после Неаполя город Кампаньи, воспетый, можно сказать, всеми, кому не лень. Поэтому для описания Сорренто просто дам слова той самой знаменитой песни «Вернись в Сорренто». На неаполитанском. Когда я наконец увидела эту песню в текстовом варианте, я поняла, почему мне не давался неаполитанский. Потому что это два совершенно разных языка.
G. B. De Curtis / Ernesto De Curtis 1902 (1875-1937)
Vide 'o mare quant'è bello!
Spira tantu sentimento.
Comme tu a chi tiene mente
Ca scetato 'o faje sunnà.
Guarda, guà chistu ciardino;
Siente, siè sti sciure arance.
Nu prufumo accussì fino
Dinto 'o core se ne va...
E tu dice "I'parto, addio!"
T'alluntane da stu core...
Da la terra da l'ammore...
Tiene 'o core 'e nun turnà
Ma nun me lassà
Nun darme stu turmiento!
Torna a Surriento,
Famme campà!
Vide 'o mare de Surriento,
Che tesoro tene 'nfunno:
Chi ha girato tutto 'o munno
Nun l'ha visto comm'a ccà.
Guarda attuorno sti sserene,
Ca te guardano 'ncantate
E te vonno tantu bene...
Te vulessero vasà.
E tu dice "I'parto, addio!"
T'alluntane da stu core...
Da la terra da l'ammore...
Tiene 'o core 'e nun turnà
Ma nun me lassà
Nun darme stu turmiento!
Torna a Surriento,
Famme campà!
Самое смешное – это то, что песня вовсе не о любви, как казалось бы. А посвящена она, собственно, какому-то государственному деятелю, который в начале 20 века приезжал в Сорренто и наобещал местным жителям с три короба улучшить там экономическую ситуацию (в то время в Сорренто плохо дело было, голод и все такое). Наобещал и затем свалил, обещание не исполнив. Вот и поют нищие неаполитанцы и соррентийцы эту песню до сих пор, взывая к совести давно помершего и призывая его вернуться в Сорренто и спасти их от голодной смерти.
Вечером в гости завалилась куча неаполитанских родственников – в основном различные дядюшки, имена которых мне выучить не удалось. Единственный запомнившийся – американский дядюшка Витторио, приехавший погостить в Торе Дель Греко впервые за много лет из Флориды. Дядюшка, который, прямо как в сказке, бежал в США из Италии на каком-то корабле матросом и зажил там, разбогател, купил себе дом в Майами и женился на американке. Похожий до слез на актера Олега Табакова, пузатый, типичный новоявленный янки, жутко ругающий Италию, как русские эмигранты ругают Россию, забывающий итальянские слова до такой степени, что МНЕ приходилось ему подсказывать, дядюшка Витторио вызывал у бедных неаполитанских родственников смешанное чувство обиды (мол, родину бросил) и зависти. В общем, классический экземпляр. Этакие товарищи наводят на мысль о том, как все-таки однообразны люди. Во время семейного ужина дядюшка Витторио был центром внимания. Над ним издевались, ругая политику Буша, которую он одобрял, и вовсю дразня его за печальный вид: Quando qua, pensa la! Quando la, pensa qua! – Когда я здесь, хочу туда, когда я там, хочу сюда – в общем, там хорошо, где нас нет

Дядюшка явно чувтсвовал себя потерянно, и было видно, до чего он успел «оторваться» от своих. Мне было его искренне жаль.
После ужина мне сказали, что мы сейчас идем слушать знаменитого родственника семьи Д’Анджело – дядюшку, которому восемьдесят лет, он живет в богадельне и поет лучше всех в мире. В Неаполе вообще все лучшее в мире. Нигде больше я не встречала столько любви, переходящей в слепое обожание, к своему дому. По выходным знаменитый дядюшка устраивает концерты неаполитанских песен для своих соседей-старичков. Мы пошли, но в богадельню нас не пустили. Расстроившись, мы погуляли по Торе дель Греко. Даже за полночь там творилось черти что, шум, гам и грохот не утихал. Возле многочисленных Macellaria (лавка мясника), Pesceria (рыбный магазин), Frutteria, Formaggeria (магазин сыров), Pizzeria толпились кучи народу, как будто в этом городе вообще никогда не спят. При нас по улицам с музыкой, бибиканием и восторженными криками провезли на машине статую Мадонны с Христом. Вид у статуи был совершенно ошалевший.
Каково же было мое удивление, когда, подходя к дому, я услышала пение! Оказывается, восьмидесятилетний дядюшка, узнав, что в Торе дель Греко приехала русская девушка, удрал из богадельни, перелез через забор и пришел сюда нам петь!!! Я была растрогана до слез. Еще два часа мы слушали дядюшку. Он и правда поет лучше всех в мире. Или это мне так от усталости показалось?
