Перейти к содержимому



Приветствуем вас на форуме самостоятельных путешественников РУССКИЙ BACKPACKER!

Форум существует с 2004 года и является некоммерческой площадкой, посвященной самостоятельным путешествиям, т.е. путешествиям, организованным по возможности без помощи турфирм и других посредников.

Backpacker (от англ. Backpack – рюкзак) – путешественник с рюкзаком.

Среди форумчан есть и идейные автостопщики, и любители велопутешествий, и те, кто ездит только общественным транспортом или на своих авто, но большинство путешественников не ограничивают себя каким-либо одним способом перемещения в пространстве. Объединяет всех нас желание «проживать» путешествие по максимуму, так, как хочется самому себе.

На форуме накопился огромный объем информации, если же вы не смогли найти ответ или вам нужен индивидуальный совет – смело спрашивайте!


Регионы планеты (маршруты, достопримечательности, проживание)   Визы   Транспорт   Отчеты   Попутчики   FAQ

все форумы >>


Данное объявление видно только неавторизованным пользователям.

Администрация форума.


* * * * * 1 Голосов

Автостопом по Северному Кавказу (июль 2007)


  • Вы не можете ответить в тему
Сообщений в теме: 10

#1 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 02 октября 2007 - 17:11

На случай, если кто-то не пользуется ЖЖ, выкладываю здесь ссылки на свой отчет о путешествии по сабжу.

Часть 1. Каспийский берег
Часть 2. Тропами имама Шамиля
Часть 3. На стыке гор Чечни и Дагестана
Часть 4. Дорога в Чечню
Часть 5. Грозный-Гудермес
Часть 6. Поездка в Ичкерию
Часть 7. Ингушетия
Часть 8. Северная Осетия

Сообщение отредактировал Dozhdik: 03 июня 2012 - 23:18


#2 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:37

ЧАСТЬ 1 - КАСПИЙСКИЙ БЕРЕГ

В бою докажем мы не раз:
Свободным будешь ты, Кавказ!

Тимур Муцураев

Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идет Ермолов!

Александр Пушкин


Северный Кавказ знаком нам в основном по военным сводкам и новостям о террористических актах. Этот регион – в некотором роде «пороховая бочка России» (подобно тому, как Балканы считаются пороховой бочкой Европы). У всех в памяти события последних двадцати лет: осетино-ингушский конфликт, первая и вторая войны в Чечне, волна ваххабизма и терроризма, захватившая почти весь регион – от Кабардино-Балкарии на западе до Дагестана на востоке.

Однако с жизнью Кавказа мы знакомы разве что по произведениям Лермонтова и Толстова. Классики, правда, писали о Кавказской войне 19 века, гремевшей тридцать лет в горах Адыгеи, Чечни и Дагестана. Поэтому обычный кавказец для нас – это либо горец с саблей, гордо гарцующий на коне, либо бородатый ваххабит, лазающий по горным ущельям и обстреливающий колонны российских БТРов.

Между тем, северокавказский регион велик и насчитывает несколько миллионов жителей – представителей народов с разными языками, религиями, культурой и жизненным укладом. Так уж сложилось, что эта местность, где издавна сплетались и сталкивались интересы разных народов, остается беспокойной и не до конца понятой чужими людьми.

В советские годы здесь пролегало множество туристических маршрутов – на Кавказ со всего Союза приезжали любители альпинизма, сплава по рекам и прогулок по древним развалинам. Теперь туристов – в группе не менее десяти человек – увидишь разве что в относительно спокойных Северной Осетии и Кабардино-Балкарии. Дагестан, Чечня и Ингушетия манит только очень экстремальных путешественников.

Что же ныне представляет собой Северный Кавказ – вечно непокоренная и воюющая зона или обычный российский регион, лишь некоторыми специфическими чертами отличающийся от других областей и республик. Пытаясь найти ответ на этот вопрос, я отправился в путешествие по этому беспокойному месту.

Въезд в Дагестан. Дербент

Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам.

Михаил Лермонтов


Первая часть моего путешествия пролегала по Дагестану – краю, в котором живут несколько десятков разных народов. По легенде, когда-то давно всадник вез народам мира языки. Где-то на восточных склонах Кавказа конь споткнулся, а из мешка посыпались языки, которые достались местным жителям – свое наречие чуть ли не каждому аулу. В результате народы Дагестана говорят на множестве языков, относящихся к трем разным языковым группам.

Дагестан по площади больше, чем Швейцария, Бельгия или Молдавия. Население составляет более двух миллионов человек – и, как по всему Кавказу, беспрерывно увеличивается за счет высокой рождаемости. На востоке республика омывается Каспийским морем, на юге граничит с Азербайджаном и Грузией, на западе – с Чечней и Ставропольем, на севере – с Калмыкией. Южную часть республики занимают горы, на севере начинается Прикаспийская низменность. Главное же, чем интересна республика в историческом плане – именно здесь происходили основные события Кавказской войны 19 века.

Нынешние чеченские войны кажутся логическим продолжением того тридцатилетнего военного конфликта. Однако есть и существенные отличия. Прежде всего, сопротивление России началось в Дагестане, а не в Чечне. И сам имам Шамиль, чье имя так удачно перекликается с именем Шамиля Басаева, был не чеченцем, а аварцем. Именно аварцы до последнего сопротивлялись русским войскам. Однако те же аварцы спустя сто пятьдесят лет оказали решительный отпор пришедшим из Чечни боевикам и стали первыми бойцами начавшейся в 1999 году контртеррористической операции.

Кавказская война продолжалась почти полвека – с 1817 по 1864 годы. Начало ей положило присоединение Грузии к России – чтобы обеспечить надежную связь с Закавказьем, царское правительство вынуждено было начать завоевание северокавказских территорий. В 1816 году царским наместником на Кавказе был назначен знаменитый генерал Ермолов, начавший жестокую войну с горцами. В ответ народы Кавказа объединились и даже создали единое исламское государство – Имамат. Первым его главой – имамом – стал Гази-Магомед, затем Гамзат-бек, потом Шамиль.

Последний правил на Северном Кавказе четверть века и создал настоящее исламское государство, способное вести непрерывную войну. Шамиль реформировал традиционный горский уклад, заменил старинные местные законы на шариатское правосудие. Вместо ханов элитой сделались назначенные им наибы – наместники и командиры отрядов. Горцам удалось наладить производство холодного и огнестрельного оружия, пороха и даже пушек.

В состав Имамата входила большая часть Чечни, южного Дагестана и Адыгеи. Население государства составляло до 1 млн человек. Столицей при Шамиле была крепость на горе Ахульго в Дагестане, затем селение Дарго в Чечне, а после его разрушения русскими – аул Ведено.

Тридцать лет это государственное образование вело войну против России. Царские войска последовательно брали под контроль аулы, входящие в состав Имамата, а в 1859 году захватили последний оплот Шамиля – крепость Гуниб – и взяли в плен предводителя мятежников…

...Основной автомагистралью Дагестана является проходящая через республику трасса Ростов-Баку. Она идет через главные города республики – Дербент, Махачкалу, Хасавюрт. И поскольку заезжал я в республику с юга, после поездки по Азербайджану, то неизбежно следовал по этой трассе. Первым пунктом моего путешествия должен был стать Дербент.

В Дагестане вполне можно путешествовать автостопом, в том числе и на попутных маршрутках. Спрашиваешь у водителя автобуса «Добросите до города?», потом уточняешь «Только я без денег», и он, скорее всего, махнет рукой – мол, залезай. Таким образом, я и доехал от российско-азербайджанской границы до Дербента.

По пути разговорился с одним парнем, сидевшим рядом. Он рассказал немного про Дербент и про то, что интересного там можно посмотреть. Когда мы проезжали через какую-то речку по свежепостроенному мосту, я увидел рядом два других, полуразвалившихся. Один был старым, еще с каменной кладкой, другой – чуть поновее, с проржавевшими металлическими конструкциями.

- Смотри, видишь три моста, - сказал мне парень. – Тот крайний был построен при царе, не помню каком. Следующий – при Сталине. А новый, по которому мы проехали, только недавно. Так мы и называем эти мосты – царский, сталинский и путинский.

Вскоре автобус остановился на главном рынке Дербента. Старейший город на территории России встретил меня людскими толпами, жарой и криками уличных торговок. Главный рынок Дербента напоминает все восточные базары, что в Турции, что в Азербайджане. Есть, правда, одно существенное отличие: здесь, как и по всей России, почти большинство торговцев – женщины. Местные мужчины, в отличие от турок, не считают торговлю престижным занятием и отдают эту привилегию (как и уход за домом и детьми) своим женам.

Дербент – одновременно самый южный и самый древний город России. Первые поселения возникли здесь пять тысяч лет назад. А древнее название Дербента «Каспийские ворота» упоминается в трудах греческих ученых в 6 веке до нашей эры. Стратегическое значение города переоценить трудно. Дербент расположен на узкой равнинной полосе между Кавказскими горами и берегом Каспия. Таким образом, он, по сути, закрывает собой один из главных путей, соединяющих Европу и Азию. Поэтому Дербент часто переходил из рук в руки – им владели и арабы, и турки, и монголы, и персы. Петр Первый взял город во время персидского похода, но окончательно Дербент был присоединен к России в начале 19 века.

Рядом с рынком находилась старинная армянская церковь, превращенная в советские годы в музей. Ничего особенного там не было – обычный краеведческий набор из национальной одежды, оружия и утвари. Зато другой объект, находящийся чуть выше, на горе, заслуживает отдельного упоминания, так как внесен в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Крепость «Нарын-кала» была сооружена полторы тысячи лет назад по повелению иранских шахов. Ее площадь – около четырех с половиной гектар. Здесь сохранились сооружения различных эпох – античных, средневековых и нового времени. Есть руины дворца дербентского хана, бани, гауптвахта русских войск.

Как и во многих других городах, главная достопримечательность является местом паломничества молодоженов. Очередная свадебная процессия фотографировалась на фоне древних стен. Сама же крепость сохранилась на удивление неплохо – впрочем, видны следы реставрационных работ. Стены сложены из ровных прямоугольных булыжников, из бойниц виден весь город, а по многочисленным развалинам внутри крепости, заросшими травой и деревьями, можно бродить целый час. Помимо собственно крепости здесь есть парочка музеев и кафе для туристов.

Старая часть города, находящаяся рядом с крепостью, имеет крутой подъем, поэтому тротуары здесь сделаны в виде лестницы. Этот район похож на обычный мусульманский средневековый город – узкие и кривые улицы, частные дома, мечети. Здесь сохранился настоящий восточный колорит. Разве что в лавках продают не традиционные кушанья и наряды, а вполне современные напитки и еду. Но в остальном – чистый восток. Женщины ходят в платках, мужчины сидят на улицах за философской беседой, а чумазые дети бегают друг за другом и удивленно смотрят на заезжего туриста.

Махачкала: новая столица

12 августа 1722 года Петр I остановился лагерем в пяти верстах от резиденции шамхала. На третий день царь отслужил литургию в походной церкви Преображенского полка и положил возле нее камень, то же самое он предложил сделать своим приближенным. Вырос холм на месте будущего Порт-Петровска.

В. Марковин «Дорогами и тропами Дагестана»


Проехав на автобусе до конца города, я «проголосовал» минут десять и остановил машину до Каспийска. Водитель попался молчаливый и мало что рассказал о родном регионе, но зато провез меня на большую часть пути. Вслед за ним я остановил маршрутку и через некоторое время уже был в Махачкале.

Остановился я у парня по имени Багдат, с которым познакомился по Интернету. Он работал журналистом и фотографом, ныне снимал экспонаты главного махачкалинского музея, куда и повел меня на следующее утро.

Дагестанский государственный объединенный музей, находящийся на главной площади города, подробно рассказывает о народах республики с древнейших времен. Хранит личные вещи многих исторических деятелей, в том числе подушку имама Шамиля, саблю Тамерлана и так далее. А в расположенном неподалеку от него музее изобразительных искусств можно увидеть картины живописцев Теодора Горшельта и Франца Рубо, которые ярко и красочно передают все своеобразие Кавказской войны. Русские солдаты в форме идут в штыковую атаку, а навстречу им бегут чеченцы и дагестанцы в черкесках и с саблями наголо. Осмотрев экспозицию, я пошел прогуляться по городу.

Махачкала – удивительно молодой город по дагестанским меркам. Здесь каждый аул имеет многовековую историю, а столице республике всего чуть больше полтораста лет. Впрочем, свою родословную город ведет еще с петровских времен – по время персидского похода на этом месте был лагерь войск Петра Первого. Потом, в 1844 году здесь было построено военное укрепление, а в 1857 году оно получило статус города и название Порт-Петровск. Махачкалой город назвали в 1919 году в честь революционера Махача Дахадаева, расстрелянного белогвардейцами («кала» - «город, крепость»).

Может быть, как раз в силу своего возраста Махачкала выглядит очень неплохо. У меня, как и у многих россиян, представления о северокавказских республиках раньше сливались в единый образ – бедные регионы, исламский терроризм и так далее. Что касается бедности, то Дагестан сразу опровергает привычные стереотипы. В Махачкале, Дербенте и по дороге между ними можно увидеть множество магазинов, рынков, ресторанов и автосервисов. Сама столица Дагестана, даже ее спальные районы, пестрит различными вывесками, информирующими, что за ними скрывается баня, стоматология, парикмахерская, магазин или прачечная. Каждый делает какой-то свой маленький бизнес и получает с него более или менее приличный доход.

Кроме того, в центре города расположились роскошные особняки в несколько этажей с внушительной оградой. Местные бизнесмены и чиновники ни в чем себе не отказывают. Как говорят жители Махачкалы, дотации, которые приходят из федерального бюджета в Дагестан, в основном и трансформируются в это элитное жилье. В остальном город состоит из кирпичных частных домов и немногочисленных многоэтажек.

Правда, благоустройство в Махачкале оставляет желать лучшего. Чем ближе к окраинам, тем больше мусора разбросано во дворах и на улице. Некоторые кварталы трудно пройти, не зажав нос от зловония, доносящегося со двора. А рядом с домом Багдата находился район, который в народе любовно именуют Шанхаем. Сразу за особняками, выходящими на улицу, расположились хибарки, наспех сколоченные сараи и сооружения из кирпича. Все это смешивается без всякой планировки, а по узким переулкам можно проехать разве что на велосипеде. Здесь, кажется, на сто квадратных метров приходится сто жителей. "Бульдозер по этому району плачет", - замечают изредка заходящие сюда соседи.

Вообще же Махачкала, как и любой крупный город, сочетает в себе черты Востока и Запада. Новые мечети соседствуют с барами и дискотеками. Местные люди, несмотря на всю свою религиозность, любят выпить не меньше, чем русские. На пляже у Каспийского моря рядом с водой может сидеть женщина, закутанная в черное с ног до головы, но возле нее будут лежать несколько девушек в обыкновенных – то есть достаточно откровенном по мусульманским меркам – купальниках. Вечером же Махачкала вообще превращается в обитель разврата. По улицам проносятся машины с включенной на всю мощь музыкой, из ресторанов гремят звуки шансона, молодежь, в том числе юные девушки, гуляют по улицам. Словом, все это совершенно не походит на восточную страну.

Но в целом город производит будничное и мирное впечатление. А ведь всего несколько лет назад Дагестан считался в России одним из центров исламского терроризма, едва не обогнав по этому показателю соседнюю Чечню. В 2005 году чуть ли не каждую неделю из Махачкалы приходили сообщения о взрывах, перестрелках, убийствах министров и милиционеров.

- На этой улице два года назад был взрыв, - рассказал Багдат, когда мы шли вечером в прачечную. – Подорвался милицейский уазик. Погибли водитель и милиционер. Вот этот салон красоты тоже был почти разрушен, но его потом восстановили. А вон за той многоэтажкой, в частном секторе в одном из домов засели террористы. Туда пригнали несколько БТРов. В общем, полдня там что-то грохотало. Потом я узнал, что уничтожили трех террористов. Причем один из них был сыном профессора, сам аспирант. Увлекся, видимо, всей этой исламской пропагандой.

Сейчас эта улица была тиха и спокойна. Огни из окон домов, пару магазинов, редкие прохожие – все так мирно. Ни за что нельзя сказать, что здесь все несколько лет назад происходили такие кровавые бои. Последний раз события такого рода произошли в январе 2007 года. Тогда была крупная перестрелка с террористами, правоохранительные органы опять взяли штурмом дом, но после этого наступило временное затишье.

- В 2005 году в республике погибло больше полусотни милиционеров, в 2006 году – около тридцати, в этом году – только восемь, причем несколько из них – явно по криминальным причинам, - добавил Багдат. - Раньше любой убийство милиционера было событием. В основном потому, что, убив его, ты сразу становился его кровником. С этим, наверно, и связана нынешняя волна похищений людей. Милиция занялась родственниками этих террористов. Несколько раз приходили сообщения о пытках в милиции – там с ними не церемонятся. Но вообще народу совершенно пофигу – что те, что эти. Это уже их собственная война между собой, и нас она не касается.

Многие улицы названы в честь жертв терактов. Улица Гамидова – в честь министра финансов Дагестана, взорванного в 1996 году. Улица Абубакарова – в честь муфтия, убитого террористами в 1998 году. Улица Гусаева - в честь министра республики по национальной политике, убитого в 2003 году. Во всех случаях схема действий террористов была одинакова – в машинах жертв были заложены взрывные устройства.

И хотя волна терроризма спала, эта тема постоянно на слуху и не выходит из разговоров. Дагестанцы даже любят пошутить на эту тему. Однако цели и намерения ваххабитов для большинства остаются загадкой. И даже слово «ваххабит» многие произносят неправильно – говорят «ваххабист».

Ваххабизм, принесший столько несчастий Дагестану, - одно из ортодоксальных течений в исламе, возникшее еще в Средние века. Главные черты ваххабизма – вера в безусловно единого Бога и очищение ислама от различных чуждых ему примесей. Ваххабиты отвергают различные нововведения, не дозволенные исламом, и отрицают необходимость посредничества между Аллахом и человеком. Они пропагандировали необходимость вооружённой борьбы (газавата или джихада) против «неверных» и «лицемеров-вероотступников», в число которых записывали всех несогласных с их идеологией (в том числе муфтия Абубакарова).

Однако столь радикальные взгляды не находят массовой поддержки на Северном Кавказе. Большинство дагестанцев все-таки предпочитает ислам традиционного толка. А народ здесь, надо сказать, очень религиозный. Так, за несколько дней до моего приезда в республике стартовала акция "Дорога в рай". Поводом к ней стал тот факт, что главная мечеть Махачкалы – Джума-мечеть – уже не вмещает всех желающих помолиться. Чтобы провести ее реконструкцию, по телевидению объявили о сборе пожертвований. За три дня от дагестанцев на это святое дело поступило 25 миллионов рублей.

О том, что главная мечеть города, построенная десять лет назад, слишком мала для такой религиозной республики, я воочию убедился в пятницу. В этот день в Махачкале большой праздник. Тысячи горожан собираются на пятничную молитву. Студентов отпускают с лекций, людей постарше – с работы, и к часу пополудни все мечети постепенно заполняются людьми. Ближайшие улицы и переулки заставлены машинами – причем паркуются они в несколько рядов, и проехать автобусу становится уже очень трудно.

Джума-мечеть построена турецкими строителями и поэтому сильно напоминает Голубую мечеть в Стамбуле. Однако если в Стамбуле мечеть в основном посещают иностранные туристы и немногочисленные старые мусульмане, то здесь туристов вообще не сыскать, а приходят сюда представители всех поколений, социальных слоев и национальностей: рабочие и бизнесмены, школьники и студенты, обувные мастера и стоматологи, водители и милиционеры.

У входа толпятся несколько цыганок и выпрашивают милостыню. Впрочем, мусульмане подают им редко. В основном, все сразу устремляются к сооружению во дворе мечети, где производят ритуальное омовение – моют лицо, руки, ноги, и с чистой душой и телом идут в мечеть. Еще несколько женщин и детей торгуют кусками бумаги, чтобы можно подложить их на пол во время молитвы. Это кстати, вещь нужная – как я уже сказал, народу набирается много, и сотни верующих вынуждены молиться на улице.

За двадцать минут до начала молитвы один парень, заметив, что я фотографирую мечеть, спросил, кто я и откуда. Я рассказал, что путешествую по их республике, и спросил в свою очередь, что он думает по поводу ислама и распространения ваххабизма в Дагестане. Парень, которого звали Магорам, ответил мне так, как будут отвечать многие другие дагестанцы:

- Да, была у нас вспышка насилия два года назад, но она ни к чему не привела. Эти ваххабиты хотели жить по законам шариата. И пусть бы жили. На самом деле, шариат и конституция не противоречат друг другу. Все мы живем по одним правилам - не убивай, не кради и все такое.

Именно ислам как-то сплачивает столь разнообразную в национальном отношении республику. Кажется, нет в мире другого места, где народы и языки смешивались на таком небольшом участке земли. Здесь живут аварцы, даргинцы, лезгины, лакцы, кумыки и множество других народов. Ни один из народов не может похвастаться численностью больше полумиллиона человек, однако каждый имеет свой исторический район проживания, язык и даже национальную литературу.

В Махачкале, естественно, смешиваются все народы Дагестана, и главным языком общения является русский. В целом на Северном Кавказе незнание русского языка почти не встречается. А многочисленные контакты разных народов приводят к тому, что вывески и уличная реклама в северокавказских республиках почти всегда сделаны на русском – чтобы чеченец, заехавший на рынок Хасавюрта, или аварец, прибывший в командировку в Назрань, могли понять все, что им нужно. Что уж говорить, если даже известный чеченский бард Тимур Муцураев, воспевавший идею священного джихада против России, вынужден был петь на русском. Видимо, по его замыслу, только таким образом можно было убедить кавказские народы подняться на борьбу с оккупантами – используя язык оккупантов.

Однако если удалиться вглубь республики, в районы исторического проживания дагестанских народностей, местные наречия будут слышаться все чаще и чаще. Между собой жители сельских районов предпочитают говорить на родном языке, и только в Махачкале – плавильном котле дагестанского народа – русский язык занял главные позиции.

На первый взгляд кажется, что национальный вопрос в республике стоит достаточно остро. Действительно, многие конфликты, возникающие в республике, так или иначе связаны с национальными противоречиями. Даже смена бывшего президента Магомедали Магомедова, даргинца по национальности, на аварца Муху Алиева была воспринята как смена эпох. Аварцы, самый многочисленный народ в Дагестане, жаловались на засилье даргинцев в руководстве республики. Сейчас, вроде, этот перекос устранен. Впрочем, может быть, настало время жаловаться на засилье аварцев.

- Дело в том, что у нас, когда кто-то получит важную должность, то начинает устраивать к себе на работу всех своих родственников и односельчан, - рассказал Багдат. – Поэтому получается, что представители одной нации контролируют какой-то бизнес и вступают в конфликт с представителями другой нации, контролирующими другой бизнес. В большинстве случаев причины чисто экономического характера, но их стараются представить как национальные - мол, нас, лезгинов, зажимают аварцы.

На бытовом же уровне подобные проблемы возникают нечасто. Впрочем, у многочисленных дагестанских наций сложились определенные полушутливые-полусерьезные стереотипы в отношении друг друга.

Так, например, аварцы – смелые, напористые, но немного туповатые. Анекдоты про них – как про чукчей. Отмечу при этом, что рассказала мне это журналистка Хадижа из газеты «Молодежь Дагестана», сама аварка по национальности. Кумыки считаются самовлюбленными и мелочными. Лакцы – самыми хитрыми ("хитрый лакец" – так могут сказать даже не про лакца). Даргинцы якобы самые меркантильные, но одновременно самые предприимчивые. В советские времена они были главными спекулянтами, а даргинки до сих пор носят украшений больше, чем представительница любого другого народа.

Кроме того, каждый народ имеет даже какую-то экономическую специализацию. Например, специализация кумыков – вождение маршруток и такси, а у лакцев главный бизнес – изготовление обуви.

Эти стереотипы, разумеется, нельзя применить к представителям всех народов, населяющих Дагестан, однако что-то правдивое в некоторых из них есть. Так, совершенно неожиданно для меня оказалось, что родственники Багдата, лакца по национальности, действительно занимаются изготовлением обуви. В нескольких кварталах от его дома находится мастерская, где они работают. Созданный на дому цех производит внушительное впечатление – серьезные машины, заготовки из кожи, многочисленные инструменты.

Дагестанцы в большинстве своем не любят чеченцев. По их мнению, это народ лицемерный, кровожадный, на который нельзя положиться. К русским относятся со сдержанным уважением – по крайней мере, так мне все говорили.

Хотя столица Дагестана и обладает многими чертами, присущими республике в целом, судить по ней о жизни горцев неправильно. Тем более, Махачкала расположена на равнине и никаких горцев здесь не может быть по определению. Настоящий Дагестан с настоящими горцами лежит к юго-западу от столицы республики, там, где заканчивается прикаспийская равнина и начинаются суровые горы, там, где когда-то шла Кавказская война.
  • deleted_user нравится это

#3 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:41

ЧАСТЬ 2 - ТРОПАМИ ИМАМА ШАМИЛЯ

Буйнакск: взорванный дом

Если Махачкала ведет историю от Петра Первого, то город Буйнакск своим появлением обязан аж самому Тамерлану. По легенде войска азиатского правителя в 1396 году стояли лагерем у озера Темир-Хан-Шура. На месте стоянки возник аул под тем же именем. В 1834 году здесь были построены русские военные укрепления.

Город играл важную роль в Кавказской войне. Начиная даже с того факта, что отец будущего имама Шамиля зарабатывал на жизнь, продавая вино русским солдатам из Темир-Хан-Шуры. Потом его сын со своими мюридами неоднократно пытался взять крепость, но каждый раз неудачно. В 1922 году город был переименован в честь дагестанского революционера Уллубия Буйнакского.

В 1970 году Буйнакск сильно пострадал от землетрясения. Однако всероссийскую известность он приобрел в 1999 году. Тогда здесь произошел один из тех нескольких кровавых терактов, которые прогремели на всю страну и стали серьезным поводом к началу второй чеченской войны.

Дорога в Буйнакск начинается у поста ДПС на западном выезде из города. Здесь республиканская трасса Махачкала-Ботлих пересекается с федеральной трассой Ростов-Баку. Соответственно, направо дорога ведет в Хасавюрт и Грозный, налево – в Дербент и Баку, прямо – в горный Дагестан.

Первые десять километров трасса идет через горный перевал. Впоследствии мне часто будет встречаться подобные дороги – вначале они зигзагами поднимаются на гору, потом медленно с нее сползают. Машины едут медленно и осторожно, так что 10 километров некоторые водители могут преодолеть за полчаса.

Ну а дальше начинается серая холмистая местность, пока еще не сильно похожая на те образы Кавказа, что всплывают в воображении путешественника. Именно в таком месте и расположился город Буйнакск.

Остановился я у родственника Багдата, местного обувного мастера Мурада. Ему всего 23 года, но он уже имеет собственный обувной цех, где под его началом работают несколько человек. Сейчас, правда, был мертвый сезон, новых заказов не поступало, поэтому Мурад распустил всех работников по домам и сам лишь иногда садился за станок, чтобы сделать пару новых туфель или сандалей.

- Я полгода учился обувному делу и потом несколько лет работал в Махачкале, - рассказал Мурад. – Потом вернулся сюда, был чернорабочим, скопил немного денег и постепенно раскрутился до своего небольшого цеха. В общем, дело хорошее, прибыльное. Хороший работник может 10-15 тысяч получать. У нас это приличные деньги.

Пообедав дома у Мурада, мы пошли осматривать город. По дороге к нам присоединился его друг Марат.

Буйнакск похож на заштатный российский город, чем он в сущности и является. Несмотря на то, что, как и везде в Дагестане, здесь кругом высятся новые кирпичные дома, в целом выглядит город не очень. Многие улицы в центре города даже не покрыты асфальтом и каждая проезжающая машина поднимают клубы пыли. В Буйнакске много военных объектов, скрытых за серыми ограждениями с колючей проволокой. Есть еще несколько зданий-призраков, полуразвалившихся, без окон и обитателей.

Мы вскоре вышли к одному из таких зданий – дому бледно-желтого цвета с черными квадратными отверстиями вместо окон. Прямо за ним когда-то стояло здание, разрушенное в результате того самого теракта. 4 сентября 1999 года рядом с домом, в котором жили семьи военнослужащих, был подорван грузовик с несколькими тоннами взрывчатого вещества. Здание было разрушено, погибли 64 человека, в том числе 23 ребенка. Стоявший рядом дом сохранился, но был сильно поврежден.

- Помню услышал взрыв – его по всему городу было слышно. Прибежал сюда. Тут развалины, дым, кровь, женщины плачут. А на соседних улицах во всех домах стекла выбило, - рассказал Марат.

От самого взорванного дома не осталось ничего. После расчистки завалов здесь разбили небольшой сквер и поставили монумент в память о погибших. А стоящий рядом дом-призрак постепенно отстраивается. Здесь даже успели открыть стоматологическую поликлинику. Выглядит это немного зловеще: на первом этаже новенькие двери и ряд белых пластиковых окон, а прямо над ними – окна без стекол да металлические остовы балконов

Рядом с этим местом находится еще одна достопримечательность – Кавалер-батарея. Когда-то здесь была крепость, оборонявшая город от набегов Шамиля. Ныне осталось лишь несколько голых скал, на которых люди умудряются каким-то способом выдалбливать свои имена. А вечером скала превращается в место тусовок и романтических свиданий местной молодежи.

- Парень с девушкой придут сюда, зайдут в какую-нибудь расщелину, ну и … сам понимаешь, - сказал Мурад. – Здесь такое часто бывает.

Еще в городе есть дом, в котором останавливался Александр Дюма. В 1858 году французский романист предпринял поездку по России и среди всех прочих мест, захотел побывать на Кавказе. Вроде бы у него были планы написать книгу о Шамиле, но они так и остались неосуществленными.

А далеко на окраине находятся «Шамилевские ворота». Это нечто вроде двойной арки, словно высеченной из камня. Здесь, говорят, отряд Шамиля оборонялся от царских войск. Мы с Мурадом шли больше получаса, пока, наконец, не вышли к этой скале. Вокруг на много километров простирались холмы, поросшие лесом. Мимо текла река, а на берегу коровы выстроились в ряд и жевали травку.

- Вот в этих лесах наши ваххабиты прячутся, - сказал Мурад на полном серьезе, указывая на холмы.

- Что, правда? И много их тут у вас?

- Да нет, немного. Когда поступают к ним деньги, тогда делают вылазки, взрывают что-то. Но они мало кому нужны. Сейчас это уже редкость, - продолжил Мурад будничным голосом. – Последний раз было два месяца назад. На мосту проходила колонна, взорвалась бомба. Двое погибли.

Гимры: родина Шамиля

С окружающих высот беспрерывно палили пушки. Мюриды отразили множество атак, но силы были слишком неравны. После ожесточенного боя Гимры были взяты.

Шапи Казиев «Имам Шамиль»

За один день я объехал три места, священных для каждого дагестанца и знакомых всем, кто изучал историю Кавказской войны. В селении Гимры в 1797 году родился и начал свою деятельность имам Шамиль, на горе Ахульго он основал первую столицу Кавказского имамата, взятую русскими войсками в 1839 году, а в ауле Гуниб в 1859 году Шамиль закончил борьбу и сдался в плен.

В дорогу я отправился ранним утром. Водитель-милиционер, подвезший меня на уазике почти до самого аула Гимры, снова, как и многие другие дагестанцы, обругал ваххабитов, но отверг все обвинения в адрес милиции и ее нечестных методов:

- Нет, такое, если и случается, то очень редко. У нас ведь милиция под контролем, и некто не может безнаказанно пытать и похищать людей.

А на мое замечание о том, что я собираюсь посетить Чечню, он отреагировал спокойно:

- В некотором плане Чечня сейчас даже безопаснее Дагестана. По крайней мере, милиционеров там так часто не убивают и теракты реже случаются.

Дорога проходила мимо невысоких холмов и речных долин, пока не зашла в гимринский тоннель – самый длинный на Северном Кавказе. Тоннель длиной 4250 метров был открыт в 1993 году и позволил сократить дорогу Буйнакск-Гимры, которая раньше пролегала через горы. Место это имеет в Дагестане зловещую славу. Так как это стратегическая дорога, связывающая Махачкалу с горными районами, ваххабиты часто совершают сюда вылазки. В мае 2005 году произошло несколько перестрелок с боевиками, пытавшимися взорвать тоннель, а блокпост у выхода из тоннеля неоднократно обстреливался.

Тоннель, скорее всего, не ремонтировали со времен постройки. Асфальтовой покрытие скорее походит на грунтовую дорогу, неровную и узкую. С каменных сводов капает вода, и на земле образовываются огромные лужи. А освещение то появляется, то снова исчезает – поэтому водитель вглядывается в тусклый свет фар и лавирует между ямами.

Но долгий путь в тоннеле с лихвой был компенсирован потрясающим видом, открывшимся после выезда. Наконец-то начался настоящий Кавказ – ввысь уходят горы, поросшие лесом или покрытые травой, каменистые скалы нависают над дорогой. Линии электропередачи тянутся от одного холма к другому. Иногда извилистая дорога уходит по склону на гору – где-то там на вершине спрятан старинный аул – или наоборот, спускается вниз, где в глубине ущелья течет горная речка.

Через несколько километров начинались Гимры – родина имама Шамиля. Здесь родились двое первых проповедников газавата (войны с неверными) Гази-Магомед и Шамиль. Здесь же они начали бороться со старыми феодальными порядками и проповедовать законы шариата. Вскоре они стали проводниками мистического течения в исламе под названием «мюридизм», который принес тогдашней России столько же волнений, сколько нынешней – ваххабизм. Бывший поначалу элитарным мистическим направлением в исламе, мюридизм вскоре превратился в массовое течение, сплотившее горцев для борьбы с царскими войсками. К началу 30-х годов большинство обществ горного Дагестана признало шариат, а Магомед стал имамом – верховным правителем горцев.

Гази-Магомед и его верный советник Шамиль за несколько лет успели осадить крепость Внезапную в Чечне, совершили рейды на Дербент и Кизляр и призвали подняться на борьбу кабардинцев, черкесов и осетин. Однако командование российскими войсками в 1832 году предприняло ответный ход и начало наступление. Первым делом войска командующего левым флангом Кавказской линии барона Розена двинули на очаг восстания – аул Гимры. После ожесточенного боя Гимры были взяты, а Гази-Магомед и Шамиль, прибывшие на помощь родному аулу, укрылись в заблаговременно построенной у аула башне. Войска Розена осадили башню и обстреливали ее до тех пор, пока у горцев не закончилось оружие. Имам Гази-Магомед бросился из крепости на осаждающих и был пронзен штыками, Шамиль же разбежался и выпрыгнул так далеко, что оказался позади кольца военных. По легенде он чуть ли не в прыжке успел зарубить нескольких русских солдат. Так или иначе, почти чудом ему удалось спастись и бежать с места битвы.

Та самая старая башня не сохранилась – только развалины фундамента. Но местные энтузиасты построили лет десять назад новую башню на том же месте, в нескольких километрах от села. Внутри совершенно пусто, только по деревянной лестнице можно взобраться с одного этажа на следующий и, в конце концов, дойти до крыши, откуда открывается хороший вид на окрестности. Сложенная из камней, с бойницами и смотровой площадкой, она и правда напоминает старинную башню, и, наверное, многие путники, которые проезжают мимо и не имеют возможности прочитать мемориальные надписи, так и уверены, что это башня, с которой Шамиль совершил свой экстремальный прыжок.

Вокруг башни стоят мемориальные таблички, в том числе и такая: «Здесь приземлился имам Шамиль после прыжка из сакли в день гибели первого имама Дагестана и Чечни Гази-Магомеда». А деревья, ограды и мемориальные надписи увешаны разноцветными кусками ткани и платками.

Пожилой смотритель, живший в доме неподалеку, рассказал, что это место часто посещают как дагестанцы, так и российские и иностранные гости.

- У нас это называется «зиярат» - когда нужно приехать почтить священное для мусульман место.

- А что это за платки кругом развешаны?

- Ах это, - старик недовольно поморщился. – Суеверие. Старики и женщины оставляют куски ткани на память. Мы пытаемся с этим бороться, но они до сих пор уверены, что таким образом почитают память Шамиля.

До самого селения Гимры от башни нужно идти еще несколько километров. Дорога вначале идет вниз, а потом поднимается к аулу. Это настоящее горное селение – издалека кажется, что дома нависают один над другим и взбираются до вершины холмов. Если подниматься выше, то улицы становятся совсем узкими – между домами, отгородившимися каменными стенами, едва может проехать машина. На улицах совсем немного людей, только редкие жители сидят у входа в свои дома.

Интересно, что почти все мужчины, которых я встречал в ауле, имели бороды. Позже я узнал, что Гимры считаются чуть ли не главным оплотом ваххабизма в Дагестане. Несколько лет назад один местный житель бросил гранату в проезжавший мимо милицейский уазик, а другой обстрелял группу милиционеров. Память о великих земляках, не чуравшихся жестоких методов борьбы даже в отношении соплеменников, сильно вдохновляет местных ваххабитов. Впрочем, ко мне никто не проявил ни малейшей враждебности.

Прямо у входа в село находится монумент «Три имама». Самих имамов здесь нет – только три мощных колонны, которые венчает сверху звезда. А сбоку расположены обелиски с названием крупных сражений Кавказской войны – «Салты», «Ахульго», «Гергебиль», «Гуниб». Прямо как имена городов-героев у Кремлевской стены.

Я расспрашивал редких прохожих о том, как пройти к дому Шамиля. В конце концов, двое мальчишек довели меня до самого дома и указали на мемориальную доску. Я постучался в ворота. Открывший мне ворота пожилой человек не выказал ни грамма удивления. Поздоровавшись со мной, он пригласил меня во двор.

Справа от входа стоял вполне новый и ухоженный дом. Часть стены была сложена из новенького кирпича, в других местах виднелись следы свежей побелки, поэтому я спросил:

- Дом, наверно, много раз перестраивался с тех пор?

- Да, - ответил хозяин. – К сожалению, от старого дома ничего не сохранилось. Но выглядит он, в общем, так же, как и тогда. Только потомки Шамиля в свое время спорили из-за имущества, и дом пришлось разделить на две части. Вот за этой стеной другая половина, там тоже живут потомки Шамиля.

- То есть вы – потомок Шамиля?! – удивился я.

- Я потомок сестры Шамиля. В шестом или седьмом поколении, - сообщил хозяин.

Недалеко от дома Шамиля находится дом Гази-Магомеда, но там никакой таблички нет. Стена из серых кирпичей, металлические ворота – никак нельзя догадаться, что здесь родился первый имам Дагестана. Только живущая рядом старуха сказала мне, что дом находится именно за этими воротами.

От села до трассы нужно было идти пешком. Оставалось еще несколько километров, когда меня нагнал мотоцикл с коляской, на котором ехали двое мужиков. Я попросил подвезти меня. Поскольку оба главных места были заняты, пришлось запрыгнуть в коляску, и мы поехали дальше. Водитель захотел сэкономить и покатился по склону холма с выключенным двигателем. Дорога была неровная, без всякого намека на асфальт, поэтому мы, постепенно разгоняясь и подпрыгивая на каждом камне, катились вниз. Я с ужасом ждал, когда мы перевернемся, но вскоре холм закончился и наш трехколесный друг остановился.

Тут мотоциклисты решили залить в бак бензин из взятой в дорогу канистры. Однако оказалось, что один из них неплотно закрутил крышку и весь бензин по дороге вытек. Впрочем, они философски восприняли несчастье, откатили свое транспортное средство на обочину и сели рядом с ним, ожидая, когда мимо проедет водитель, который может поделиться бензином. Я же, поблагодарив их за помощь, пошел дальше.

Ахульго: первая столица имамата

Я никогда еще так не был мал
Как некогда на Ахульго вершине
Я от нее преданья услыхал
О прадедах, что здесь врагов крушили.

Расул Гамзатов

Благодаря постройке новой дороги вдоль берега реки Андийское Койсу попасть в Ахульго очень просто. Автодорога, соединяющая Махачкалу и Ботлих, проходит через 130-метровый тоннель, прорытый в горе прямо под первой столицей Имамата. Я поболтал с милиционером, стоявшим на посту у выезда из Гимров, и он посадил меня в проезжавшую маршрутку. Ее водитель и высадил меня у Ахульго.

Длинные ступени слева от дороги точно указывали, как взойти на гору. Перила, сплошь увешанные разноцветными тряпками, подтверждали тот факт, что это место считается священным для каждого дагестанца. Рядом с лестницей стоял микроавтобус с табличкой «Зиярат».

По лестнице приходится взбираться очень долго. Тут было достаточно многолюдно. Навстречу спустилось несколько пожилых женщин – пассажиров того самого автобуса, еще пара человек обогнали меня по пути наверх. Несколько сотен шагов – и я на вершине.

Итак, после гибели первого имама Дагестана Гази-Магомеда у гимринской башни и убийства второго имама Гамзат-бека в мечети аула Хунзах (об этом я расскажу позже) лидером мятежных горцев стал третий и последний имам Шамиль. На эту гору он перевез свою семью и ближайших советников и основал здесь свою столицу.

В свое время гора считалась практически неприступной. На Ахульго были созданы мощные стены и укрепления, подземные ходы и пещеры. Система обороны включала башни, артиллерийские орудия, траншеи и завалы. Однако отсюда велось управление непокорным исламским государством, поэтому русское командование неизбежно должно было предпринять поход на Ахульго.

Войска генерала Граббе подступил к Ахульго 12 июня 1839 года, но лишь через три месяца, в конце августа, после долгих кровопролитных боев крепость удалось взять. Художник Франц Рубо, впоследствии создавший панорамы «Оборона Севастополя» и «Бородинская битва», написал панораму «Штурм аула Ахульго» - по одному этому факту видно, насколько масштабной и значимой представлялась эта битва царскому правительству. Панорама до наших дней полностью не дожила, ее фрагменты можно увидеть в музее в Махачкале.

Не дожил до наших дней и сам аул. На пустынной вершине горы, поросшей сухой серой травой, сохранились лишь руины. Развалины стен, остатки фундамента или просто груды камней – и таблички, извещающие о том, что на это месте находилось: мечеть, главный штаб Шамиля или хранилище, откуда осажденные брали воду.

У остатков штаба имама, сложенного из камней неровной формы и увешанного разноцветными платками, склонились в молитве четверо мужчин. Примечательно, что на одном из них была футболка олимпийской сборной России с надписью «Russia». Такие майки почему-то очень популярны в Дагестане. И даже здесь ее можно увидеть на человеке, почитающем память Шамиля, который четверть века боролся с этой самой «Рашей».

Вид с вершины Ахульго поражает. Вокруг возвышаются горы, совсем рядом проплывают облака. Где-то далеко внизу течет река Андийское Койсу, с другой стороны через пропасть перекинут мост. И даже несмотря на то, что между горами проложена новая асфальтовая дорога, машины едут по ней осторожно, чтобы не соскочить в разверзшуюся в двух шагах пропасть.