Фразы дня (урок итальянского):
Ho avuto polmonite due mese fa – У меня было воспаление легких два месяца назад.
Costiera Amalfitana – побережье Амальфи
Baba forcito con rum e crema – итальянская сладость типа ромовой бабы
Cannolo siciliana – сицилийская сладость
Nebbia – туман
Si prega di non toccare – просьба не трогать (надпись на платьях в бутиках Позитано)
Zuppa di cozze – суп с устрицами
Melanzane a funghetto – баклажаны с грибами
Mandorla – миндаль
Noce – грецкий орех
10 октября.Sul mare luccica
L'astro d'argento,
Placida e l'onda,
Prospero e il vento,
Venito all'agile,
Barchetta mia,
Santa Lucia,
Santa Lucia!
Эти слова из старинной, самой известной неаполитанской песни я взяла в своем учебнике итальянского, с которым не расстаюсь уже два месяца. Выучила просто для интереса, не понимая, о чем там речь. И приехав в Неаполь, напела их ради прикола «родственникам». Всего восемь строчек!!!
Я была ПОТРЯСЕНА произведенным эффектом. Неаполитанцы офигевают. Они умиляются до слез. Они бросаются на тебя с объятиями. Они восторгаются просто до неприличия, я сначала подумала – может, они издеваются?
Нет! Они просто счастливы! Тебя начинают кормить, поить, носиться с тобой как с писаной торбой, покупать подарки, просят спеть еще и пр. Меня просили трижды напеть эти несчастные строчки разным людям! Все дядюшки меня послушали по очереди! И это при том, что пою я КРАЙНЕ посредственно. Надо слышать, как поют они! Любого дядюшку можно смело пускать на сцену. Мне было так неудобно, но отказ был бы просто оскорблением.
В общем, рекомендую всем – Санта Лючия – выучите и вы не пропадете в Италии! По краиней мере в Неаполе! Мотив все знают, правда?
Вдруг вспомнила, как когда я училась в колледже в Англии (мне было 12 лет), меня попросили спеть «что-нибудь русское», и я пела в нашей группе «Подмосковные вечера». И среди наших вожатых именно итальянская девушка растрогалась больше всех, даже пустила слезу, долго потом меня обнимала и гладила по голове. Я точно прирожденная нищенка! Я, видимо, так жалостливо пищу, что мне выучить еще и «О Соле Мио», и подрабатывать где-нибудь пением!
Сегодня я проснулась, как обычно, в шесть утра от гудков мотоциклов. В девять Лелло деловито сообщил мне, что сейчас он хочет посадить меня на мотоцикл и отвезти посмотреть Помпеи – это же так важно, Помпеи! Я же не могу уехать из Неаполя, не увидев их!
Не очень-то хотелось мне в Помпеи, я не любительница развалин, но перспектива катания на мотоцикле меня вдохновила. О, что это было!!! Первый раз в жизни на мотоцикле! И где – в Италии, в безумном Торре дель Греко!
Моя попытка предложить надеть шлем, может быть? -- не увенчалась успехом. Лелло даже не понял, о чем речь. Шлемы тут явно считались пережитком времен динозавров.
Следующие полчаса я, только раскрыв глаза от немого восторга, катила с Лелло в Помпеи. Он поначалу осторожничал – видно, думал, я боюсь, вцепилась в сиденье я действительно судорожно. Но, видя мое восхищение, показал класс – вылетел на встречную (хотя она в Италии встречная полоса – очень абстрактное понятие), профессионально уворачиваясь от всяких себе подобных маньяков и лавируя между возмущенными машинами, сигналил, переругивался и жестикулировал с окружающими водителями и так далее. Долгое время мы ехали наперегонки с целой семьей – мамой, папой и двумя детьми, которые громоздились на мотоцикле все вчетвером. В конце концов они нас обогнали

Потом Лелло сказал, что прокатит меня вдоль моря, и вот мы уже мчались почти по пляжу, а вокруг вовсю воняло рыбой от окружающих лавчонок.