Даже сегодня взобраться на гору без альпинистского снаряжения будет сложно, а уж делать это под градом пуль и камней, преодолевая ощетившиеся штыками траншеи, кажется просто самоубийством. В одной книжке, посвященной Шамилю, современный автор-дагестанец долго расписывал героизм и мужество восставших, но в конце главы словно нехотя добавляет: «Не менее поразительной была храбрость русских солдат. Они штурмовали Ахульго на плечах друг у друга, взбираясь на веревках и лестницах над головокружительной пропастью, под огнем мюридов и лавинами камней. К сожалению, история сделала этих отчаянных удальцов не союзниками, а противниками».

Штурм, стоивший жизни многим русским и дагестанцам, закончился победой царских войск. Война могла бы закончиться уже здесь, однако судьба снова была на стороне Шамиля – ему опять удалось ускользнуть в последний момент. Он бежал в Чечню и там, в непроходимых лесах Ичкерии, сражался с русскими еще двадцать лет.

Гуниб: последний оплот

Спустилась тьма, безмолвие в горах.
Молчанье грозно предвещает бой.
Последний стан, и нет пути назад.
Гуниб в кольце – он обречен судьбой

Тимур Муцураев

Далее мой путь лежал на юг – в Гунибский район Дагестана. Сперва меня подвезли двое водителей, ехавших из Ботлихского района в Махачкалу. Когда мы проезжали в тоннеле под Ахульго, они притормозили, склонили головы, поднесли ладони к лицу и прочитали короткий отрывок из Корана.

- Это святое для всех нас место. Сюда приезжал царь и спросил потом у Шамиля: «Там ведь только горы и скалы. Зачем ты столько лет воевал за них». А Шамиль сказал: «Я хотя бы воевал за свою родину. А тебе-то зачем эти скалы?» - рассказал один из водителей

Он поведал мне еще несколько подобных баек и добавил:

- Это был настоящий лидер. Тридцать лет воевал за идею.

- Но ведь в итоге все равно проиграл, - заметил я.

- Да, конечно. Он ведь сам потом сказал: «Если бы я знал, что Россия такая большая, мне бы и в голову не пришло с ней воевать».

Водители высадили меня у поста, откуда я часом ранее выехал в сторону Ахульго. Однако того доброжелательного милиционера на посту уже не было, а сменивший его сотрудник ДПС отнесся ко мне недоверчиво. Он даже записал мои паспортные данные в специальную тетрадь, но после все-таки поймал для меня попутную машину – КАМАЗ, ехавший до Ирганая.

По дороге дальнобойщик проехал мимо Ирганайской ГЭС – одной из нескольких гидроэлектростанций, которые мне довелось увидеть в Дагестане. Здесь много горных рек, поэтому в республике идет активное строительство новых электростанций. Власти говорят, что сегодня в Дагестане больше ГЭС, чем в любом другом российском регионе – целых двенадцать. При этом энергетический потенциал региона освоен только на малую часть и здесь планируется построить еще несколько подобных сооружений.

Строительство ГЭС сильно меняет русла рек, и создает водохранилища – большие озера с пресной водой и протянувшимися на несколько километров берегами. Дагестан сейчас превратился в настоящую страну озер, идеальных для купания и рыболовства. Однако красивые берега, плавно переходящие в высокие горы, пустуют – туристов из других регионов России пока нет.

Я пешком прошел Ирганай – небольшое селение, раскинувшееся на берегу водохранилища – и на двух машинах доехал до Гергебиля, еще одного легендарного аула, пережившего во время Кавказской войны несколько важных сражений. А до самого Гунибского района меня довез мировой судья из Махачкалы, ехавший на дачу со своим сыном-студентом.

Мы заговорили о прошлом и будущем Дагестана. Кстати, несмотря на все уважение к Шамилю, сепаратистских настроений в республике встретить почти невозможно. Вот и судья заговорил о том же:

- Хорошо сказал Расул Гамзатов. «Дагестан добровольно не входил в состав России и добровольно не выйдет». Конечно, мы без России жить не сможем, - продолжил он. - Вон те же абрикосы, которые пол-Дагестана выращивает – где мы их будем продавать, как не в России.

В сам Гуниб судья не заезжал, поэтому остановился на повороте и попросил водителей стоявшей неподалеку машины довезти меня до крепости. Один из водителей оказался начальником районного отдела связи, второй – директором торгового дома. Ездили они на рыбалку, оба сильно промокли во время дождя, но, узнав о моей проблеме, решили довезти прямо до крепости.

- Мы раньше работали инструкторами на турбазе, которая стоит рядом с крепостью, - рассказал директор торгового дома. – Тогда много народу приезжало – со всего Союза. А сейчас почти никого нет, так что на турбазе теперь сделали пионерлагерь.

На вершину горы мы ехали добрых полчаса. Вначале миновали Нижний Гуниб, больше похожий на небольшой город, нежели на село – с современными постройками и центральной площадью, где на стене двухэтажного дома висел огромный портрет Шамиля (такие портреты можно часто увидеть в Дагестане). А потом узкая дорога начала спиралью подниматься по горе – мимо старых каменных и кирпичных домов, изгородей, абрикосовых деревьев и скал, возвышавшихся над дорогой на несколько десятков метров. Рыболовы по пути позвонили своему знакомому, работавшему в лагере, и тот устроил меня на ночь в одну из комнат, пустующих в ожидании туристов. Так что на саму крепость я отправился утром следующего дня...

...Мы оставили Шамиля в тот момент, когда он сбежал из Ахульго в Чечню и там продолжил свою «борьбу против неверных». В марте 1859 года последняя столица Имамата – чеченский аул Ведено – была взята русскими войсками. Большинство сподвижников Шамиля перешли на сторону царского правительства, а имам с немногочисленными сторонниками отступил в горный Дагестан, где укрылся в крепости Гуниб. 9 августа крепость была блокирована, после нескольких недель осады русские войска взяли ее штурмом, а 25 августа имам Шамиль сдался в плен генералу Барятинскому.

На склонах горы, ставшей последним оплотом Шамиля, ныне пасутся коровы. Это и есть основные обитатели горы – я не увидел ни одного человека, у которого мог бы спросить дорогу. Только минут через десять один подросток погнал наверх к крепости нескольких телят. Звали его Мурад, жил он с родителями в доме неподалеку, и, выслушав мой вопрос, указал мне направление и объяснил дорогу. Когда же он увидел, что я иду не туда, куда нужно, то крикнул: «Эй, не туда», и, оставив телят, отправился показывать мне верный путь.

На склоне горы не было ни ступенек, ни сколько-нибудь заметной тропинки, которая вела бы наверх. Подниматься пришлась по мокрой траве, обильно унавоженной гунибскими коровами. Но, в конце концов, хватаясь за немногочисленные кустарники и камни, мы взобрались к крепости.

В отличие от Ахульго, где остались лишь развалины, в Гунибе сохранилась настоящая крепостная стена. Правда, местами она совершенно разрушилась, а кое-где, если перелезать через проломы в стене, от них начинают отваливаться камни. Но все равно – выглядит это сооружение грозно и внушительно. Стена сильно изгибается и под углом почти в 45 градусов поднимается к вершине горы, где виднеется боевая башня цилиндрической формы.

- А откуда царские войска наступали? – спросил я Мурада.

Мой проводник подумал секунд десять, потом указал в направлении Нижнего Гуниба:

- Оттуда наступали русские. А с другой стороны аварцы стояли.

Через несколько минут мы забрались на самую вершину горы. Облака были уже не вровень со мной, а далеко внизу. Густой белый дым изредка расстилался и давал возможность увидеть окрестности – несколько селений, леса, поля, реку, текущую на север, и горы, окружающие эту речную долину. Приблизительно то же самое видел отсюда Шамиль, когда на вершину взбирались русские солдаты. Здесь его многолетняя борьба подошла к концу, и имам, окинув последним взглядом некогда подвластные ему земли, решил принять ультиматум генерала Барятинского.

После спуска с крепости Мурад отвел меня в так называемую «беседку Шамиля» – месту, где генерал Барятинский принимал сдавшегося в плен Шамиля. Находится она на территории «Природного парка Верхний Гуниб». За вход в него с автомобилистов даже берут деньги, но нам, пешеходам, стоявший у входа охранник позволил пройти бесплатно.

Увидеть в точности то, что здесь происходило 25 августа 1859 года, можно на картине немецкого живописца Теодора Горшельта, находившегося на месте событий. Хранится она в музее изобразительных искусств Махачкалы. Ну а мне, за неимением картины, все вкратце объяснил Мурад:

- Вот у этого камня он совершил намаз, а потом сдался в плен, - сказал он.

Над этим камнем ныне стоит ротонда, а рядом на стене указаны основные вехи Кавказской войны – от провозглашения первым имамом Гази-Магомеда до взятия Гуниба. Табличка рядом извещает, что на этом месте будет сооружен монумент в память о героях Кавказской войны.

Примечательно, что имам Шамиль, главный враг Российской империи, не был после этого казнен. Имама, бывшего уже к тому времени седым старцем, отвезли в Москву и Петербург. Там он побывал при дворе и встретился с императорской семьей, после чего имама отправили в почетную ссылку в Калугу. Ему был выделен дом и назначено содержание за государственный счет. Под конец жизни Шамиль, как и полагается каждому мусульманину, совершил хадж к святым местам, посетив по пути Киев, Стамбул, Александрию, Мекку. В Медине, на территории современной Саудовской Аравии, Шамиль скончался и был похоронен в 1871 году.
  • deleted_user нравится это

#4 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:44

ЧАСТЬ 3 - НА СТЫКЕ ГОР ЧЕЧНИ И ДАГЕСТАНА

Хунзах: аул Хаджи-Мурата

- …Ну, убили их, и Гамзат въехал в Хунзах и сел в ханском дворце, - начал Хаджи-Мурат. - Оставалась мать-ханша. Гамзат призвал ее к себе. Она стала выговаривать ему. Он мигнул своему мюриду Асельдеру, и тот сзади ударил, убил ее.
- Зачем же он убил ее-то? - спросил Лорис-Меликов.
- А как же быть: перелез передними ногами, перелезай и задними. Надо было всю породу покончить. Так и сделали. Шамиль меньшого убил, сбросил с кручи. Вся Авария покорилась Гамзату, только мы с братом не хотели покориться. Нам надо было кровь его за ханов.

Лев Толстой «Хаджи-Мурат»

До Нижнего Гуниба меня подвез дальнобойщик на КАМАЗе. Попытки найти Интернет-кафе на центральной площади аула оказались неудачными. Работники единственного компьютерного клуба после громкого стука открыли дверь и сообщили, что в Интернет у них можно выйти «только через телефон, а телефон у Султана, а Султан куда-то ушел».

Тут же на центральной площади Гуниба я остановил «Волгу», на которой два парня ехали в Гергебильский район. Один из них, по имени Шамиль, живет с родителями в Москве и учится в Академии правосудия. Но свою родину он не забывает и приезжает сюда на отдых каждое лето.

По пути мы остановились у Гунибской ГЭС имени Расула Гамзатова, открытой всего два года назад. С бетонной 73-метровой плотины далеко вниз низвергался поток грязной воды – зрелище ужасающее и завораживающее.

В селе Курми ребята передали меня в руки седого старика на «Жигулях». Оказалось, что это глава сельской администрации. Жители села избирали его на этот пост уже несколько раз, и он весь был в делах и заботах. «То со светом проблемы, то мусор нужно вывести, то еще что-то», - рассказал он по дороге. По его словам, село жило в основном за счет абрикосов, и никакой другой работы здесь не было.

- Десять месяцев отдыхаем, два месяца работаем, один день продаем и снова отдыхаем, - описал старик производственный процесс.

До Хунзаха после этого нужно было проехать лишь 30 километров, но преодолел я их несколько часов, сменив по пути шесть машин. Обычное дело – каждый водитель едет до соседнего села и подвезти может только на пару километров. При этом по пути я нашел сразу несколько мест ночлега, так как почти каждый водитель на прощание приглашал в гости. Происходило это приблизительно таким образом: «Если не найдешь попутную машину, заходи в гости. В селе спросишь, где живет Магомед, у которого красная «девятка», тебе любой скажет».

До поворота на село Гоцатль меня довезли двое ребят на машине с питерскими номерами. Водитель, родом из Гоцатля, ныне живет в Питере, но, как и все выходцы из Дагестана, остается большим патриотом своей малой родины.

- Гоцатль – единственное село, которое не платило налогов хану в Хунзахе, - отметил он с гордостью. – Поэтому мы – жители Хунзаха и Гоцатля – исторически друг друга недолюбливаем.

Были, впрочем, и более веские причины для ненависти. Во время Кавказской войны второй имам Гамзат-бек, выходец из Гоцатля, захватил Хунзах, однако был убит заговорщиками. По идее два села до сих пор могла вести кровавую междоусобицу, однако местные жители сказали, что между людьми никакой особенной вражды не наблюдается.

До самого Хунзаха меня довезли трое работников Ирганайской ГЭС. Вскоре пошел дождь, и ехать куда бы то ни было мне хотелось все меньше и меньше. Но один из работников по имени Гусейн позвал к себе в гости и я благополучно остановился на ночь в доме, где жила его многочисленная семья. Дом был простой, без изысков: на крыше – спутниковая тарелка, однако туалет – на улице.

Хунзах – еще один героический аул. Лежащий в самом сердце горного Дагестана, он долгое время был столицей Аварского ханства. Во время Кавказской войны ханство находилось под покровительством России и было последним оплотом пророссийских настроений на Северном Кавказе. Имам Гази-Магомед долго склонял ханство принять шариат и присоединиться к газавату, однако ханша Баху-Бика упорно отказывались. И только после смерти Гази-Магомеда, когда новым имамом был провозглашен Гамзат-Бек, ханство удалось взять. В 1834 году отряды Гамзат-Бека захватили Хунзах и истребили ханскую семью. Новый имам сделал Хунзах своей резиденцией.

Однако его правление было недолгим. В покоренном Хунзахе созрел заговор, главным вдохновителем которого был Хаджи-Мурат, близкий друг ханской семьи и будущий герой повести Льва Толстого. Заговорщики подстерегли и убили Гамзат-Бека в хунзахской мечети. Поклонники шариата также были убиты или изгнаны из аула, а Хаджи-Мурат стал его старшиной. Как раз после этого Шамиль и стал имамом и начал свою многолетнюю борьбу с Россией. Позже Хаджи-Мурат перешел на сторону имама, Хунзах вошел в состав Имамата, и знаменитый горец стал править там уже в качестве наиба Шамиля. Однако потом произошли события, описанные в повести Льва Толстого – переход Хаджи-Мурата к русским, его бегство и трагическая смерть во время погони.

В Хунзахе дома, как и в старину, складывают из камня: древесину в этих небогатых лесом горах достать нельзя, а кирпич слишком дорог. Асфальтовое покрытие есть только на главных улицах, остальные либо вовсе обходятся без покрытия, либо вымощены теми же камнями. В результате аул выглядит приблизительно так же, как и много веков назад – узкие кривые улицы, скромные дома, огороды. Из современных нововведений – только редкие автомобили да линии электропередачи

Главная природная достопримечательность Хунзаха – несколько водопадов. Само село находится на вершине горы и отсюда вниз, в лощину низвергаются потоки воды. Куда они текут дальше, уже не видно – все скрыто облаками, которые в пасмурную погоду словно подпирают Хунзах с нескольких сторон.

Местный филиал Дагестанского государственного музея находится в доме офицера царской армии. Вообще, со времен Аварского ханства построек не сохранилось – ни ханского дворца, ни мечети, в которой был убит Гамзат-бек. Пожалуй, могила второго имама – как раз единственное, что осталось от той эпохи. Находится она на городском кладбище, туда меня довел директор музея Шамиль Алиев.

Над могилой теперь сделали новое надгробие и поставили ограду. Видно, что она тоже является местом паломничества людей со всего Дагестана. Несмотря на то, что имам силой оружия склонил Хунзах к газавату, сейчас его уважают наравне со всеми остальными имамами.

- А Хаджи-Мурат, хоть и был уроженцем Хунзаха, похоронен не здесь, - рассказал Алиев. – Когда он сбежал от конвоя, его поймали и убили в Азербайджане, там же и похоронили. А голову отправили в Петербург, она сейчас находится в Кунсткамере. Мы с ними долго вели переговоры – чтобы голову похоронили вместе с телом, но пока результатов нет. Видимо, голова большую ценность представляет.

В соседнем селе Арани сохранилась царская крепость послешамилевских времен. От крепости, правда, остались только стены. Внутри уже находятся современные постройки: больница и войсковая часть. А рядом с крепостью стоит большая каменная башня. Наверно, внутрь давно уже никто не заходил, потому что когда я открыл деревянные ворота, навстречу мне выбежал заметно отощавший черный пес.

Я дошел до выезда из села и начал голосовать у дороги. Первым меня подвез ехавший на уазике начальник пожарной службы Хунзахского района по имени Магомед. Он оказался чуть ли не первым человеком в Дагестане, кто знал, что такое «путешествовать автостопом». Магомед в свое время учился в Липецке и работал в Красноярске, а когда узнал, куда я еду, спросил:

- А на родину Расула Гамзатова заехать не хочешь? Это здесь рядом, село Цада. Там дом-музей Гамзатова. Поехали, заодно пообедаешь.

Дом-музей, правда, был не Гамзатова, а его отца Гамзата Цадаса. Впрочем, это был их родовой дом, и здесь свои детские годы провел сам Расул Гамзатов – личность легендарная и известная не только в Дагестане.

Первый этаж музея скорее напоминал этнографический музей, вроде тех, что во множестве встречаются в соседней Грузии – утварь, инструменты, мебель, обычная для аварских домов. А второй этаж уже больше походил на дом-музей поэта – фотографии, книги и цитаты из стихотворений. Пожилая смотрительница музея все норовила заговорить со мной по-аварски, но Магомед предупредил, что я из Москвы и местного языка не знаю.

Знаменитый аварский поэт, писатель, политический деятель Расул Гамзатов прожил долгую жизнь и скончался всего несколько лет назад. Самым известным его произведением стало стихотворение «Журавли», положенное на музыку Яном Френкелем и исполненное со сцены Марком Бернесом. В Дагестане есть несколько посвященных поэту монументов, которые так или иначе перекликаются с сюжетом этой песни. Самый известный после Шамиля дагестанец, Расул Гамзатов и после смерти пользуется настоящим уважением среди земляков.

После осмотра музея мы зашли к Магомеду домой, а его жена приготовила нам обед. Минут через двадцать, сытый и слегка опьяневший от выпитых с Магеметом нескольких рюмок водки, я уже стоял на дороге. Путь мой лежал на запад – в Ботлихский район.

Ботлих: по местам чеченской оккупации

К вторжению вооруженных чеченских соседей – «знатоков шариата» – горцы Дагестана отнеслись резко отрицательно. Прежние отношения, основанные на взаимном уважении и поддержке, были перечеркнуты вероломством и предательством.

Г. Трошев «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала»

Двое сельчан довезли меня километров на двадцать, после чего я сел на автобус, идущий в Харахи. По приезде в это село мне показалось, что маршрут был выбран не совсем удачно – попутных машин не было вовсе. В течение сорока минут из Харахи не выехала ни одна машина, так что дальше пришлось пойти пешком. И только через полчаса сзади раздался шум мотора, и из-за поворота показались «Жигули». Я поднял руку, и машина остановилась.

Водитель Мусса из Хасавюрта ездил по селам в поисках работников. Он занимался сельским хозяйством и сейчас искал людей на уборку урожая. Разговор у нас зашел о второй чеченской войне:

- Я сам месяц в окопах провел в 99-м году, - рассказал он. – Купил сам оружие, нас со всего района собралось шесть тысяч человек в ополчении. Обороняли Хасавюрт. «Чехи» тогда были в 15 километрах от города, а из России прислали каких-то пацанов необстрелянных. Мы уже город защитили, хотели дальше в Чечню идти, но нам не дали – отправили туда федеральные войска.

Отмечу для тех читателей, которые не разбираются в неполиткорректном сленге Северного Кавказа: «чехи» - это не жители Чехии, а чеченцы. Как и почти у всех встреченных мною дагестанцев, отношение к соседнему народу у Муссы было резко отрицательное: «Правильно сказал Ермолов – эта нация не подлежит перевоспитанию, только уничтожению».

Вообще на чеченцев он был в большой обиде. Главное, что ему не нравилось – что Чечня известна всему миру, а про Дагестан, и тем более про аварцев, почти никто ничего не знает даже в России.

- Они же даже Шамиля называют «имам Чечни и Дагестана» – то есть Чечня на первом месте, Дагестан на втором. На самом деле они воевать совсем не хотели, им лишь бы пограбить и поворовать. Но Шамиль туда пришел и заставил их тоже против русских идти.

Через некоторое время, проехав блокпост на въезде в Ботлихский район, мы добрались до самого селения Ботлих.

Ботлихский район известен каждому, кто сколько-нибудь подробно следил за ходом второй чеченской войны. Началась она именно здесь, на территории соседней с Чечней республики. 7 августа 1999 года отряды боевиков под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба с громким названием «Исламская миротворческая бригада», вошли в Ботлихский район. Кстати, были в этих отрядах не только чеченцы. Значительную часть составляли иностранные наемники плюс огромное количество ваххабитов из самого Дагестана. Дагестанские исламские радикалы, бывшие в розыске в России, незадолго до этого сбежали в Чечню и сформировали нечто вроде «правительства в изгнании» - Исламскую шуру Дагестана. Лидер дагестанских ваххабитов Багауддин Кебедов уговорил чеченских полевых командиров помочь дагестанским мусульманам в освобождении «от оккупации неверными». Он утверждал, что в случае ввода отрядов исламистов в Дагестан, население республики поддержит их и поднимет всеобщее антироссийское восстание.

Однако боевики просчитались. Вначале отряды местного ополчения и милиции поднялись на борьбу с «братьями-мусульманами», а затем подоспели федеральные войска и выбили боевиков с занимаемых позиций. Позже попытки прорыва были предприняты в других районах Дагестана, но везде они закончились плачевно. В сентябре 1999 года российское правительство заявило, что терроризм следует разгромить в его логове – Чечне. Федеральные войска вошли в самопровозглашенную республику, премьер Путин произнес знаменитую фразу про «мочить в сортире», и война, прерванная в 1996 году, началась во второй раз.

В 99-м году главной проблемой для российского командования было отсутствие крупных воинских формирований на границе с Чечней. Федеральные войска приходилось перебрасывать сюда с достаточно больших расстояний. И хотя в Чечне провозглашено налаживание мирной жизни и никаких намеков на очередную войну не видно, в Ботлихе, тем не менее, было решено разместить военную часть и даже построить для этой цели военный городок, где будут жить военнослужащие с семьями. У меня были контакты одного человека, работавшего на строительстве городка, – он и помог устроиться в общежитие для рабочих.

Военный городок находится в стороне от самого села. Интересно, что пропускного режима там нет никакого, зайти и выйти туда может любой желающий. Общежития располагались в нескольких огромных ангарах. Потом в них, наверно, разместят самолеты и вертолеты, а пока деревянные перекрытия разделили помещение на несколько комнат. В каждой находится ряд двухэтажных кроватей, парочка столов и прочая утварь, рассчитанная на неприхотливых рабочих.

Мой знакомый вскоре отправился обратно в Буйнакск, оставив свою койку мне в наследство, а я стал знакомиться с местным народом. Были здесь люди со всех концов Дагестана и даже из других городов России, всех возрастов и социальных классов – молодежь и старики, студенты и профессиональные строители, те, кто безвылазно работает здесь уже больше года, и те, кто приехал сюда только на каникулы.

Рашид из Буйнакска провел для меня экскурсию по городку. Сам он работал здесь уже два месяца – хотел заработать на учебу. Заплатить обещали солидную сумму – 50 тысяч рублей за восемь недель работы.

Последние несколько дней здесь лил дождь и окрестности общежития превратились в грязевое море. Все работяги утопали в грязи по щиколотку. Наиболее умные гуляли, сняв носки, одев тапочки и засучив брюки до колен. Однако, чем дальше от общежитий и чем ближе к будущим домам офицеров, тем больше военный городок напоминал поселок элитного жилья. Новые просторные домики в два-три этажа для военных плюс вся инфраструктура, необходимая для того, чтобы жить здесь со всей семьей. Рашид показал мне школу, где он занимался укладкой пола. Кроме того, здесь возводилась отдельная столовая, детский сад, клуб для офицеров с бильярдом и прочими развлечениями. Кругом шла стройка – ездили КАМАЗы с щебенкой и бетоном, офицер куда-то вел целую роту стройбатовцев, вооруженных лопатами, а рабочие, переругиваясь друг с другом, клали асфальт, таскали стройматериалы или просто курили, присев на тротуаре.

Брат Рашида по имени Шамиль у строительного вагончика мыл штаны под краном, установленным у огромной цистерны с водой. Мы присели отдохнуть и тоже заговорили о второй чеченской войне.

Оказалось, что до приснопамятного всем дагестанцам 99-го года братья жили в селении Карамахи. Это село вместе с находящимся недалеко от него Чабанмахи известно на всю страну под названием «Кадарская зона». Данный автономный ваххабистский анклав существовал несколько лет на территории Буйнакского района. В 1997 году ваххабиты изгнали местную администрацию из сел Карамахи, Чабанмахи и хутора Кадар, выставили вооруженные блок-посты на въезде в населенные пункты.

В сентябре 1999 года, одновременно с началом военной операции в Чечне, подразделения внутренних войск заняли ваххабистские села и «независимая исламская республика» прекратила свое существование.

Однако у ребят от правления ваххабитов особого негатива не осталось.

- Они нам жить не мешали, и мы им не мешали, - сказал Рашид. - Хотя, кстати, при них был порядок строгий. Воровства даже не было. Машину можно было где угодно оставить незакрытой и никто бы ее не угнал. Просто они строго правили - кто алкоголь употребляет, тех палками публично били, кто воровал… тем, конечно, руку не отрубали, но тоже строго наказывали.

- И как все закончилось?

- Однажды утром село начали обстреливать из "Градов" - без разбору, кто там ваххабит, а кто простой житель. Мы еще до обеда уехали к родственникам в Буйнакск. А сейчас, как я слышал, там порядки уже не те – и пьют, и воруют.

- Так что получается, что при ваххабитах лучше было? - спрашиваю.

- Да, наверно, - ответил Рашид.

Однако Шамиль возразил:

- Я так не думаю. Там ведь все только на страхе держалось. А люди сами должны понять, что воровать и убивать нехорошо…

В итоге на ночь я устроился в вагончике, где жили Рашид и Шамиль. На соседней койке спал пожилой житель Буйнакска по имени Ибрагим. Он был профессиональным строителем, в свое время работал даже в Чечне и поделился своими мыслями о взаимоотношениях чеченцев и дагестанцев.

- Я работал в Курчалое, - рассказал он. – Познакомился со многими чеченцами, в том числе боевиками. Конечно, есть среди них хорошие люди, но плохих - очень много. Они сами говорят – это нас бог наказал, потому что среди нас много воров и убийц. Ведь после первой войны у нас было много беженцев из Чечни, все тут старались приютить их, дать ночлег. А потом, когда чеченцы уезжали, многие недосчитывались денег или чего-то из мебели. Видишь, как они относятся к нам.

- А сейчас здесь беженцев нет?

- Нет, конечно. После того, как они на нашу землю с оружием ступили, им здесь никто не поможет. Я вообще не понимаю, зачем они сюда пришли.

- Вроде как хотели освободить вас от «русского владычества».

- Да какое там русское владычество, - старик махнул рукой. - Вот я, например, правоверный мусульманин. Пять раз в день совершаю намаз. Мне никто не мешает это делать. Если бы мешали или если бы моей семье что-то угрожало, тогда я мог взять за оружие. А так - не вижу для этого причин.

Война, хоть и длилась здесь всего несколько недель, оставила сильный след в истории района. Каждый строитель может показать возвышающуюся над военным городком высоту «Ослиное ухо», где в бою с боевиками погибла дюжина новороссийских десантников, или горную дорогу в Чечню, по которой в свое время пришел Басаев сотоварищи.

Здесь виден весь масштаб чеченского вторжения и, если честно, масштаб этот не сильно ужасает. Боевики не дошли даже до Ботлиха, а взяли под контроль лишь несколько ближайших сел - Ансалта, Рахата, Тандо и другие. При этом, по свидетельству ботлихцев, вели они себя достаточно корректно, мирных жителей почти не расстреливали, а наоборот - дали всем уйти и потом уже сами отстреливались от федералов, не прикрываясь заложниками.

Строители, с которыми я общался, даже высказали предположение, что это был спектакль, разыгранный российским и чеченским командованием. Цель - получить дополнительное финансирование и построить в этом месте военный городок. В общем, 99-й год нельзя сравнить с фашистской оккупацией, и местные жители, хоть и не любят чеченцев, но какой-то особой звериной жестокости в них не видят.

Утром я вышел со стройки и отправился в ближайшее к городку село, пережившее вторжение боевиков и налеты российской авиации. Мимо проехала машина с тремя местными жителями, я поднял руку, машина остановилась и довезла меня прямо до центра селения Рахата.

Разрушений в этом и соседних селах теперь уже не так много – жители получили от правительства серьезные компенсации и отстроили дома заново. Только редкие развалины говорят о том, что когда-то здесь шла настоящая война. Как и в других районах горного Дагестана, многие дома здесь строят из камня, поэтому разрушенные здания выглядят как античные руины – стены без крыши, разбросанные вокруг них булыжники, заросшие травой.

Когда я шел в село Тандо, фотографируя по ходу окрестные пейзажи, рядом остановилась машина с милицейскими номерами.

- Кто такой? Чего тут делаешь? - весьма недружелюбно спросил сидевший за рулем человек в военной форме.

- Я турист. Гуляю.

- Садись, поедешь с нами.

Делать нечего - пришлось подчиниться. Машина доехала до села Ансалта, заехала в поселковое отделение милиции, и меня стали допрашивать местные милиционеры. Сотрудникам правоохранительных органов было так сложно поверить в желание человека приехать в их район, что в чужаке видели либо шпиона, либо ненормального. Мне ничего не оставалось, как выбрать последний вариант и заверить их, что я приехал просто посмотреть на местные достопримечательности.

Выяснив, что я не представляю большой опасности, милиционеры решили извлечь из меня хоть какую-то пользу и взяли на пару мероприятий в качестве понятого. Я особо не возражал – было интересно самому посмотреть, как проходит в Дагестане борьба с ваххабизмом. Меня и еще одного ботлихца посадили в машину и повезли к дому местного жителя, у которого, согласно наводке, должно было храниться оружие.

По приезде выяснилось, что в доме есть только дети, а родители придут нескоро. Поскольку обыскивать дом по закону можно только в присутствии совершеннолетних, милиционеры рассредоточились по двору, присели кто куда, и стали ждать хозяина. Я тоже присел на одну из табуреток, которые дети вынесли работникам правопорядка, и разговорился с одним из своих «конвоиров». Оказалось, что он работал в милиции Ансалты еще в 99-м году и помнит все подробности той войны.

- Пришли они как-то утром в село и заняли все позиции, – рассказал он. – Представляешь, просыпаешься ты утром, а тебе в окно стучит боевик и просит чаю налить. Как говориться, «дайте попить, а то переночевать негде».

- А как же милиция? Вы-то сопротивлялись?

- Они подошли к отделению и начали переговоры вести. Выставили вперед жителей и сказали нам: «Давайте, стреляйте, только мы будем по вам стрелять, а вы – по мирным жителям». Обещали, что если мы сдадим оружие, то всем, кто хочет, дадут уйти из села. Пришлось подчиниться.

- И что, выполнили они обещание?

- Да, выполнили. Сказали: «Уходите, мы тут сами будем воевать». Добавили, правда, что те, кто хочет, могут к ним присоединиться, они дадут оружие. Но охотников, вроде, немного нашлось. А потом я с другими ребятами оборонял Ботлих.

- Они его захватить пытались?

- Нет, как-то не особо. Были отдельные вылазки, но это видимо просто разведчики. А потом подошли федералы и начали все бомбить.

Тем временем к дому подошла хозяйка, а вслед за ней и отец семейства. Он устало оглядел милиционеров, сказал «Делать вам больше нечего», и стал показывать все тайники в своем доме. Обыскивали его жилище не очень тщательно, и думаю, имей он желание спрятать что-то, дома можно было схоронить целый арсенал. Милиционер посмотрел под кроватями, заглянул в шкафы, ощупал двух плюшевых медвежат, прогулялся по чердаку, но ничего не нашел.

После этого кто-то вспомнил, что у меня с собой есть фотоаппарат, попросили достать его и на следующем мероприятии поработать в качестве фотографа.

Нас отвезли на кукурузное поле где-то на окраине поселка. Видимо, нашли это место по чьему-то доносу, потому что один из милиционеров, едва зайдя на поле, крикнул остальным: "Идите сюда, посмотрите". Между кустами кукурузы росла конопля. Был заметен тщательный уход – кусты выросли на славу и скоро должны были дозреть. Осмотрев и даже понюхав растение, милиционеры стали составлять протокол. Кстати, это был один из немногих случаев, когда они перешли на русский - в остальное время они общались исключительно на аварском.

Вскоре подъехала милицейская машина, из которой вывели хозяина поля – низенького мужика с бородой и недобрым взглядом. Он не стал запираться и сразу согласился показать все кусты, которые вырастил на поле. Я по просьбе участкового ходил вместе с ним и фотографировал. Затем все кусты были вырваны с корнем, разложены на краю поля и упакованы в мешок. У всех присутствующих было какое-то приподнятое настроение – милиционеры перешучивались, что, мол, столько добра пропадает. Даже хозяин улыбался, когда кто-то отпускал шутку в его адрес, хотя вполне возможно, что некоторое время ему придется провести за решеткой.

Закончив все мероприятия к вечеру, милиционеры повезли меня уже в Ботлихское отделение милиции. Туда вскоре пришел представитель местного отделения ФСБ и стал расспрашивать меня о цели визита в Ботлих. Я все честно рассказал, но все равно оставил его в сомнениях.

- Понимаете, это приграничная с Чечней территория, здесь всегда неспокойно, поэтому любой посторонний человек вызывает подозрение, - сказал он.

- Знаете, это все равно, что задерживать человека на границе Башкирии и Татарстана на том основании, что это приграничная территория. Чечня ведь уже давно мирный регион, - возразил я.

- Это она в телевизоре мирный регион. А мы тут всегда смотрим, как бы от них чего не вышло.

Записав все на листок бумаги и добавив, что он проверит всю информацию обо мне, фсбшник ушел. На дворе стало уже темно. Начальник угрозыска Ботлихского района отдал мне все документы, оставив при себе только мой блокнот и диктофон, и спросил, где я собираюсь ночевать. Поскольку меня уже пригласил в гости криминалист райотдела, я сказал, что переночую у него.

- Вот тогда завтра заходи, я тебе все отдам обратно, - сказал начальник угрозыска.

На следующее утро я зашел в тот же кабинет и начальник угрозыска, отдав мне все вещи назад, сказал:

- Вот что, Артем. Предупреждаю - больше здесь никогда не появляйся. Если я увижу тебя в нашем районе еще раз, то просто порву твои документы. Понял?

- Понял, - ответил я, оценив всю глубину милицейского гостеприимства. Через двадцать минут, поймав прямую попутку до Махачкалы, я уже ехал в столицу Дагестана, дав себе слово даже под страхом смерти не возвращаться в Ботлихский район.

Можно было бы помянуть недобрым словом дагестанскую милицию, продержавшую меня целый день в Ботлихском районе. И хотя все мое преступление состояло в том, что я шел с рюкзаком и фотоаппаратом по сельской дороге, подозрительность работников правоохранительных органов легко понять. Мне рассказали, что за несколько месяцев до вторжения боевиков в район приезжали неизвестные «геодезисты», которые фотографировали деревни и делали карту местности – эти схемы, видимо, потом очень помогли бойцам Ичкерии. Так что, чужой человек здесь и правда вызывает большие подозрения.

Однако в остальных районах Дагестана милиция ведет себя вполне прилично. За неделю путешествий по республике у меня проверили документы всего четыре раза. Так что слухи о вредности дагестанских ментов все-таки сильно преувеличены. Они просто проявляют вполне обоснованную заботу о твоей судьбе.

Из северокавказских республик Дагестан мне понравился больше всего. Разнообразие ландшафтов, гостеприимство людей, богатая история – все эти показатели могли бы стать визитной карточкой республики. Но увы – пока мы в основном знаем о ней, как о месте «где-то рядом с Чечней». А сегодня это приговор почти для любой инициативы по развитию туризма. И властям Дагестана предстоит еще много потрудиться, чтобы россияне оторвались от своей любимой Турции и съездили хоть раз в этот один из красивейших уголков земного шара.

#5 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:47

ЧАСТЬ 4 - ДОРОГА В ЧЕЧНЮ

Дорога в Чечню

Разрушать быстро, а вот чтобы строить, необходимы годы, поколения. Сомневаюсь, что народ, который мы пытались уничтожить и научили воевать, народ, вкусивший разбойной жизни и имеющий реального врага - нас, сможет или захочет что-нибудь здесь возрождать.

В. Миронов «Я был на этой войне»

Чечня – название, известное всему миру. Символ побед и поражений, героизма и жестокости. Место кровавой междоусобицы, которая сильно прошлась и по русскому, и по чеченскому народу. Один из самых кровавых военных конфликтов, случившихся на территории бывшего Советского Союза, он, наравне с Абхазией, Приднестровьем и Карабахом, сильно изменил привычный уклад жизни десятков и сотен тысяч людей.

Истоки у войны все те же – Кавказская война 19 века. Чеченцы приняли в ней самое активное участие. Шамиль последние двадцать лет своего правления руководил горцами именно из Чечни – его столицами были вначале аул Дарго, а затем Ведено. По окончании войны территория Чечни находилась в составе Терской области. После революции здесь была создана Чеченская автономная область, объединенная вскоре с Ингушетией в единый регион – Чечено-Ингушетию.

Во время войны советское руководство обвинило чеченцев и ингушей в пособничестве немецким оккупантам. Споры о масштабах этого пособничества не прекращаются до сих пор, но так или иначе 23 февраля 1944 года в ходе операции под кодовым названием «Чечевица» полмиллиона чеченцев и ингушей были депортированы в Казахстан и Киргизию, а территорию республики поделили между соседними регионами. В 1957 году, при Хрущеве, Чечено-Ингушетия была восстановлена, а депортированному населению позволили вернуться в родные места.

В начале 90-х годов Ингушетия отделилась от Чечни и взяла курс на лояльность России, в то время как Чеченская Республика, которую в 1991 году возглавил генерал Джохар Дудаев, провозгласила себя независимой Чеченской Республикой Ичкерия (ЧРИ).

С 1991 г. по 1994 г. Чечня официально оставалась частью России. Однако здесь не действовали федеральные органы власти и не соблюдались российские законы, что давало большие возможности для финансовых злоупотреблений и криминальных махинаций. Грозненский аэропорт стал крупным центром контрабанды (в том числе оружия и наркотиков), а республика де-факто превратилась в оффшорную зону и убежище для многих российских преступников. Кроме того, чеченское руководство контролировало участок важного российского нефтепровода и не могло договориться с Россией об отчислениях за перекачку каспийской нефти на Запад.

Вся эта совокупность фактов привела к тому, что 11 декабря 1994, на основании указа президента Бориса Ельцина подразделения Минобороны и МВД России вошли на территорию Чечни. Первая чеченская война, как ее теперь называют, закончилась в 1996 году фактическим поражением России – правительство вывело из республики войска. Но в 1999 году началась вторая война, и российские солдаты вновь пришли в Чечню, чтобы больше уже отсюда не уходить…

…Путь из Дагестана в Чечню лежит все по той же трассе Ростов-Баку – главной дороге Северного Кавказа. Последние пятнадцать лет дальнобойщики, которые везли грузы от черноморского побережья к каспийскому, старались обходить этот участок стороной, делая солидный крюк по Ставропольскому краю. Однако в последнее время все больше и больше людей предпочитает ехать прямо через Чечню. По крайней мере, я видел на этой трассе машины с ростовскими и краснодарскими номерами.

Из Махачкалы я выехал утром, и уже через час был в Хасавюрте – последнем дагестанском городе перед границей с Чечней. До Хасавюрта ведет хорошая асфальтовая дорога. После скитания по серпантинам южного Дагестана ехать по ней было приятно и удобно. Один парень их Махачкалы довез меня почти до самого города, а пожилой дагестанец добросил до автобусной остановки, с которой можно было попасть в центр.

Хасавюрт был возведен как военное укрепление в 1846 году для защиты русских торговых поселенцев от набегов со стороны жителей горной Чечни, а городом стал в 1931 году. Сейчас здесь живет около 125 тысяч человек. Как и Махачкала, Хасавюрт считается интернациональным городом, в котором живут представители более чем 30 народностей.

Более всего Хасавюрт известен тем, что в нем закончилась первая чеченская война. В конце августа 1996 года Аслан Масхадов, будущий президент Ичкерии, и секретарь Совета безопасности РФ Александр Лебедь подписали здесь договоренности о прекращении боевых действий в Чечне и выводе из нее российских войск. Соглашение не решило проблемы, а скорее отложило ее в долгий ящик. После вторжения боевиков в Дагестан в 1999 году российское правительство в одностороннем порядке его расторгло.

Самое запоминающееся в Хасавюрта - большой православный собор из красного кирпича, с внушительными куполами и крестами. Находится он в центре города, рядом с главным рынком. Внутри было совершенно пусто, только одна женщина сидела за прилавком, где продавались свечи и религиозная литература. Она рассказала, что народу в церкви бывает немного, но все равно – кто-то сюда постоянно приходит. Удивительным для меня оказалось то, что здесь бывают и мусульмане – ставят за кого-то свечу и молятся. По словам женщины, делают они это на всякий случай: вдруг, помимо Аллаха, им поможет еще и православный Бог. Впрочем, как известно, Бог един и для христиан, и для мусульман.

Из других достопримечательностей стоит упомянуть танк, который стоит на дороге, ведущей в Чечню. Несколько лет назад его поставили в честь одного всеми уважаемого жителя города, ветерана Великой Отечественной войны. С тех пор танк стоит на большом постаменте с большой белой надписью на боку «Джумагулову З.Б. от города!». Вроде бы никакого отношения к военному конфликту в Чечне он не имеет, но жители Хасавюрта не преминут заметить, что дуло этого танка направлено на запад – в сторону соседней республики.

В остальном же Хасавюрт - одна большая барахолка. Это город торговли, где можно увидеть десятки вывесок о продажи сотен различных товаров, а на улице расположились сотни торговцев одеждой, продуктами, техникой. Затовариться сюда приезжает все Чечня, поэтому весь центр заставлен машинами с чеченскими номерами "95".

Как раз одна из таких машин и остановилась, когда я голосовал на выезде из города. Водитель Саид, работающий в строительной фирме, согласился подбросить меня до самого Грозного.

Уже через двадцать минут после мы пересекали административную границу Дагестана и Чечни. На въезде был только один пост, где солдаты и милиционеры проверяли машины. Один из них остановил нашу машину, спросил у водителя документы и заглянул в багажник. На огромный рюкзак, лежавший у меня на коленях, он не обратил внимания. Закончив проверку через пару минут, он позволил нам ехать дальше.

Мы оказались на территории Чеченской республики. Отмечу, что площадь республики составляет 15 тысяч километров – это в три раза меньше Московской области. По трассе Ростов-Баку Чечню можно проехать максимум часа за два. Вот такая маленькая республика унесла жизни многих тысяч российских солдат.