Помпеи. Скажем так: все развалины мира, виденные мной, одинаковы. Развалины они и есть развалины – кучи камней, притягивающие толпы млеющих от жары туристов, обмахивающихся путеводителями. Скучно. Но Помпеи все-таки произвели впечатление. Во-первых, их много

Целый и вправду огромный город, полуразрушенные башни, площади, дома, вот дом главы города, вот дом хирурга (он мне понравился больше всего – представляете себе гинекологические инструменты и скальпели, сделанные из чистейшего золота?)... Ходишь по улицам, которые шире, чем улицы нашего Торре дель Греко (видимо, раньше тут не скупились на использование пространства), и просто вживую представляешь, как тут жили люди, как они работали, и заводили семьи, и были уверенными хозяевами процветающего, пышного, богатого и высокомерного города... А потом – разом – их накрыло вулканической лавой Везувия, и все кончилось. Даже для наглядности лежит парочка таких экземпляров под стеклом – то, что было человеком, а потом его залило лавой, и он превратился в скрюченную, страшную фигуру. Жутковатое зрелище. Я почему-то представила себе, как Москву, такую величественную, наглую, самоуверенную, уничтожает взбунтовавшийся вулкан. Передернуло.
Как и любые развалины, Помпеи вовсю охраняются. Половина самых интересных мест загорожена веревочками и табличками «Вход воспрещен». Видимо, итальянцы понимают, что когда-нибудь их знаменитые развалины развалятся совсем, и чем же тогда будут жить местные жители? Рыбой особо не наторгуешь, когда туристов нет.
Тем не менее, за одну такую веревку я пролезла и тут же оказалась в самых интересных местах – полуподземных жилищах. Там было темно и сыро. Какое-то время лезешь по подземному переходу, и вдруг выходишь на одну из стен, с которой открывается вид на современную деревушку Помпеи. Она маленькая и совершенно не примечательная. Интересно, каково жить с таким соседом – мертвым городом? Ведь, несмотря на все эти толпы туристов, он остается мертвым…
А еще потом удивилась, посмотрев по карте, что Торре дель Греко, собственно, гораздо ближе к Везувию, чем Помпеи! Мы живем прямо у подножия вулкана! Выходишь из дома и прямо перед тобой – Он. Везувий.
За пятнадцать минут до назначенной встречи я уже ждала Лелло, мечтая о мотоцикле. Увидев мое лицо, он даже спрашивать ни о чем не стал, и мы поехали, самым длинным путем, с виражами, вдоль моря, через соседние деревни, домой. Лелло был до того тронут моим детским восторгом перед его мотоциклом, что даже начал употреблять итальянские слова вперемешку с диалектом, и мы сразу стали друг друга понимать.
Дома нас снова ждала толпа дядюшек, теперь еще и с тетушками, и помимо этого, ждал семейный обед, приготовленный трудягой Иммой. Та, обмахиваясь фартуком, обессилено вертелась на кухне, чуть не падая с ног, но помощь категорически отвергала и все делала сама.
Семейный обед меня убил наповал. Рассказываю:
-- закуска – свежий хлеб с моцареллой, рикоттой и виноградом. Пока Имма сервировала сам обед, голодные гости успели обожраться этим хлебом.
-- первое – спагетти с каким-то неясным соусом и каким-то потрясающе вкусным мясом. На макаронах я решила, что сейчас тресну.
-- второе – свежая неаполитанская рыба (наверное, как раз с того самого вонючего рынка), а также особенность местной кухни – картофельные крокеты с запеченной в них моцареллой. Я легла головой на стол и приготовилась умереть.
-- третье -- овощной салат.
Глядя на это меню, надо учитывать размеры порций. Каждая – примерно как мой обычный обед вместе с ужином.
На десерт принесли фрукты и два огромных пирога – один с малиной, другой с лесными ягодами. Увидев пироги, я почувствовала рези в животе. Гостям тоже было явно нехорошо, но тут Гаэтано заявил – ну как же обед может завершиться без кофе! Гости громогласно согласились, после чего наступила самая главная часть обеда. Это оказался ликер под названием Branca Menta – как мне его расписали, это старейший неаполитанский ликер. Я начала отказываться от ликера, но в меня насильно влили буквально пятьдесят грамм. И тут произошло чудо. Я ПОЧУВСТВОВАЛА, ЧТО СНОВА МОГУ ЕСТЬ, ХОТЬ ПРЯМО СЕЙЧАС! Вот он, секрет итальянского обжорства. Гости оживились и с новыми силами налегли на десерт. Ощущая себя легкой, как пылинка, как будто во мне не помещалось еды по самое горло, я еще умудрилась слопать пару кусков пирога и выпить кофе. Чтобы обслужить добрую дюжину гостей из своей крошечной кофеварочки, Имма носилась от кухни и обратно как угорелая, по очереди всем наливая малюсенькие порции.
А после обеда мы поехали назад в Падую. С нами поехал и американский дядюшка, он решил посмотреть на своих «северных» племянников. Лелло напоследок сжал меня в объятиях так, что я чуть не вернула все съеденное в их доме. Расставаться было грустно как никогда. В машине я с горя немедленно заснула. Мне снился Везувий.
Сообщение отредактировал Belka: 17 января 2005 - 14:10