Мне бы, конечно, хотелось сказать, что в Чечню я въезжал тем же путем, что и российская армия. Однако этим немного погрешу против истины. В первую войну на восточном направлении основные силы наступали со стороны дагестанского города Кизляр – он находится в 70 километрах к северу от Хасавюрта. А во вторую войну на востоке Чечни наступление шло сразу с трех направлений – из Кизляра, Хасавюрта и Ботлиха.

Тем не менее, та дорога, по которой я ехала, приблизительно повторяла путь одной из группировок российской армии. Не знаю, что видели наши солдаты при въезде в Чечню. В первую кампанию – наверно, ничего особенного, во вторую – то, что было разрушено в первую. В 1996-99 году, в перерыве между войнами, мирную жизнь так и не удалось наладить, и масштабное восстановление республики началось совсем недавно.

Но сегодня Чечня производит удивительное мирное впечатление. Выглядит республика как обычный российский регион. Я бы даже сказал, что выглядит она лучше, чем многие другие российские регионы. Ровная дорога ведет мимо свежепостроенных кирпичных домов, многочисленных дорожных магазинов и кафе. Поселки, по которым всего семь-восемь лет назад прошлась война, выглядели вполне ухоженно и цивилизованно. Когда я сказал об этом водителю, он ответил:

- Да, конечно. А представляешь, как бы это все выглядело, если бы здесь не было войны. Ведь чеченцы всегда отличались трудолюбием. Вот у русских, например, отдых – это святое. А чеченец будет вкалывать 24 часа в сутки, жить впроголодь, но дом построит отличный. А у вас, конечно, будут говорить, что он жулик и много денег наворовал. Да не жулик он – просто много работает.

Что же касается причин войны, то Саид во всем винил Россию. И не столько в том, что она вторглась в независимую республику, сколько в том, что в свое время гласно и негласно поддержала Дудаева, Басаева и «остальных бандитов». Хотя, конечно, досталось и российской армии:

- Они занимались самым настоящим мародерством, поэтому война-то и стала такой масштабной, - рассказал Саид. – Если бы они просто ввели войска, никто бы, конечно, не стал воевать. Но когда у тебя убивают родственника или твой дом разрушают, тогда, конечно, хочется взяться за оружие.

- А вы лично с этим столкнулись?

- Я не столкнулся – во время войны уехал в родное село. Там у нас стояли солдаты из Бурятии и из Сергиева Посада. Очень хорошие ребята, ничего не крали и не разрушали, наоборот, даже помогали. Но многим другим чеченцам так не повезло.

За окном время от времени мелькали дорожные указатели с названия, знакомыми по военным хроникам – Гудермес, поворот на Курчалой, поворот на Шали, Аргун, поворот на Ханкалу. И все тот же удивительный для меня пейзаж: вместо развалин и руин – магазины, новые дома и возвышающиеся вдалеке строительные краны. Фасад республики – обращенная к дороге местность – выглядела лучше, чем это можно было представить.

Ну а мы тем временем въехали в город Грозный – столицу Чеченской республики.

Грозный: возрожденный город

В парках слышен листьев тихий шорох,
В быстрой Сунже катится вода.
Ты расцвел и вырос, милый город.
Город счастья, дружбы и труда!

Иосиф Кобзон «Песня о Грозном», 1970 г.

Крепость Грозная была основана в 1818 году по приказу генерала Ермолова. Главной ее задачей было блокирование чеченским горцам выход на равнину через Ханкальское ущелье. Здесь проходили военную службу Михаил Лермонтов и Лев Толстой. С окончанием Кавказской войны крепость утратила военное значение и 1870 году была преобразована в город Грозный Терской области.

В 1893 в окрестностях города была начата добыча нефти. В советские годы Грозный превратился в один из крупнейших промышленных центров Кавказа и столицу Чечено-Ингушской республики. А после 1991 года он стал столицей самопровозглашенной республики Ичкерии и главным полем битвы Чеченской войны.

Федеральные войска брали Грозный дважды. Первый штурм, произошедший в конце 94 – начале 95 года, считается одной из самых провальных операций российской армии. 5 тысяч российских солдат были брошены против 10 тысяч боевиков. Федеральные войска не получили достаточно времени на подготовку, карты и техника были устаревшими, действия войск плохо координировались во время штурма, что привело в итоге к ужасающим потерям – более полутора тысяч военнослужащих. Тем не менее, к концу января 1995 года город удалось взять под контроль.

В августе 1996 года в ходе операции «Джихад» город взяли штурмом отряды боевиков под командованием Аслана Масхадова. Одновременно они атаковали Аргун и Гудермес. После этого российское руководство пошло на уступки сепаратистам и заключило упомянутые выше Хасавюртовские соглашения.

Ну а во время второй войны, в декабре 1999 года федеральные силы, наученные горьким опытом, сосредоточили в районе Грозного значительные силы и сумели полностью блокировать город. К концу декабря войска продвинулись к центру столицы, а 30 января 2000 года оставшиеся в городе боевики осуществили свой знаменитый прорыв – однако попали на специально приготовленное для них минное поле. Несколько сотен боевиков остались лежать на земле. Шамиль Басаев тогда потерял ногу, но, как и его знаменитый тезка имам Шамиль, успел скрыться в последний момент.

Таким образом, за последние пятнадцать лет Грозный трижды брали штурмом. Большая его часть была разрушена, и несколько лет мало кто мог предположить, что он когда-то будет восстановлен. Но так же, как и другие известные всему миру города, например, Сталинград или Варшава, Грозный возродился из руин. По крайней мере, все к этому идет.

Что видел человек, приезжавший в Чечню всего несколько лет назад, и что до сих пор ожидают увидеть многие люди, ни разу здесь не бывавшие. Трущобы, развалины, разбитые дороги, остатки бронетехники на улицах, палаточные лагеря, голодные дети, бегающие по улицам и выпрашивающие милостыню у каждого прилично одетого прохожего.

Так вот – ничего этого в чеченской столице нет. Грандиозная реконструкция, которую местные власти ведут столько лет, дала результаты: центр Грозного выглядит ярко и нарядно, и, следуя по главным улицам, невозможно предположить, что ты находишься в городе, пережившем войну.

Центральная улица – Проспект Победы, плавно переходящий в Проспект Ахмада Кадырова. Это лицо и визитная карточка города, он уже давно восстановлен и производит впечатление даже лучшее, чем центральные улицы многих российских городов. По центру улицы протянулся бульвар со скамейками и деревьями – правда, деревья посадили совсем недавно, они не успели вырасти, поэтому днем там бессмысленно укрываться от жары. Тротуар уложен узорной плиткой, у проезжей части стоят фонари и провода с иллюминацией.

Жилые здания с разноцветными балконами, торговые центры из стекла и бетона, маленькие кафе и ресторанчики, административные здания – и большинство из этого было построено всего несколько лет назад, поэтому выглядит просто отлично. Как сказал один из персонажей «Горе от ума», «пожар способствовал ей много к украшенью» – война смела все серые советские здания, а на их месте появились вполне современные, радующие глаз дома.

Встретил меня в городе Тимур - журналист и редактор газеты «Чеченское общество». Он и его друг Султан собирались ехать сдавать налоговую отчетность и взяли меня с собой. По пути мы свернули с сияющего всеми красками проспекта и заехали в частный сектор – вернее, то место, где раньше находился частный сектор. Тут уже можно было увидеть, что до полного восстановления чеченской столице еще далеко.

Во время войны почти все дома здесь разрушили, потом развалины разгребли тракторами и ныне большая часть этого района представляет собой пустырь, поросший травой и деревьями. Только редкие дома остались стоять как напоминание о войне – с выбитыми стеклами, разрушенными крышами, следами от пуль или снарядов на стенах. От некоторых домов остались лишь груды кирпичей, другие начинают потихоньку восстанавливаться.

Мы доехали до дома Султана. Вход во двор был закрыт массивной железной дверью – по словам Султана, иначе бы его жилище снесли окончательно. Ему повезло – у дома хотя бы сохранились стены и крыша. Пока он ждет, не выделят ли власти каких-нибудь денег на его восстановление. У других ситуация еще сложнее - так, в доме Тимура ныне располагается комендатура, и въехать туда нет никакой возможности.

Вообще война сильно изменила облик города. Буквально каждый квартал раньше выглядел как-то иначе. Султан и Тимур время от времени делали замечания, <i>что</i> было до войны на месте новенькой многоэтажки или заросшего пустыря. Например, «раньше я отсюда не видел вон той площади, потому что здесь стоял двенадцатиэтажный дом» - комментарии подобного рода можно часто услышать от жителей Грозного. И хотя город постепенно приходит в себя, а новые дома появляются уже не только на центральной улице, полного восстановления Грозному ждать еще не один год.

Наглядный пример – квартира Тимура. В ней не было ни пола, ни обоев, ни потолка. Все стройматериалы хозяин сложил в одной комнате в ожидании будущего ремонта. Причина достаточно простая – его квартира находится на последнем этаже, а крышу, в которой зияли трещины от снарядов, власти до сих пор не удосужились отремонтировать. «Крыша протекает, поэтому я не могу ни пол положить, ни обои наклеить», - объяснил Тимур.

Его жизнь на протяжении последних пятнадцати лет была такой же насыщенной и сложной, как и у всех чеченцев. Если большинству жителей, скажем, Дагестана или Осетии нечего сообщить о своей жизни, кроме стандартного набора «школа–армия–работа–семья», то рассказ многих чеченцев займет больше часа. И хотя рассказ этот очень увлекательный, мало кому можно пожелать такие приключения.

Вначале был бардак и анархия при дудаевском режиме, потом – война, в возможность которой никто не верил до последнего момента, бомбардировки города в декабре 94 года, бегство к родственникам в Белоруссию, перевод в московский вуз, возвращение в родной город, когда федеральные войска впервые начали «восстановление мирной жизни», очередной приход боевиков и взятие города, август 96-го, атмосфера эйфории в обществе («отстояли независимость»), три года независимой Ичкерии, новый разгул криминала, появление ваххабизма и события в Дагестане, новая война и новое бегство – на сей раз в Ингушетию. Некоторые эпизоды - что-то уже из серии черного юмора:

- И тут начался миноментный обстрел, - рассказал Тимур. – Вначале свист, потом взрыв, причем ты даже не знаешь, где этот взрыв произойдет. Вдруг один взрыв произошел в нашем дворе. Мама тут же начала паниковать, сказала, что нужно срочно уходить из дома. Я говорю: «Успокойся, ты же знаешь, что в одно и то же место бомба не попадает». Вдруг новый взрыв во дворе. «Ну все, - говорю. - Уж после второго взрыва здесь точно ничего не будет». И тут третий взрыв. Мама побежала в соседнюю комнату, а четвертый взрыв рядом с ней как раз произошел. Стекло выбило, осколок в шкаф попал. Мы тут же к соседям побежали, укрылись у них.

Или история про то, как его самого чуть не расстреляли боевики. В августе 96-го года, когда бойцы Аслана Масхадова взяли город под контроль, они с другом шли по улице по каким-то своим делам. На перекрестке их остановили вооруженные чеченцы. Двое парней, гуляющих по городу в такое неспокойное время, естественно, вызвали подозрение. А друг Тимура еще незадолго до этого коротко постригся и стал похож на российского солдата-срочника. Главарь отряда боевиков уже приказал их расстрелять. В последний момент Тимур показал ему свой пропуск на работу, и только тогда «масхадовец» передумал и отпустил их.

Многие представляют жизнь чеченцев, как непрерывное участие в партизанской войне. Однако, судя по рассказам моих знакомых, большинству жителей Грозного совсем не хотелось браться за оружие. Как правило, люди думали только об одном – как бы спасти себя и сохранить жизнь своих близких. Всенародный характер эта война так и не приобрела. По крайней мере, рассказы всех чеченцев, с которыми я разговаривал, сводились к одному – поиск укрытия и бегство от бомбежек. Ни один из чеченцев не говорил, что участвовал в ополчении или как-то воевал против России. Впрочем, конечно, сейчас этим не принято хвастаться.

А вечером я сидел в летнем кафе на площади у моста через Сунжу, где раньше было здание Совета министров Чечено-Ингушетии. В нем после провозглашения независимости располагалась резиденция Джохара Дудаева – знаменитый «президентский дворец». Здесь был последний рубеж обороны боевиков, однако российские войска все же взяли его с большими потерями. От президентского дворца остались лишь руины, и недолго правивший президент Доку Завгаев приказал уничтожить остатки дворца в феврале 1996 года.

Штурм этой площади подробно описан в самой известной книге про чеченскую войну – «Я был на этой войне» Вячеслава Миронова. Прорыв через сунженский мост под огнем «духов», окапывание на площади, проход через нее, зачистка находящегося рядом здания Нацбанка. Автор, капитан российской армии, показал всю жестокость войны, безалаберность военного руководства и одновременно героизм российских солдат.

Ныне здесь разбит сквер с красивыми уличными фонарями и цветочными клумбами. В центре площади стоит памятник Ахмаду Кадырову – первому пророссийскому президенту Чеченской республики. Памятник почему-то охраняют несколько вооруженных милиционеров. А напротив, на том месте, где стоял президентский дворец, турецкие строители возводят огромную мечеть. Планируется, что она будет крупнейшей в Европе.

Компанию нам с Тимуром составлял Идрис - еще один местный журналист, от которого я услышал весьма интересный взгляд на прошлое и будущее чеченского народа. Как я уже говорил, дагестанцы терпеть не могут чеченцев, однако тут я выяснил, что чувство это взаимное. По крайней мере, Идрис высказался весьма нелицеприятно о жителях Дагестана и других кавказских республик:

- Нас ненавидели и ненавидят все народы Кавказа - и аварцы, и ингуши, и осетины, потому что все они привыкли жить под хозяином - ханом, баем. И только чеченцы всегда были свободны и жили сами по себе. Например, Шамиль именно в Чечне получил настоящую поддержку. В Дагестане его все предали и только Чечня стояла с ним до последнего.

Он так же прошелся по всем остальным народам Кавказа, поэтому я спросил, какое его мнение о русских:

– Я считаю, что чеченцы должны быть главными союзниками русских на Кавказе, – неожиданно заявил Идрис. – Если американцы начнут войну с Россией, дагестанцы и ингуши первыми перейдут на их сторону, а чеченцы будут стоять до последнего. А к русским у чеченцев нет никакой ненависти. Вот ты здесь спокойно можешь сидеть, и никто тебе здесь пальцем не тронет. Как писал Толстой, «у чеченцев не было ненависти к русским, было только недоумение перед их нелепой жестокостью».

- Странно такое слышать. Ведь при Дудаеве, насколько я знаю, здесь был настоящий геноцид русского населения…

- Да не было ничего такого! Рассказы о геноциде русских в Чечне - это миф. Никаких погромов русских здесь не было. Даже генерал Куликов признавался, что когда русские уезжали из Чечни, их не выпускали, пока они не рассказали о том, как над ними издевались. А в чеченских селах происходили целые аукционы, когда русские продавали свои дома – один предложит столько-то, другой поднимет цену. А потом они уезжали, говорили, что у них отняли дома и еще получали компенсацию от российских властей. Например, в Краснодарском крае есть места, где живут уехавшие из Чечни - там почти у каждого дом двухэтажный.

Как известно, одной из причин первой чеченской войны было ущемление прав русских в Чечне. Во многих статьях употребляется даже весьма сильное слово «геноцид». Действительно, в 1989 году в Чечно-Ингушетии проживало почти 300 тысяч русских, а население города Грозного было наполовину русским. Однако, по данным переписи 2002 года, в Чечне осталось лишь 40 тысяч русских – причем значительную их часть составляют российские военнослужащие, которые проходят перепись по месту дислокации частей. То есть сотни тысяч русских, по всей видимости, стали беженцами или были убиты до начала и во время войны.

Однако все чеченцы, с которыми мне довелось общаться, начисто отрицают геноцид и даже сам факт дискриминации русскоязычного населения. Правда, не все рисуют столь благостную картину исхода русских из Чечни. Большинство все-таки признает, что во время разгула криминала при Дудаеве русские, как и все остальные национальности, сильно пострадали. И если чеченцы были хоть как-то защищены клановыми связями – стоило наехать на одного чеченца, как за него вступалась вся родня – то русские были полностью беззащитными. А когда началась война и бомбардировки Грозного, ехать им было практически некуда – в отличие от чеченцев, у которых были родственники в сельской местности.

- В нашем селе жила русская женщина, - рассказала мне журналистка Рита из «Голоса Чеченской республики». – Она захотела продать свой дом и уехать. К ней повадился ходить один парень, предложил ей цену, но она посчитала ее низкой. Тогда он стал подсылать своих дружков – они то окно разобьют, то подожгут что-то. Женщина пошла к старику, который имел в деревне авторитет, и пожаловалась. Тот вызвал этого парня и сказал ему: «Слушай, всем известно, что это ты делаешь. Если еще что-то подобное повториться – пеняй на себя». Парень сразу успокоился и купил в итоге дом за ту цену, которую хотела женщина. Но в других местах, конечно, у русских не всегда были такие хорошие соседи.

Однако факт остается фактом. Русских в Чечне сегодня очень мало, большинство из них живет на военных базах и передвигается исключительно на военных грузовиках и бронетехнике. Правда, с несколькими русскими я все же познакомился на следующий день, когда отправился гулять по городу…

Сообщение отредактировал hitch-hiker: 27 января 2012 - 16:48


#6 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:49

ЧАСТЬ 5 - ОТ ГРОЗНОГО ДО ГУДЕРМЕСА

Если пройти по мосту через Сунжу, то Проспект Победы переходит в Проспект Ахмада Кадырова. Здесь, за молодыми зелеными деревьями притаился православный храм – с бело-голубыми стенами и синими куполами, совсем скромный по сравнению со строящейся неподалеку мечетью.

Храм Михаила Архангела в 1892 году построили терские казаки. В первую чеченскую войну он был разрушен, а настоятеля боевики похитили и убили. Но во вторую войну, по окончании активных боевых действий в Грозном, храм начал восстанавливаться, как и все прочие объекты в городе. Весной 2006 года к Пасхе храм открыли для служб.

Вход в храм был закрыт, но женщина, занимавшаяся уборкой во дворе церкви, открыла мне двери и дала посмотреть на внутреннее убранство. Внутри все было освещено солнечным светом, пробивавшимся из окон. Правда, перед иконами не стояло ни одной зажженной свечи – прихожане сюда заходят, конечно, нечасто.

Женщину звали Тамарой Васильевной, она приехала в Грозный из Челябинска еще в 75-м году. Все 90-е годы провела в городе и только во время второй войны на время уезжала. Сейчас она одна из немногих оставшихся здесь русских.

- Русских здесь совсем мало, - сказала она. – Поэтому, конечно, приходят они нечасто. Иногда здесь проводит службы отец Артемий… А, вот и он! Пришли батюшка с матушкой, - заметила она, когда в храм вошел молодой русский парень в рясе и с ним девушка.

Мы поздоровались. Парень очень обрадовался моему визиту, особенно узнав, что мы тезки.

- Откуда прибыл?

- Из Москвы.

- Наверное, автостопом?

- Ага. Хочу еще по Чечне покататься, куда-нибудь в горы съездить.

- Понятно. Мои друзья тоже недавно поехали автостопом, только в Японию. Познакомились там с кем-то по Интернету и поехали. Япония - это, конечно, не Чечня, но тоже интересно, - рассказал Артемий.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что русские в Грозном все еще продолжают опасаться местного населения и чувствуют себя словно во враждебном окружении.

- Здесь продолжаются столкновения, - сказал молодой батюшка. – Тут недавно был случай – ехали наши спецназовцы, их остановили чеченские гаишники. Что-то им там не понравилось, перестрелка началась, в результате – несколько убитых. А в горные районы не стоит ехать. Можешь не вернуться оттуда. Останешься там овец пасти где-то в горах.

Интересно, что храм расположен на проспекте Ахмада Кадырова, о чем недвусмысленно сообщает привинченная к нему табличка. Чудны перипетии истории – во время первой войны Кадыров объявил «священный джихад» против России, а спустя десять лет правительство, возглавляемое его сыном, восстановило православный храм.

И все же лично я никакого враждебного отношения к себе, как к представителю русского народа, я не ощутил. Многие незнакомые люди здоровались первыми, и, узнав, что я из Москвы, предлагали помощь и желали удачи.

Один бизнесмен с нечеченским именем Адам, которого я встретил неподалеку от мечети, только недавно вернулся в родной город. Он уехал отсюда еще в советское время, работал в Новом Уренгое на буровой установке и, накопив кое-какие деньги, решил вернуться в родной город.

- Открыл здесь магазин «секонд-хенд», - поделился он. – Очень рад тому, что вернулся. Хочу здесь и остаться. Многие сейчас возвращаются, и что меня особенно радует – даже русские, - отметил он и тоже добавил несколько фраз по поводу терпимости чеченцев. - Хотя здесь, на этих улицах и детей вешали, и стариков сжигали, у чеченцев нет никакой ненависти к русским.

Пожалуй, единственным исключением стал один чеченский парень, который долго выспрашивал, есть ли у меня мобильник, можно ли по нему позвонить, и не одолжу ли я ему немного денег. Увидев, что я на это никак не реагирую, стал искать более легкую жертву - какого-нибудь местного подростка. Было видно, что никакого предубеждения ко мне, как к русскому, у него не было - бизнес есть бизнес.

Что же касается чеченского народа, то все в Грозном говорит о его постепенном возрождении. Вряд ли в других национальных республиках России можно увидеть такое количество книг, брошюр, энциклопедий о местной истории и культуре. «География Чеченской республики», «История Чечни», «Русско-чеченский словарь», журналы и газеты на русском и чеченском языках лежат на лотках, в газетных киосках и книжных магазинах. Еще для чеченских историков и литераторов очень важно опровергнуть устоявшееся негативное мнение о своем народе. Отсюда и книги вроде «Вклад чеченского народа в победу над фашизмом…», литература о чеченцах-героях Великой Отечественной и так далее.

Духовная жизнь пока не развивается такими бурными темпами. Чеченцы, по крайней мере, в Грозном, вообще показались мне не слишком религиозными. Может быть, война сыграла свою роль, но даже ингуши и дагестанцы чаще ходят в мечеть и предпочитают традиционную одежду. Например, девушки в Грозном надевают на голову платки не так часто, как в соседних республиках. Молодые чеченки вообще достаточно эмансипированные – «мини» они, конечно, пока не носят, но многие ходят во вполне современных платьях и деловых костюмах.

Грозный уже нельзя назвать мертвым городом. Это крупный республиканский центр, который быстро восстанавливается и активно развивается. Как мне говорили, за время войны многие отвыкли от цивилизованной жизни, и потом уже заново учились тому, что дорогу следует переходить на красный свет, а продукты можно найти в любом магазине. Ныне с городом все в порядке – много магазинов и рынков, огромное количество машин, иногда бывают даже пробки. Когда-нибудь, наверно, здесь будут «Макдоналдсы», очереди в только что открытые торговые центры, протесты против точечной застройки. Одним словом, проблемы военного времени постепенно меняются на проблемы мирной жизни.

Но пока в Грозном царит какая-то особенно приподнятая атмосфера. Война закончилась, и уже можно обживаться в домах, торговать на рынке, работать на стройке, растить детей. Главное, что я слышал от всех грозненцев – усталость от войны и всего того бардака, который творился в республике последние пятнадцать лет. Большинству уже нет дела до политики и проблем национального самоопределения. Людям просто хочется, чтобы их оставили в покое и дали пожить в нормальной обстановке.

Руководство же Чечни официально провозгласило о возвращении чеченского народа к мирной жизни только в составе Российской Федерации. И вроде бы никто, кроме оставшихся в горах боевиков, не пытается это оспорить. Над знаменитым грозненским тоннелем, по которому проходит проспект Ахмада Кадырова, висит транспарант, который всем деятелям независимой Ичкерии мог присниться только в страшном сне – «Россия – наш общий дом!». А под ним большими буквами «Грозный» и герб России.

Милиции и военных на улицах Грозного очень мало. Разве что иногда пройдет мимо чеченец из внутренних войск, в камуфляже и с автоматом через плечо. Только один раз я видел проехавший мимо БТР да парочку грузовиков с военными номерами. В остальном же Грозный совершенно не оправдывает своего названия и выглядит мирно и спокойно.

Гудермес: сдавшийся без боя

Чечня моя,
Ущелье голубое;
Слились в тебе
И высь, и глубина.
Все самое святое, дорогое –
В тебе, моя высокая страна!

Зелимхан Яндарбиев («Люблю я Кавказ» - Москва, 1988)

Свой путь в Гудермес я начинал на площади Минутка – той самой, на которой происходили ожесточенные бои во время обоих чеченских войн. Раньше здесь стояли многоэтажные дома, но все было разрушено в ходе войны и окончательно уничтожено после ее окончания. Теперь на этом месте лишь пустынный перекресток, окруженный невысокими заборами.

Интересно происхождение названия площади. Когда-то здесь проходила железная дорога, и на площади электричка делала остановку продолжительностью в одну минуту. Постепенно название прижилось, и употребляется даже теперь, когда никакой железной дороги на этом месте нет.

При выезде из города я миновал с десяток портретов президента и его отца. Тут надо отвлечься и рассказать немного про такое специфическое для Чечни явление, как культ личности президента. Как известно, во вторую войну республику возглавил Ахмад Кадыров – бывший муфтий Ичкерии, перешедший на сторону России. Он погиб в 2004 году в результате теракта, после чего республикой руководил бывший глава МВД Алу Алханов, а вслед за ним сын погибшего президента Рамзан Кадыров. Кадыров-младший фактически руководил Чечней еще на посту премьер-министра, но официально стал президентом только в начале 2007 года.

Так вот – ни в одном российском регионе вы не встретите такого количества портретов его лидера. Изображения Кадырова в разных вариациях – Кадыров с отцом, Кадыров с Путиным, Кадыров с детьми, Кадыров в спортивной куртке, Кадыров в костюме со звездой Героя России на груди – встречается в любом уголке Чечни. Его можно увидеть на жилых и административных зданиях, на уличных плакатах и перед дорожными указателями. Так же часто встречается Ахмад Кадыров – правда, у него вид более солидный и авторитетный.

Портреты Кадыровых часто снабжены цитатами из их речей. Особенно почему-то популярна фраза Кадырова-отца «Я всегда гордился своим народом». А все города и села Чечни увешаны растяжками «100 дней президента – 1000 добрых дел», «Р. Кадыров, вы возродили наш любимый город», «Рамзан, аргунцы с вами» и так далее и тому подобное. Апофеоз культа личности – плакат у заброшенного пустыря по пути в Гудермес, где скоро будет сквер. Его название заставляет содрогнуться – «Сквер, посвященный 100 дням правления Рамзана Ахмадовича Кадырова на посту Президента Чеченской Республики».

А на площади Минутка находится странный монумент – колонна, на которую с трех сторон повесили портреты Ахмада Кадырова, Рамзана Кадырова и Владимира Путина. От местных жителей я услышал забавную, хотя и богохульную шутку про этот монумент – будто бы это изображение «Отца, и Сына, и Святого духа».

Шутки шутками, но население в основном и правда испытывает к Кадырову теплые чувства. То, какими ударными темпами идет восстановление республики, заставляет проникнуться к нему уважением даже самого недоверчивого чеченца. Действия новой власти, пусть и руководящей достаточно авторитарными методами, воспринимаются «на ура». Большая часть средств, приходящих из федерального бюджета, все-таки не разворовывается, а используется по прямому назначению. В результате почти каждый житель Чечни расскажет о том, что в его городе или селе наконец-то начали восстанавливать жилье, провели газ, открыли парк для вечерних прогулок, стали выплачивать пенсии.

Все это я слышал от подвозивших меня водителей. Кстати, путешествовать автостопом в Чечне можно так же, как и в любом другом российском регионе. Машина, конечно, остановится не первая. Но, выйдя на трассу и подняв руку, вы уже минут через пятнадцать, скорее всего, будете ехать в нужном вам направлении. Вот и меня двое жителей Аргуна довезли до своего родного города. По дороге я услышал очередную порцию похвал в адрес нынешнего президента Чечни.

- Да, наш город совсем преобразился. В центре появился парк имени Ахмада Кадырова, там вечером постоянно полно народу. Есть дворец культуры, спорткомплекс, улицы новые. Все дома разрушенные восстанавливаются, - заметил водитель.

Я пошел пешком по Аргуну, мимо новых кирпичных домов, время от времени поднимая руку и пытаясь поймать попутную машину, пока не дошел до двух милиционеров. Стражи правопорядка, вооруженные радарами, останавливали проезжавшие мимо машины и смотрели документы. Один из них обратил на меня внимание, подозвал и спросил, кто я и откуда. Я во всем чистосердечно признался. Милиционер посочувствовал и, остановив попутную машину, попросил водителей довести меня до Гудермеса. При этом он даже не проверил мои документы.

Двое бывших жителей Чечни, подбросившие меня до Гудермеса, ныне жили в североосетинском городе Моздоке. Они тоже радовались нынешнему положению дел в родной республике, но возвращаться пока не планировали – в Моздоке уже обросли связями, работой и все это бросать не хотелось. Через пятнадцать минут они высадили меня в Гудермесе.

Город Гудермес находится в 40 километрах к востоку от Грозного. Селение на реке Гумс возникло еще несколько веков назад. По одной из версий, название города образовано от тюркского «кхудермес» - «несгораемое (селение)». В 1941 году Гудермес приобрел статус города. Через него проходит железная дорога, автомагистраль Ростов-Баку, поэтому он во время войны играл важную роль.

Сравнение двух штурмов города – во время первой и второй войны – очень показательно. В первую войну российские войска взяли город с большими потерями и с трудом удержали его. В конце 1995 года боевики даже предприняли вооруженную вылазку и сумели занять Гудермес, однако после 10 дней тяжелых боев федералы снова взяли город под свой контроль.

Во вторую же войну город был сдан федеральной армии фактически без боя. В ноябре 1999 года, когда военные блокировали Гудермес, местные полевые командиры братья Ямадаевы, сотрудничавший с ними Ахмад Кадыров и старейшины города объявили, что сыты войной и готовы сотрудничать с российскими властями. В Гудермесе даже первоначально было размещено правительство республики. А выходцы из города братья Ямадаевы сделали успешную карьеру: Руслан стал депутатом Госдумы, Сулим возглавил батальон особого назначения «Восток» - одно из первых пророссийских военных формированный, укомплектованное чеченцами. Так что чеченских военнослужащих иногда называют как «кадыровцами», так и «ямадаевцами».

Массированные обстрелы, бомбардировки и перестрелки в ходе первой войны мало что оставили от старого города, поэтому так же, как и в Грозном, здесь все пришлось восстанавливать заново. И так же, как и в Грозном, восстановление идет ударными темпами.

Несколько центральных улиц Гудермеса не уступают центральным улицам многих российских городов. Главная улица города названа, естественно, в честь первого "промосковского" президента Чечни - проспект Ахмада Кадырова. Здесь и располагаются все немногочисленные достопримечательности города.

В восточной части проспекта находится центральная мечеть - красивое новое здание, построенное всего пару лет назад. Было время дневного намаза, у входа стояла куча обуви и несколько велосипедов. Никто их не охранял – мусульманская публика все-таки не склонна к воровству, по крайней мере, у своих. У входа висело предупреждение: посетителей просили выключать мобильники и закрывать дверь – "кондиционер работает". Мечеть с кондиционером – быстро же Чечня движется к цивилизации.

Впрочем, использование кондиционера было вполне оправданно. На улице стояла страшная жара, которая загнала всех жителей домой. Центральная улица была практически пустой. Только редкие милиционеры-"кадыровцы" с автоматами прохаживались туда-сюда.

Пройдя несколько кварталов от центральной мечети, я вышел к зданию администрации и некоему подобию зоны отдыха, которая, видимо, создана для привлечения туристов. На небольшой площадке во всю стену разместилось изображение какого-то горного аула, а рядом стояли мини-копии знаменитых чеченских башен. Эти небольшие башни считаются главной архитектурной особенностью Чечни – правда, похожие сооружения можно встретить по всему Кавказу. К сожалению, ни одной настоящей башни в Чечне мне увидеть не удалось – большая их часть находится на юге, в старинных горных аулах. В районе Итум-Кале есть даже целый заповедник средневековой чеченской архитектуры, но попасть туда пока невозможно – военные не пускают посторонних без специального разрешения.

В ближайшем к «башенному комплексу» парке, рядом с памятником Ахмаду Кадырову расположилась компания молодежи. Я поболтал немного с ними, и через пару минут мы уже сидели в ближайшем кафе.

- Ты первый человек, который ходит здесь один. Тут приезжали разные люди, но они обычно группами - человек сорок, - сообщил один из ребят по имени Хусейн.

Его друг добавил:

- Многие бояться чеченцев – даже на расстоянии. Бывает по Интернету в «аське» заведешь разговор с какой-то девушкой. Скажешь, что ты из Чечни, как она тут же напишет: «Ой, извини, у меня дело срочное возникло, я побегу. Пока».

Хусейн сказал, что в случае чего может пригласить меня в гости, ну а пока решил показать город. Мы пошли гулять по Гудмермесу, и он, показывая окрестности, начал рассказывать:

- Три года назад здесь все было в развалинах.

- Но ведь войны здесь в 99-м году не было, - удивился я.

- А это все с первой войны было в руинах, - объяснил Хусейн.

- То есть десять лет город совсем не строился?

- Нет, ничего не строили.

Хусейн рассказал, что президент часто бывает в их городе. Особенно любит Кадыров наведываться в спортивный клуб «Рамзан». На мое слегка критическое замечание в адрес президента он обиделся:

- Тебе наш президент не нравится? Смотри - если бы не наш президент, ты бы приехать и фотографировать здесь ничего бы не смог. Здесь три года назад просто нечего было снимать. Только тебя бы наверно сфотографировали... в цинковом гробу. Была бы твоя последняя фотография.

Хусейн оказался человеком веселом и помешанным на девушках. Буквально каждой женщине, проходившей мимо, он говорил что-то на чеченском языке. Правда, большинство на это никак на него не реагировало. Но он не унывал и выискивал следующий объект для приставания.

Еще, кстати, когда я его фотографировал, он позировал следующим образом – наполовину поднимал руку с вытянутым вверх указательным пальцем. Позже я узнал интересную вещь – это жест означает принадлежность к ваххабизму. Конечно, скорее всего, мой новый знакомый просто валял дурака. Однако когда на следующий день сотрудники милиции обыскали меня и просмотрели снимки на моем фотоаппарате (см. следующую главу), один из них объяснил мне смысл этого жеста и выразил острое желание пообщаться с «этим пареньком». И Хусейну крупно повезло, что я не записал его телефонный номер и адрес в мобильник – потому что его милиционеры тоже досконально изучили.

Но вернемся к поездке в Гудермес. Я попросил показать мне аквапарк, о строительстве которого несколько раз громогласно объявили все государственные СМИ. Первый камень в здание заложили Рамзан Кадыров и специально приехавшая из Москвы Ксения Собчак. Но Хусейн сказал, что никакого строительства не ведется – на месте будущего развлекательного комплекса, равной по территории «десяти футбольным полям», пока стоит огромный котлован, заполненный водой. Никаких признаков строительства не наблюдается.

В конце концов, мы дошли до парка аттракционов с большим колесом обозрения. В небольшом кафе несколько мамаш с детьми ели мороженное, а редкие экстремалы, переносящие жару, катались на карусели под палящим солнцем. У входа сидела компания молодых чеченцев, на одном из которых была уже поднадоевшая мне в Дагестане футболка олимпийской сборной России с надписью Russia. Вряд ли, направляясь в Чечню, я мог предположить, что встречу здесь чеченца с такой футболкой. Все меняется в этом мире.

По пути обратно я почти сразу же остановил попутную машину. Житель Грозного, ехавший за рулем, сам в молодости путешествовал автостопом по Союзу, поэтому и решил помочь. Он был доволен налаживанием мирной жизни в республике, однако до полного порядка, по его мнению, не хватало одной вещи:

- Когда всех этих «кадыровцев» заставят вести себя по правилам, тогда бардак закончится. Должно быть так - утром приходишь, берешь автомат, идешь на работу, вечером сдаешь, идешь домой, - сказал он.

- А у них разве не так?

- Нет, они же с собой постоянно оружие носят. У меня брат в милиции работает, он пистолет с собой даже в отпуск взял. Зачем ему, спрашивается, пистолет в отпуске? Так что их надо заставить соблюдать порядок, построить и загнать в казармы. Потому что нам, простым людям, весь этот беспорядок уже давно надоел. А эти менты сами же и являются причиной многих нынешних конфликтов.

Как раз с парочкой таких «кадыровцев» я столкнулся через пять минут, когда стоял на автобусной остановке на окраине Грозного. Впрочем, никаких серьезных последствий общение с ними не имело. Они просто проверили документы, а потом подсказали, на какой автобус лучше сесть, чтобы доехать до центра.

#7 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:51

ЧАСТЬ 6 - ПОЕЗДКА В ИЧКЕРИЮ

Ведено: вечно мятежный

Некогда далекая, настороженно затаившаяся в дремучих лесах и хребтах Ичкерия широко раскрывает свои объятия тем, кто хочет ближе познакомиться с нею.

"По Чечено-Ингушетии. Путеводитель", Грозный, 1980

Многие в Грозном отговаривали меня от поездки в горную Чечню. Русские убеждали, что меня похитят чеченцы, чеченцы уверяли, что меня похитит ФСБ. При этом мало кто из жителей равнинной Чечни бывал в горах. Хотя все они уверяли, что война уже закончилась, ехать на юг все-таки побаиваются.

В горной Чечне остаются немногочисленные отряды боевиков, которые продолжают вести партизанскую войну – обстреливают блокпосты, подрывают милицейские машины. Однако их вылазки с каждым годом приобретают все менее масштабный характер. Ситуацию в Чечне уже начинают сравнивать с послевоенной Западной Украиной или Прибалтикой – мол, там остались отдельные «лесные братья», но их со временем всех перестреляют.

Тем не менее, успокоенный прогулками по Грозному и Гудермесу, я на следующий день утром отправился на юго-восток республики – в легендарный аул Ведено.

До города Шали меня добросил Ахмет, парень лет 25, который служит во внутренних войсках, в чеченском батальоне «Север». Жизнью своей он был доволен: работа не слишком тяжелая, стрелять приходится нечасто, а каждую неделю дают выходной. Им он и воспользовался в этот день – ехал домой к семье.

- Зарплата у нас хорошая – 19 тысяч рублей. Расписываемся за 22 тысячи, получаем 19 тысяч, - добавил он.

- Не понял. А куда остальное?

- Начальству же тоже надо кормиться, - философски ответил чеченец.

Шали, до которого мы доехали через полчаса, – бывший аул в 40 километрах к юго-востоку от Грозного, ставший городом в 1990 году. Во время Кавказской войны селение было сборным пунктом для войск Шамиля, отправляющихся в набеги на русские крепости. Русские войска несколько раз уничтожали селение, но оно каждый раз возрождалось заново. Так же оно возродилось и после двух чеченских войн новейшей истории.

Ныне при въезде в Шали вас встречает огромный портрет улыбающегося Рамзана Кадырова и надпись «Добро пожаловать». Весь город увешан вывесками «Аптека», «Салон красоты», «Стоматология», «Кафе-бар», а за кирпичными заборами и металлическими воротами скрываются новые частные дома.

От Шали до села Сержень-Юрт я ехал вместе с сорокалетним чеченцем и его сыном-подростком и в очередной раз услышал поток похвал в адрес президента республики:

- У нас в селе так хорошо, как сейчас, никогда не было, – сказал водитель. – Наконец-то дорогу сделали, газ провели. По плану его должны были подключить в 70-е годы, но сделали только сейчас.

Вышел я в центре села Сержень-Юрт, известного во время войны как оплот ваххабизма и сепаратизма и мощный центр сопротивления боевиков. Недалеко от селения, на территории бывших пионерских лагерей в свое время даже располагалась основная база Хаттаба – известного боевика-араба, командовавшего в Чечне иностранными наемниками.

Сейчас село выглядит мирно и спокойно. Ряд новых домов, несколько киосков, небольшой рынок у дороги. Группа старушек прошла по улице, а у дороги рядом с домом и кучей кирпичей сидели и отдыхали несколько чеченцев. Они вежливо поздоровались и спросили, кто я и откуда. Мы поболтали немного, а когда я спросил, можно ли их сфотографировать на память, один из них ответил:

- Сейчас, подожди, - и достал топор из кузова грузовика, стоящего рядом.

Я мысленно перекрестился.

Но мужик взвалил топор себе на плечо, широко улыбнулся и сказал:

- Фотографируй. Так я более грозно выгляжу.

Сфотографировав грозного чеченца, я прошел по селу дальше и остановил КАМАЗ. Водитель из Грозного вез цемент на строительство школы в Ведено. Он был хмурым и немногословным, за все время остановился только раз – нарвал целую кучу диких яблок и дал мне несколько штук.

Равнина тем временем закончилась, и мы поехали по горам. Они, правда, здесь были значительно ниже, чем я ожидал. Пологие склоны, поросшие лесом, совсем не походили на те высокие скалистые горы, которые я видел в соседнем Дагестане. Впрочем, как мне сказали, самые крутые чеченские горы расположены южнее Ведено – ближе к дагестанской границе. Горная дорога то становилась совершенно гладкой и ровной, то снова превращалась в полосу препятствий – в зависимости от того, где дорожные службы успели сделать ремонт. Ну и окрестные села уже выглядели не так нарядно, как в окрестностях Грозного – хотя почти в каждом была недавно построенная мечеть с высоченным минаретом.

На въезде в Веденский район стоял блокпост. Милиционер спросил у дальнобойщика, что он везет, и даже не проверив документы, позволил проехать.

Передо мною была Ичкерия. Не все знают, что Ичкерия – это лишь одна из областей Чечни, расположенная на юго-востоке республики, с центром в ауле Ведено. Но в начале 90-х годов к власти в республике пришли в основном выходцы из этой области, поэтому самопровозглашенную республику назвали в честь нее.

Ичкерия с ее горами и лесами всегда считалась главным оплотом чеченского сепаратизма. Все чеченские войны последних двух столетий проходили здесь с самым ожесточенным размахом. Говорят, что даже после депортации 1944 года в здешних лесах скрывались отряды боевиков, нападавших на солдат и отделения милиции.

Здесь Шамиль правил из аула Дарго, находящегося совсем рядом с дагестанской границей, а потом – из аула Ведено, в который я собственно и направлялся. Чуть восточнее тех мест, мимо которых я проезжал, бесславно закончился один из самых неудачных походов царской армии. Летом 1845 года новый главнокомандующий граф Воронцов организовал поход на резиденцию имама Шамиля – аул Дарго. Войска понесли огромные потери из-за голода, голода и атак чеченцев. Тогда погибло почти три с половиной тысячи солдат – приблизительно столько же, сколько Россия по официальным данным потеряла во вторую чеченскую войну. Шамиль, можно сказать, применил тактику Кутузова во время войны 1812 года – и оставил противнику сожженную и покинутую жителями столицу, от которой ему уже не было никакой пользы. После чего перенес столицу в Ведено. Русские взяли этот аул в 1859 году, а после этого еще дважды – в 1995 г. и 2000 г. Я его «взял» 23 июля 2007 года.

Цивилизация добирается сюда медленнее, чем в другие города и села республики. Наверно, сказывается непрекращающаяся поблизости война. Не каждый захочет строить новый дом, если его могут захватить боевики, а после этого разбомбить «федералы». Здесь новых домов было не очень много, а многие улицы походили на запущенные сельские пейзажи среднерусской глубинки. Но и тут виден ветер перемен – несколько новых зданий (в том числе районной администрации), а также небольшой парк в центре села.

Я решил зайти в районную администрацию и предупредить о своем приезде – чтобы меня не считали шпионом, как это случилось в Ботлихе. У входа в здание никакой охраны не было, так что я поднялся на второй этаж и начал искать кого-нибудь живого. В комнате за дверью с надписью «Отдел имущественных отношений» сидели две женщины.

Я поздоровался, рассказал немного о себе, и спросил, что у них можно посмотреть и не опасно ли это. Женщины удивились, расспросили меня, а затем одна из них сказала с печальной улыбкой:

- Эх, молодой человек. Одно я вам могу сказать – делать вам больше нечего.

По ее словам, смотреть в их районе особо нечего, да к тому же здесь до сих пор опасно. Впрочем, добавила она, подумав, если я просто прогуляюсь по селению, со мной ничего страшного не произойдет. Женщины рассказали, как дойти до парка и до старой царской крепости. Туда я и направился.

Парк был небольшим, но красивым и уютным. Несколько местных жителей сидели на скамейках в тени деревьев. В центре стоял памятник Ахмаду Кадырову, а неподалеку – обелиск с неоднозначной надписью «Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины». Однако написанные чуть ниже цифры «1941-1945» все расставили по своим местам.

Наконец, я дошел до крепости. Построена она была в царские времена, но с тех времен, видимо, сохранились только стены. Внутри, насколько можно было заметить, находились вполне современные постройки. У крепости стоял блокпост, на котором скучали несколько милиционеров.

Поболтав с ними, я выяснил, что милиционеры приехали из Самарской области и служили здесь уже несколько месяцев.

- Вон из того леса нас часто обстреливают, - милиционер показал на лесок с другой стороны оврага. - Вот сюда, посмотри, - и указал на стену, где было несколько следов от пуль.

Еще, по их словам, чуть дальше находился так называемый "зиндан Басаева" – непонятное сооружение у подножия холма, на котором находится крепость. Это нечто вроде трубы, в которой Басаев мог то ли спрятаться, то ли уйти из крепости в случае штурма. Кстати, рядом с Ведено находится село Дышне-Ведено – родина Шамиля Басаева. Милиционеры рассказали, что раньше там находился его дом, который во время войны был полностью разрушен – остался только забор.

Когда я, осмотрев «зиндан», вернулся к блокпосту, на меня обратил внимание офицер, находившийся поблизости, и попросил пройти с ним. Мы зашли в крепость, меня отвели к начальнику криминальной милиции, и тут, как и в Ботлихе, начался обычный долгий утомительный допрос – кто я, что здесь делаю, в каком городе живу, кем работаю, где родился, на кого учился и так далее. На допрос, как на спектакль, набилась целая комната милиционеров. Начальник криминальной милиции хотел, что называется, взять меня на понт, и несколько раз вслух спрашивал сам себя – стоит ли меня застрелить или все-таки оставить в живых.

- Я думал, что здесь вполне безопасно, - оправдывался я. – Вот приехал посмотреть, как здесь идет восстановление мирной жизни.

- Здесь до сих пор война продолжается, - мрачно сказал милиционер. - Там, за райцентром утром бой начался, до сих пор идет. Уже двоих наших завалили, и до сих пор еще ничего не закончилось.

Нагнав страху и сняв вдобавок мои отпечатки пальцев, милиционеры повели меня к представителю ФСБ, работавшему тут же, в крепости. Тот тоже оказался крайне въедливым – даже больше, чем его дагестанский коллега. Он даже попросил меня подробно расписать маршрут, который я проделал за последние два месяца. При этом фсбшник оказался человеком интеллигентным и начитанным и даже попросил мне оставить адрес своего ЖЖ. В итоге он решил, что я не шпион, и меня можно оставить в живых.

На дворе было шесть часов вечера, и я хотел поехать обратно в Грозный. Фсбшник посмотрел на меня, как на сумасшедшего, покачал головой и произнес:

- Слушай, я удивляюсь, как ты вообще живым сюда добрался! Давай лучше ты переночуешь у милиционеров, а завтра поедешь с ними в Грозный – они тебя до Ханкалы добросят.

Работник ФСБ подозвал своего коллегу, и тот повел меня обратно в отделение милиции. По дороге он показал на тот же лесок:

- Вон там засели бандиты, которые постоянно нас обстреливают. Как раз тот блокпост, где ты так беспечно стоял.

- Так что же, - говорю, - нельзя там все напалмом выжечь? Как в фильмах про Вьетнам.

- Ну, американцы во Вьетнаме были оккупантами, вторгшимися в чужую страну, - подумав, сказал чекист. – Мы же находимся на территории своей страны и применять такие методы не можем.

По интонации было понятно, что будь его воля, он бы вообще сжег весь район.

Когда я вернулся, отношение милиционеров ко мне сменилось на более доброжелательное. Леонид, замначальника криминальной милиции, позвал к себе в кабинет, налил супу и предложил выпить вина. И за ужином рассказал про то, какие здесь творятся дела:

- Война здесь не закончилась. Все до сих пор продолжается, особенно здесь. Веденский район – единственный район, где до сих пор остался временный отдел внутренних дел.

- Что же они не успокоятся? Им же Рамзан уже все заново отстроил.

- Это такой народ, они всегда такими были. Я вот перед поездкой перечитал Лермонтова, и могу тебе сказать - здесь все то же самое. Что двести лет назад, что сейчас.

- Ну а как же "кадыровцы", чеченская милиция – они же вроде тоже против боевиков воюют.

- Да им лишь бы воевать с кем-то! Больше они ничего не умеют. Тут у всех одна мечта - черный «девяносто девятый» и «стечкин». «Стечкин» считается самым хорошим оружием. Анекдот даже такой есть. Бегут двое боевиков от «ямадаевцев», один старый, другой молодой. Старый отстреливается редко - бах, бах, бах, а молодой часто - тра-та-та-та-та. Старый говорит молодому: «Ты зачем так стреляешь? Еще подумают, что у тебя "стечкин", так совсем не отстанут»...

- А мне некоторые говорили, что сейчас в Чечне – как на западной Украине после войны. Вроде как всех «бандеровцев» скоро перестреляют.

- Знаешь, когда здесь после войны завалили последнего басмача? В 62-м году. До этого они тут скрывались по горам. Потом на тридцать лет затихли и в начале девяностых снова начали выступать.

- То есть когда здесь завалят последнего ваххабита?

- Ну, году в 22-м, наверно. Потом они снова тридцать лет отдохнут, наберутся сил и начнут все заново. Пока они могут грабить и убивать здесь, будут делать это здесь, а здесь не получится – пойдут в другие регионы.

Тем временем появился начальник криминальной милиции – тот самый, который рассуждал, стоит ли меня расстрелять или нет.

- Ты, Артем, на меня не обижайся, - сказал он. – Я на самом деле очень интеллигентный человек. Но работа вынуждает ко всем относится с подозрением.

Он к местному народу тоже не питал особой любви. На местное население здесь в основном смотрят через прорезь прицела автомата, поэтому многие солдаты удивлялись, что я не столкнулся с враждебным отношением со стороны чеченцев.

- Я помню, был в Грозном, - рассказал начальник. – Прошел в военной форме шесть кварталов. Так за мной увязалась целая толпа местных, что-то кричали вслед на чеченском. Да и между собой у них плохие отношения – могут даже соседа убить и ограбить. Тут недавно в райцентре случай произошел: ваххабиты похитили участкового, держали его в горах целую неделю, говорили «переходи на нашу сторону, если ты настоящий чеченец», тот отказался, и его, в конце концов, застрелили. А убил его сосед – чеченец, живший в доме рядом с ним. Или другая история: один паренек местный пошел к «кадыровцам», хотел устроиться на работу. Его не взяли. Тогда он пошел в ваххабиты, дослужился до звания эмира, потом пришел к начальнику местных «кадыровцев», который тогда его не взял, и застрелил в отместку.

- Но не все же они бандиты – есть же здесь все-таки и мирные жители.

- Есть, наверно. Но даже если человек мирный, когда к нему приходят шесть вооруженных человек и просят дать еды, он, конечно, им не откажет. Так невольно и сотрудничает с ними.

- Так какой же выход. Что, перестрелять всех до единого?

- Если серьезно, - сказал Леонид. – Я бы так и сделал. Плюнул бы на Америку и всех перестрелял. Лет через сорок об этом все равно забудут, а мы навсегда от этой проблемы избавимся.

База у милиционеров устроена странно – интересное сочетание средневековья и двадцать первого века. Почти в каждой комнате есть телевизор с DVD-проигрывателем, в нескольких комнатах стоят мощные и современные компьютеры. Но одновременно с этим – деревенский туалет типа «дыра в полу» и душ только с холодной водой.

Двадцать лет назад окрестности Ведено входили в один из популярнейших туристических маршрутов. Советские туристы с рюкзаками и гитарами без всякой опаски ходили по тем местам, которые я проезжал утром, настороженно оглядываясь по сторонам. И заходили даже дальше – туда, где сейчас шла перестрелка, и к чечено-дагестанской границе, которая, по словам милиционеров, вообще находится под контролем боевиков.

То, что природа здесь действительно красивая, я убедился, но не воочию, а с помощью компьютера. Леонид показал мне фотографии, которые он и его коллеги сделали у озера Кезенойам – самого крупного озера Чечни, которое находится на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Там, у границы с Дагестаном, где Басаев и Хаттаб вели свои отряды на Ботлих, потрясающие пейзажи: скалы с уходящими вверх тропинками, расположившиеся в долине аулы, озеро с прозрачной голубой водой.

Я увидел небольшую яму почти правильной круглой формы, заполненную дождевой водой, и спросил, что это такое. «Воронка от разрыва снаряда», - сказал Леонид. А когда на одном кадре мелькнуло огромное разрушенное здание, он прокомментировал: «В советское время это была база байдарочников – сборной СССР. А во время войны – тренировочный лагерь боевиков».

Утром меня посадили в военный микроавтобус, где сидели еще несколько работников милиции и один солдат с загипсованной рукой. Колонной из нескольких автобусов мы выдвинулись в сторону Грозного. Пожалуй, вчера, в машинах местных жителей, я чувствовал себя в большей безопасности. Именно такие грузовики сейчас стали главной целью окопавшихся в горах партизан. Но, тем не менее, мы благополучно добрались до поворота на Ханкалу – пригорода Грозного, в котором находится штаб российских войск. Здесь я сошел и отправился в Грозный.

До чеченской столицы оставалось всего несколько километров. Но автобуса мне ждать не хотелось, поэтому я поднял руку и через пару минут поймал попутную машину.

Чеченец средних лет спокойно отнесся к тому, что я приехал в их республику и, как и многие другие, попытался развеять стереотипы о своих соплеменниках:

- На самом деле чеченцы очень гостеприимные люди. Конечно, есть среди нас бандиты, а среди кого их нет.

Когда мы уже заехали в город, и притормозили у автобусной остановки, водитель спросил:

- Ты хоть завтракал сегодня?

- Да как сказать… В общем, нет…

- Вот, возьми, - он протянул мне сторублевую купюру. – Хоть поешь как следует…

Что можно сказать о Чечне напоследок… Я проехал эту республику автостопом и остался живым, здоровым и свободным. Возможно, это служит лишь подтверждением моей редкостной везучести. Но хочется верить, что это еще и реальное доказательство мира и спокойствия, наступившего наконец-то в регионе.

Правда, нельзя сказать, что мое путешествие прошло без вреда для здоровья. Общение с сотрудниками МВД и ФСБ в Ведено стоило организму немало нервных клеток. Однако мне, человеку кристально чистому перед законом, опасаться было нечего, и все в итоге закончилось хорошо. Впрочем, пока все в Чечне не успокоиться, другим путешественникам лучше не пробовать повторить мой опыт – можно ограничиться равнинной частью республики, благо там обстановка вполне безопасная.

Рамзан Кадыров недавно заявил, что намерен развивать туризм и создать настоящую «чеченскую Швейцарию». Возможно, когда-нибудь байдарочники вернутся на озеро Кезенойам, а альпинисты снова будут штурмовать скалы Аргунского ущелья. Пока же любоваться красотами горной Чечни могут только местные жители и две категории приезжих: «туристы» с Ближнего Востока, которые прячутся по горам вместе со своими братьями-единоверцами, и противостоящие им «туристы» со всех уголков России-матушки.

#8 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:54

ЧАСТЬ 7 - ИНГУШЕТИЯ

Ингушетия: опасное соседство

Приезжайте к нам, гости, почаще, пожалуйста,
Чтоб несчастья нас посещали пореже.
И зимою и летом - добро пожаловать:
В Назрани умеют встречать приезжих!

Гирихан Гагиев

Ингушетия расположена на северных склонах предгорья Большого Кавказского хребта. В состав Российской империи ингуши вошли в 1810 году. Во время Кавказской войны считались лояльным России народом и из них были даже сформированы военные отряды, помогавшие русским в войне с чеченцами.

При этом ингуши – родственная чеченцам нация, языки обоих народов входят в вайнахскую группу языков. В советские годы ингушей и чеченцев официально считали братскими народами и даже объединили в одну республику – Чечено-Ингушетию, что привело к шутке про единый «чечено-ингушский народ».

Тем не менее, в начале 90-х годов ингуши предпочли остаться в составе России. И хотя войны на территории республики не было, конфликт коснулся ее самым непосредственным образом. Вначале по Ингушетии в сторону Чечни двигались российские танки, потом сюда направилась большая часть беженцев из Чечни, здесь же скрывались и отсиживались многие боевики. Летом 2004 года чеченские боевики совершили рейд на Назрань, атаковали здание МВД республики и убили около сотни милиционеров и военных. А в последние месяцы в Ингушетии идет какая-то непонятная война – этим летом здесь произошла целая серия убийств и терактов.

Из Грозного я выехал днем. По пути водитель сделал крюк и заехал в станицу Орджоникидзевскую – официально самое большое село в России, где живет около 70 тысяч человек. Известно оно еще тем, что здесь постоянно происходят столкновения на этнической почве. Так, совсем незадолго до моей поездки в этом селе была убита русская учительница и ее дети. Я читал об этом в Интернете за несколько дней до визита в Ингушетию, но решил, что большой опасности республика не представляет.

Чуть позже я проехал село Барсуки, у которого во время первой войны была обстреляна колонна российских войск, двигавшаяся в Чечню. Где-то здесь, по воспоминаниям генерала Трошева, погиб солдат – рядовой Виталий Масленников, которого можно считать первой жертвой чеченской войны. Прохождение российских войск было сильно затруднено, потому что местные жители останавливали танки и автобусы, а кто-то обстреливал колонны из леса. Всего при прохождении войск через Ингушетию было уничтожено несколько десятков единиц бронетехники.

При въезде в Назрань человека встречают огромные двухэтажные кирпичные дома. Вообще Ингушетия не производит впечатления бедной республики, какой она официально считается. Везде видны новые здания и активное строительство.

Последний водитель, житель Грозного, в Назрань не заезжал, поэтому высадил меня на въезде в город. Я созвонился со своим знакомым Умалатом и сел на автобусной остановке. Несколько раз мимо меня проезжали милицейские машины, долго разглядывали, и, наконец, одна из них решилась и подъехала. Двое милиционера, сидевших в ней, проверили мои документы и попросили поехать с ними – как было сказано, «для выяснения личности». По дороге начался типичный развод на деньги и игра в «плохого и хорошего полицейского».

- Слушай, - сказал один другому. - Мне даже не хочется его в ГУВД вести. Там ведь его будут целую неделю держать.

- Да, наверно, - поддакивал другой.

Милиционеры говорили так довольно продолжительное время, видимо, ожидая, что я предложу им деньги. Но я денег не предлагал, решив, что я лучше скатаюсь в ГУВД и расскажу начальству, какой ерундой их подчиненные занимаются в рабочее время.

Из разговора с милиционерами я узнал, что они работают в президентском сопровождении, перекрывают дорогу, когда по ней едет глава республики, а в остальное время следят за порядком на ней. По их словам, я сидел как раз на этой дороге, поэтому и привлек их внимание.

- Ты зачем сюда приехал вообще? – спросил у меня милиционер.

- Я путешествую по Северному Кавказу, сейчас в Назрань приехал, завтра во Владикавказ поеду.

- Ты не слышал что ли, что здесь происходит?

- Слышал что-то про учительницу, которую убили.

- Да, а потом был теракт на ее похоронах, а потом убили помощника президента, а потом покушение на самого президента. Сейчас вся республика стоит на ушах. Тут взрывы, перестрелки, каждый день милиционеров убивают. А ты, блин, приезжаешь зачем-то и сидишь тут на президентской дороге.

- Да я просто приехал осмотреть местные достопримечательности.

- Какие достопримечательности? У тебя есть путеводитель? Так и запиши в нем – в Назрани смотреть ни хрена нет. Здесь, блин, с такими молодыми людьми, как ты, знаешь, что бывает? Приглашают тебя в гости, потом не выпускают, потом – видишь, коровы идут по дороге – будешь их пасти, потом через месяц позвонят твоим родственникам и предложат "посодействовать в освобождении" за определенную сумму. Людей просто к этому вынуждают.

- То есть – как это вынуждают?

- То есть, например, месяц назад приехал один человек из Ингушетии в Москву в командировку, ехал там утром в метро, и его зарезали. После таких случаев, естественно, появляется озлобленность у людей.

Этого эмоционального милиционера, как я выяснил, посмотрев его документы, звали Беслан. Он достаточно долго запугивал меня подобными вещами, а под конец позвонил моему знакомому и попросил его приехать. Умалат вскоре приехал, поговорил немного с милиционерами и убедил меня отпустить.

- Тут в республике сейчас очень беспокойно, - объяснил он поведение ингушских милиционеров. – После этого убийства в Орджоникидзевской тут начался настоящий бардак. Поэтому менты и волнуются.

Мы доехали до первой гостиницы, которая оказалась закрыта, и пошли ко второй. По дороге Умар сказал мне, показывая на окрестный пейзаж:

- Вот это место часто обстреливают. Там неподалеку находятся здания силовых структур.

- А кто обстреливает-то?

- Да бог его знает. Тут очень сложно понять, что происходит.

Умалат устроил меня в гостиницу, и город я пошел осматривать на следующее утро.

Аул Назрань известен с середины 19 века. С 1944 г. по 1957 г. с упразднением Чечено-Ингушетии селение было включено в состав Северной Осетии. В 1967 году село стало городом и ныне насчитывает приблизительно 130 тысяч жителей.

Назрань сложно назвать городом, это скорее большое село. Выше двух этажей здесь здания практически не встречаются. Бесконечные кварталы частных домов, магазины и службы сервиса. Только в центре можно увидеть большие дома – кварталы пятиэтажных зданий, некоторые из которых, впрочем, при ближайшем рассмотрении оказываются четырехэтажными. В остальном же это настоящая деревня - правда, с бешенным трафиком, пробками, светофорами и повсеместно положенным асфальтом. Одновременно с этим на некоторых центральных улицах можно заметить коров и овец, мирно щиплющих травку, или куриц, с кудахтаньем разбегающихся от проезжающих машин.

В центре города находится большой пруд. Когда я подошел к берегу, над ним несколько раз пролетели военные вертолеты. Если учесть, что в центре города я увидел несколько БТРов, что уже давно стало редкостью даже для Чечни, то республика производит впечатление крайне неспокойного региона.

За прудом находится самый ухоженный район в городе – здесь расположились представительства международных организаций, которые занимаются беженцами из Чечни и другими проблемами. Рамзан Кадыров неоднократно приглашал их переехать в саму Чеченскую республику, но до сих пор считается, что там небезопасно.

Домики с белыми стенами и красными крышами похожи на пригород американского города – здесь тихо и спокойно. У многих домов припаркованы джипы с дипломатическими номерами и надписями «ООН – UN» на борту. И только коровы, забредающие на окраину поселка и жующие травку и стен коттеджей, помогают избавиться от ощущения, что ты в Европе или Америке.

Отношение жителей Назрани к чужакам достаточно настороженное. Добровольно фотографироваться не стал никто, в то время как в других регионах люди радостно с улыбкой соглашались. Когда я спросил рабочих, стоящих у проходной с какого-то завода, можно ли их снять на фотокамеру, они мрачно ответили:

- Не надо. И здание тоже нельзя фотографировать.

- Понятно.

- Сам откуда?

- Из Москвы.

- Не скинхед, случайно?

С другой стороны, в магазинах, где у продавца не было сдачи, он соглашался на меньшую сумму – всю мелочь, которая была у меня в кармане. По той же причине (отсутствие сдачи) я пообедал в столовой в два раза дешевле. И, наконец, в магазине, где я купил бутылку лимонада за восемь рублей, у продавщицы снова не оказалось мелочи.

- Ладно уж, берите, это же всего лишь одна бутылка, - сказала она с улыбкой.

Обстановка здесь достаточно напряженная, но по всем признакам возникает ощущение, что все эти конфликты касаются только властей и каких-то непонятных группировок, ведущих борьбу за власть. Так же, как и в Дагестане и Чечне, люди предпочитают не вникать в суть проблемы, питая одинаковую ненависть и к правоохранительным органам, и к террористам. Вся эта война проходит мимо них. Тимур из Грозного мне как-то рассказал, что во время того рейда на Ингушетию был в Назрани и работал над каким-то проектом:

- В 2004 году, когда было нападение боевиков на Назрань, мы сидели вот в этой комнате, а прямо над нами – оттуда туда – из гранатометов обстреливали здание ГУВД. Но я помню только то, что нас комары и жара в тот день сильно достали, - и все это таким спокойным голосом, словно речь идет о чем-то само собой разумеющемся.

На южной окраине города находится музей-мемориал жертвам репрессий. Построенный недавно музей выглядит снаружи очень красиво – высокая каменная башня, обвязанная в нескольких местах колючей проволокой. Главное событие, которому посвящена экспозиция – депортация 1944 года.

Во время Великой Отечественной войны территория Чечено-Ингушетии была, как известно, частично оккупирована немецкими войсками, и многие местные жители сотрудничали с интервентами. О масштабах этого сотрудничества до сих пор ведутся большие дискуссии. Историки с античеченскими взглядами говорят даже о группировках численностью 40 тысяч человек, наносивших удары в тыл Красной армии. Жители Владикавказа обычно рисуют такую картину осады города во время войны: с запада наступали немцы, с востока – чеченцы и ингуши, и город еле удалось отстоять от тех и от других. Другие же источники, особенно современные чеченские и ингушские, отрицают массовый характер подобного сотрудничества, и говорят, что на стороне вермахта выступало лишь несколько сотен человек.

Так или иначе, ингушей вместе с чеченцами 23 февраля 1944 года отправили в Среднюю Азию. Об этом и можно узнать из экспозиции музея. Несколько картин с похожим сюжетом – комната сельского дома, женщины и дети собирают теплые вещи, а у дверей стоят два чекиста с автоматами. Помимо этого – вырезки из статей, фотографии, документы. Не забыты и другие народы, репрессированные в советское время – отдельные стенды посвящены курдам, карачаевцам, калмыкам, немцам, туркам. И еще один раздел посвящен осетино-ингушскому конфликту 1992 года, который здесь назван «геноцидом 1992 года». Хотя, разумеется, осетины придерживаются прямо противоположного мнения.

Выйдя из музея, я направился в Магас. На выезде из Назрани поймал попутку – водитель маршрутки ехал по каким-то личным делам в ингушскую столицу и даже не спросил денег за проезд (кстати, обратно я ехал с таксистом, который тоже согласился подвезти бесплатно).

Почему-то мало кто знает, что официальная столица Ингушетии – не Назрань, а город Магас, построенный лишь несколько лет назад. Вроде бы это единственный город, который появился в России за последний двадцать лет «с нуля» - то есть буквально в чистом поле. Правда, ранее на том же месте существовал древний город с тем же именем, стертый с лица земли монгольскими завоевателями. Турецкие строители начали создавать новый город в середине 90-х, а в 2002 году он уже стал официальной столицей Ингушетии, заменив в этом качестве Назрань. По официальным данным, население Магаса составляет чуть больше трехсот человек. По проекту, город рассчитан на 30 тысяч жителей и будет состоять из 27 микрорайонов.

Магас находится в 4 км от Назрани, до него идет ровная, прямая и широкая дорога – настоящий автобан. Да и сам Магас больше похож на город, чем Назрань. Те несколько кварталов, из которых он состоит, застроены суперсовременными домами бежевого или салатного цвета, напоминающими офисные здания в Москве. Высота немногочисленных жилых домов, как правило, не превышает трех этажей, и все они имеют уютные дворик с несколькими деревцами и газоном. Естественно, все тротуары уложены узорной плиткой, а улицы неестественно ровные и чистые.

В то же время Магас и городом назвать можно с трудом. Людей здесь практически не видно. Нет в городе и того, что составляет основу жизни любого населенного пункта – предприятия, магазины, кафе, развлекательные центры. Здесь только жилые и административные здания, а также новое здание Ингушского университета.

Магас – единственный город России, в котором я увидел улицу Хрущева. К этому политическому деятелю ингуши и чеченцы должны испытывать особую благодарность. Именно он в 1957 году восстановил Чечено-Ингушетию и поселил вайнахов на их земли обратно.

После улицы Хрущева я вышел на центральную площадь города. Здесь находится дом правительства, здание парламента и президентский дворец. Входы во все здания перегорожены железным забором и постами охраны. Посредине площади стоят несколько фонтанов. Я спросил у одного из охранников, можно ли здесь что-то фотографировать.

- Конечно, нет! – воскликнул он.

- А почему?

- Ну как сказать. У начальства свои причуды, - заметил охранник. – Но здесь можно фотографироваться на фоне фонтана. А если само здание сфотографируете, тогда из него охрана выйдет и арестует вас.

Тем не менее, я исподтишка сфотографировал все здания. Из них, вопреки ожиданиям, никто не выбежал.

Напоследок добавлю, что после моего отъезда из республики в течение нескольких месяцев здесь произошла новая серия терактов. Убийство еще одной русской учительницы, взрыв машины с сотрудниками ППС, обстрел батальона внутренних войск, убийство милиционера в Карабулаке, нападение на воинскую часть в Малгобеке – и это далеко не полный список.

Похоже, терроризм, который почти удалось победить в Чечне и Дагестане, пришел в соседнюю республику. Наиболее смелые прогнозы говорят о том, что мы на пороге новой войны, наиболее осторожные – о том, что это лишь провокации, направленные на смену руководства республики. В любом случае, Ингушетия, похоже, сейчас является самой неспокойной республикой на Северном Кавказе. И если в Чечню и Дагестан, по моим ощущениям, ехать вполне можно (не забираясь, правда, далеко в горы), то с поездкой в Ингушетию туристам стоит повременить.

#9 hitch-hiker

hitch-hiker

    Умудренный

  • Путешественник
  • 250 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 27 января 2012 - 16:56

ЧАСТЬ 8 - СЕВЕРНАЯ ОСЕТИЯ

Северная Осетия: надежный плацдарм

Не доходя до Ларса, я отстал от конвоя, засмотревшись на огромные скалы, между коими хлещет Терек с яростию неизъяснимой. Вдруг бежит ко мне солдат, крича мне издали: «Не останавливайтесь, ваше благородие, убьют!» Это предостережение с непривычки показалось мне чрезвычайно странным. Дело в том, что осетинские разбойники, безопасные в этом узком месте, стреляют через Терек в путешественников.

А. С. Пушкин «Путешествие в Арзрум»

Осетины в числе первых северокавказских народов присоединились к Российской империи. Случилось это в 1774 году, а спустя десять лет в регионе была построена первая российская крепость – Владикавказ. Присоединение прошло достаточно мирно, и с тех пор эта территория всегда считалась главным форпостом России на Северном Кавказе.

Официально Осетия состоит из двух частей: Северной в составе России и Южной в составе Грузии. Однако Южная Осетия в конце 80-х годов объявила о своей независимости, отстояла ее в грузино-осетинской войне 1990-1992 года и ныне де-факто является суверенным государством под протекторатом России.

Другая, менее продолжительная, но тоже по-своему значимая война, в которой принимали участие осетины – это осетино-ингушский конфликт 1992 года. Корни конфликта – депортация ингушей в 1944 году. В связи с ликвидацией Чечено-Ингушетии часть ингушской территории отошла Северной Осетии и была заселена осетинами из других районов. После возвращения ингушей из Казахстана они неоднократно пытались вернуть потерянные земли. Но только в начале 90-х годов с ослаблением центральной власти в стране произошел беспрецедентный случай – один российский регион начал войну против другого.

Утром 31 октября 1992 года в Пригородном районе Северной Осетии появились ингушские отряды, вооруженные стрелковым оружием и бронетехникой, и быстро заняли большую часть спорной территории. Однако их противники оказались вооружены не хуже соседей, а своим собратьям помогли ополченцы из Южной Осетии. Осетины оттеснили ингушей обратно к административной границе, и уже были готовы разгромить саму Ингушетию, но российские власти остановили насилие, введя войска в зону конфликта. За несколько дней вооруженных столкновений с обеих сторон погибло около 600 человек. Ингушское население Пригородного района было вынуждено покинуть свои дома и бежать в соседнюю Ингушетию.

Расстояние между Назранью и Владикавказом – столицами двух некогда воевавших республик – всего 26 километров. Автобус проходит эту дистанцию за двадцать минут. Правда, на административной границе двух регионов, как и по всему Северному Кавказу, стоит блокпост с солдатами и милиционерами. В автостопном путеводителе <a href="http://ve.free-trave...s.ru/">«Вольная энциклопедия»</A> давалась такая рекомендация: «Ни в кое случае не переходите границу Осетии и Ингушетии пешком – Вас могут расстрелять как федералы, так и милицейские подразделения с обоих сторон!» Раньше даже таксисты очень редко соглашались кататься из Ингушетии в Осетию и обратно. Однако теперь обстановка несколько стабилизировалось, и пересекать границу можно без вреда для здоровья. На автобус милиционеры вообще не обратили никакого внимания. Но даже сейчас, когда напряжение на границе спало, ингуши и осетины ненавидят друг друга всей душой.

Юрий из Владикавказа, с которым я заранее списался по Интернету, встретил меня у автовокзала. Погрузив вещи в багажник своей машины, он заметил:

- Ты когда написал, что едешь в горные районы Чечни и Дагестана, я подумал: «Если парень в течение двух недель ничего не напишет, значит можно его уже не ждать».

- Да нет, там все нормально, очень доброжелательное отношение, - успокоил его я.

- Это если ты как гость к ним приехал. Для кавказцев гость – это святое. Но если бы там жил, был их соседями, тогда бы у тебя было совсем другое мнение. Мой отец двадцать лет в Чечено-Ингушской республике прожил. Он говорил, что еще в советское время у каждого чеченца было оружие – где-то в огороде закопано. И если начинались какие-то проблемы, они брали лопату, откапывали ружье и начинали стрелять.

- По-твоему выходит, что все чеченцы – бандиты.

- Так оно и есть. Когда живешь с ними рядом, узнаешь их гораздо лучше.

- Тогда что ты об ингушах думаешь?

- А они еще хуже! – коротко ответил Юрий. Таким образом, он, хоть и был русским, но в плане ненависти к вайнахам полностью разделял мнение осетин.

Вообще, в Северной Осетии самая высокая доля русских – треть населения. Да и сами осетины гораздо ближе к русским по культуре и традициям, нежели народы Дагестана и Чечни. Особенно это чувствуется по Владикавказу. Впервые я почувствовал, что нахожусь не в Азии, а в Европе. Во Владикавказе много старинной архитектуры 18-19 века, которая часто встречается в старинных губернских городах России. Центральная улица – Проспект Мира – превращена в красивый бульвар с вековыми деревьями и старыми скамейками. Во Владикавказе ходят трамваи, что вообще-то редкость для Северного Кавказа. А в центре проспекта можно увидеть памятник Ленину, который в других северокавказских городах мне почему-то не встречался.

Тюбетейки у мужчин и хиджабы у женщин, распространенные в соседних мусульманских регионах, здесь почти не видны. На многих девушках обтягивающие джинсы или короткие юбки, а некоторые парни облачены в спортивные костюмы. Словом, чувствуешь себя почти как где-то в средней полосе России.

Через центр течет легендарная река Терек, воспетая в стихах и песнях. Когда-то на ее берегах поселились казаки и, переняв культуру горских народов, превратились в самую грозную часть казачества – Терское казачье войско. Терек протекает и через Чечню с Дагестаном, но мой путь лежал гораздо южнее, так что реку эту я увидел только сейчас. Во Владикавказе она совсем неширокая, но облачена в красивую набережную, а берега ее украшают храмы нескольких религий.

Интересно, что осетины разделены на несколько этнически-религиозных групп, и среди них есть как православные, так и мусульмане. В самом Владикавказе есть и мечети, и православные церкви, и храмы местных традиционных верований. Впрочем, религия, как мне показалось, не играет большой роли в жизни республики.

Юрий на следующий день покатал меня по окрестностям осетинской столицы. Мы проехали по знаменитой Военно-грузинской дороге, соединяющей Владикавказ и Тбилиси. Построена она была русскими войсками в конце 18 века. Во многом своей известности Военно-грузинская дорога обязана русской литературе. По ней ходили, ездили на лошади или в повозках Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Лев Толстой, Гиляровский, Чехов, Горький, Булгаков, Маяковский. А вслед за ними по дороге пошли и их персонажи. Из самых известных героев последними здесь были Остап Бендер и Ипполит Воробьянинов, которые шли в Тбилиси в поисках заветного стула.

Однако дойти до замка Тамары, где «концессионеры» встретили отца Федора, теперь не получится. Несколько лет назад Россия и Грузия ввели визовый режим, а год назад российский пограничный переход Верхний Ларс был закрыт на ремонт. К слову сказать, ремонт перехода удивительным образом совпал с охлаждением отношений двух стран. Так что теперь проехать дорогу от начала до конца невозможно в принципе. Мы с Юрием доехали до границы и повернули обратно.

Военно-грузинская дорога производит удивительно умиротворяющее впечатление. Если в Дагестане горы устрашали своим грозным видом, то здесь они выглядят как нечто родное и знакомое – может быть, благодаря русским писателям, которые много раз описывали эти места. Скромные села, высокие горы, коровы, пасущиеся на склонах, и протекающая рядом река Терек. Вдалеке, на самой российско-грузинской границе видна вершина горы Казбек, одна из высочайших гор России. Дорога совершенно пуста – после закрытия границ ездить на юг совершенно незачем. Только редкие туристы любуются видами да сельские жители едут во Владикавказ.

Северная Осетия была плацдармом при наступлении на Чечню. Как я уже писал, западная группировка шла в Грозный из Владикавказа, а северная – из Моздока. Однако война осетин не сильно коснулась. Крупные теракты здесь случаются редко, перестрелки с боевиками и взрывы – еще реже. Да и самих террористов и ваххабитов здесь своих почти нет – только приехавшие из Ингушетии и Чечни.

Поэтому туристу здесь можно не опасаться того, что он станет жертвой теракта или будет похищен боевиками. Тут, как и по всей России, есть проблемы иного рода. Мы с Юрием проезжали гору, на склоне горы стояла старинная башня – из тех, которые каждый кавказский народ считает своим собственным изобретением. Я спросил, можно ли остановиться и осмотреть это сооружение, но Юрий сказал, указывая на компанию из нескольких парней, стоявших рядом с башней:

- Знаешь, лучше не стоит. От греха подальше. Просто в прошлый раз была подобная ситуация. Мы с другом приехали посмотреть горы, а рядом оказалась компания таких же ребят. Им почему-то очень понравилась видеокамера моего друга. И пошло-поехало: «Да ладно, подари камеру! Слышь, да, тебе жалко, что ли?». Мне все-таки удалось убедить их, что камеру мы дарить не будем. Но тогда дополнительным аргументом было то, что у меня с собой был «Макаров». А сейчас я его, к сожалению, не взял с собой…

Такие вот особенности осетинской жизни. Со времен войны в Южной Осетии и осетино-ингушского конфликта многие местные жители держат дома огнестрельное оружие. С одной стороны – ингуши все еще хотят вернуть свои земли, с другой – пистолет всегда поможет защитить жизнь и имущество, как это произошло в описанном выше случае.

И все же чеченская война однажды коснулась Северной Осетии. Три года назад здесь произошло громкое и трагическое событие, о котором следует рассказать особо. В пятнадцати километрах к северу от Владикавказа находится город, чье название теперь известно каждому в нашей стране – Беслан.

Селение на этом месте было основано в 1847 году переселенцами из других частей Осетии и названо Бесланыкау по имени местного феодала Беслана Тулатова. В официальном употреблении закрепилось название Тулатово или Тулатовское. В 1941 году село Тулатовское было переименовано в Иристон ("осетинское"), а оно в 1950 году преобразовано в город Беслан.

Беслан – важный железнодорожный узел, здесь находится крупный маисовый комбинат, несколько заводов, швейная фабрика. И хотя город является крупным промышленным центром, мало кто из россиян до недавнего времени знал о его существовании. Но все изменилось 1 сентября 2004 года.

В этот день группа вооружённых людей в масках на нескольких автомобилях подъехала к зданию городской школы № 1 и прямо со школьной линейки захватила свыше 1300 заложников – детей и их родителей. Три дня боевики удерживали заложников в школьном спортзале. Все попытки вести переговоры с террористами окончились неудачей. 3 сентября в результате неожиданно начавшейся перестрелки и последовавшего за ней штурма погибли более 330 человек из числа заложников и военнослужащих, участвовавших в их спасении. Половина погибших – дети.

Мы с Юрием доехали до бесланской школы к вечеру. Улицы города были пустынны. Мы миновали несколько кварталов и выехали к краснокирпичному зданию. Это и была знаменитая школа № 1.

Выглядит школа жутко и нереально, как будто здание, пережившее войну, в окружении мирных и не тронутых сражениями кварталах. Все стекла в окнах выбиты, крыша обвалилась в нескольких местах. По всему периметру школы были положены цветочные венки.

Но самое страшное – это спортзал школы. Именно здесь террористы держали заложников, и именно здесь большинство из них погибло. В центре зала стоит деревянный православный крест, окруженный живыми цветами. По краю зала установлены венки, а на стенах висят десятки и сотни фотографий: дети и учителя, которые погибнут во время теракта. Светлые радостные лица, улыбки и смех – и все это на фоне пустых оконных проемов и покореженных стен.

Остальные помещения в школе выглядят не лучше. В коридорах свалены остатки школьной мебели, в некоторых классах остались грязные скамейки, на полу валяются листки из тетрадок и учебников. Стены исписаны надписями «мы помним» и «простите, что не уберегли вас…». С потолка свисают строительные конструкции, так что ходить здесь даже небезопасно.

Здание школы было совершенно пустынно. Только когда я почти заблудился и зашел в какое-то совсем дальнее помещение, навстречу мне вышли два молодых парня. Они вывели меня обратно в спортзал, рассказав по пути, что потеряли во время теракта нескольких дальних родственников. Беслан – город небольшой, здесь живет всего 30 тысяч человек, поэтому почти у каждого был родственник или знакомый, находившийся в школе.

Эти же ребята рассказали, что власти хотят снести школу и поставить на ее месте мемориальный комплекс. Проект его висит на стене школы. Основу комплекса, очевидно, будет составлять православный храм, изображенный на плакате с надписью «Храм светлых душ». Однако против строительства активно выступают матери погибших детей, особенно те, кто исповедует ислам.

- Какие впечатления? – спросил Юрий, когда я вернулся в машину.

- Жутко это все…

- Сейчас это еще выглядит нормально. А сразу после теракта там вообще было страшно смотреть. Следы крови на стенах и матерные надписи в адрес террористов.

Боевики, захватившие школу, в большинстве своем были убиты. Только один из них – чеченец Нурпаши Кулаев – был арестован и впоследствии приговорён к пожизненному заключению. Среди террористов было много ингушей, поэтому напряжение на осетино-ингушской границе чуть было не вылилось в очередную войну. Нормализовалась ситуация только несколько месяцев спустя. Погибшие дети были похоронены на городском кладбище, а взамен разрушенной школы в городе построили несколько новых...

Через десять минут Юрий оставил меня на все той же федеральной трассе Ростов-Баку. Я проголосовал минут десять и остановил белую «Ниву». Двое жителей Владикавказа ехали в Ставропольский край и смогли добросить меня до Пятигорска. Через несколько часов Кавказ остался далеко позади.

Эпилог

Не осталось почти ничего от эпохи Кавказской войны. Крепости Шамиля развеяны ветром, царские крепости разваливаются прямо на глазах. Только указатели и таблички говорят о том, что раньше здесь лилась кровь и гремели пушки. Жители Дагестана, хоть и уважают имама, но отсоединяться от России не хотят.

Да и нынешние войны постепенно уходят в прошлое. Нет в живых Дудаева и Ельцина, начавших первую чеченскую войну, уничтожены Аслан Масхадов, Шамиль Басаев и Хаттаб. И хотя незримая война на Кавказе продолжается, трансформируясь из уличных танковых сражений в партизанские вылазки, переходя из одного региона в другой, масштаб ее уже не тот, и рано или поздно она должна закончится.

Только одна вещь понятна после путешествия по Северному Кавказу. Люди очень устали от войны, которая непрерывно идет здесь уже много лет. Чеченец, аварец, ингуш, русский или осетин – все одинаково хотят мира. Речь из серии «хотят ли русские войны» (с указанием соответствующей национальности) можно услышать от любого кавказца.

Но вот загвоздка – одновременно все подозрительно косятся на соседние народы, которые «только и ждут…» А встретить врага нужно достойно, и поэтому хранится дома оружие, и милиция подозревает каждого чужака во всех смертных грехах, и со страниц газет говорят – «они хотят захватить наши земли» и «не отдают то, что принадлежит нам по праву». До мирного сосуществования разных народов Кавказу, конечно, еще далеко. Однако другого пути все равно нет. И хрупкое равновесие, которое сейчас установилось в регионе, с годами, надеюсь, будет становиться все прочнее.

А напоследок стихи Расула Гамзатова про Кавказ, на который я надеюсь вернуться еще не один раз:

Даже те, кому осталось, может,
Пять минут глядеть на белый свет,
Суетятся, лезут вон из кожи,
Словно жить еще им сотни лет.
А вдали в молчанье стовековом
Горы, глядя на шумливый люд,
Замерли, печальны и суровы,
Словно жить всего им пять минут.

#10 Garry

Garry

    Старожил

  • Путешественник
  • 518 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Дзержинский

Отправлено 29 марта 2012 - 09:07

Изза обилия исторических справок и документальных данных не смог дочитать до конца.
Напоминает глянцевые журналы с отточенным литературным языком и текстом, написанным по шаблону филологических правил.

#11 Akant

Akant

    Новичок на форуме

  • Новый путешественник
  • 2 сообщений
  • Пол:Мужчина

Отправлено 17 июня 2012 - 00:55

С удовольствием почитал Ваши отчеты. Отдельное спасибо, за стиль, литературность и информативность. Успехов!





Количество пользователей, читающих эту тему: 0

0 пользователей, 0 гостей, 0 скрытых пользователей