Отправлено 24 августа 2009 - 22:09
Отчет переродившийся в журнальный вариант:
ДЫБЫ, ТЫРЫ.
Валерий Люшков.
Подвезший меня УАЗик, пыля, скрывается за поворотом. Оставшись один на развилке дорог в Верхоянских горах, первым делом достаю и собираю свою магазинную одностволку. Нож располагается привычно на боку. Дикая природа не прощает легкомыслия и наказывает за него жестко и безжалостно. Обостряются слух и чувства, восприятие окружающего переходит в другой режим. Прежде чем взвалить на плечи рюкзак, произношу начальные слова обращения местному богу охотничьей удачи Баянаю. Путешествие началось.
Желание неспешно попутешествовать по Верхоянским горам и Оймяконскому нагорью Якутии появилось летом 2006-го, во время самостоятельного путешествия до Магадана и обратно. Как я вздыхал тогда, глядя на проплывающие за окном пейзажи…. Но глупо было отказываться от удачной попутной машины, когда следующая может быть через неделю или через две. Были планы задержаться в интересных местах на обратном пути, но пошли дожди, после которых реки здесь сносят мосты и размывают дороги, становятся непроходимыми для машин броды, и надо было срочно выбираться.
Зная то, какой дикости места у меня впереди, в этот раз я взял с собой не только удочку, но и ружье. В этот раз от Нерюнгри до Якутска ехал на попутном контейнеровозе… Жека был водителем опытным и потому не спешил. За груз здесь отвечает перевозчик. Раньше Жека был наемным водителем. Затем, вначале собрал Магирус из тех, что пришли на строительство БАМа в 1976 году, себе, а потом создал из таких же машин свою небольшую автоколонну. Из тех самых неубиваемых MAGIRUS 290D26K. Вот уж действительно машина для наших дорог.
По пути, за Алданом, в лесу у дороги видели пару медведей. На трассе нередко можно встретить их прямо на стоянках для отдыха. Бывает, что прикормленные доброхотами мишки начинают даже требовать у отдыхающих водителей угощения. Жека рассказывал, как однажды на стоянке проснулся от стука по дверке кабины. А, приоткрыв стекло, очень удивился, увидев стоящего на задних лапах лесного попрошайку.
На последних двух сотнях километров перед Якутском дорогой федеральную трассу «Амур» назвать можно только с большой натяжкой. В очередную «неровность» Жека входит так, чтобы контейнер на прицепе не раскачался и не завалил машину. Такой стиль езды он называет фигурным вождением. По пути крепко сдружились, Женя Антонов оказался заядлым охотником и рыболовом и сожалел, что не может составить мне компанию. Расставались в Якутске как свои. Теперь в Алдане у меня есть человек, на которого я всегда могу рассчитывать и с которым могу пойти в любое, даже самое сложное путешествие.
В Якутске переждать пару дождливых дней остановился у приятеля журналиста Егора Федорова, купил резиновые сапоги и топорик, пообщался с редакцией любимого якутами охотничьего журнала «Баянай», познакомился с председателем Союза республиканских обществ охотников и рыболовов Кимом Александровичем Корякиным. А когда погода наладилась, отправился дальше, теперь по трассе «Колыма».
К вечеру первого был в большом якутском селе Ытык-Кюель, за полтысячи километров от Якутска. Подвозивший меня Дмитрий, студент юрфака, работающий в селе юристом, пригласил меня на ночлег в свой дом. За ужином узнал, что Дима внук Петра Егоровича Решетникова - знаменитого олехнесута Якутии, уважаемого и признанного сказителя якутского народного эпоса. Дима и его жена и сами пишут стихи. Такая вот Якутия.
По моей просьбе утром Дима показывает мне ледник, где хранятся семейные запасы пресной воды. Как не странно, но в равнинных участках Якутии меж реками Алдан и Лена, так похожими на среднюю полосу России, проблема с чистой питьевой водой. Водоемы и реки мелководны, и жарким летом вода из них используется только для технических нужд. А воду для питья и приготовления пищи заготавливают зимой, вырезая и складируя в подвалах-ледниках пласты льда. Сложилось это исторически, еще с тех времен, когда первые, спустившиеся от Байкала по Лене в эти места якуты, вымирали целыми поселениями от болезней связанных с употреблением плохой воды.
На другой день, добравшись до Хандыги, захожу в гости к знакомому, с которым в прошлом году выбирался по отсыпанной заключенными Хандыгской трассе с Колымы. Среди местных водителей он больше известен как Дима Шайтан. На трассе он действительно шайтан. Даже мне имеющему хороший опыт езды по бездорожью было не по себе, когда Дима каким-то чутьем выбирал, как пройти на Камазе, казалось бы, совсем непроходимое и откровенно рисковое место. Он рад, что я к нему заехал и говорит, что обиделся бы, если бы узнал, что я был в Хандыге и не зашел. Узнав о том, куда я в этот раз собираюсь, Дима тоже сожалеет, что не может составить мне компанию и просит передать привет живущему на реке Дыбы в Верхоянских горах человеку, которого называют здесь Каюром.
Этим летом в Верхоянских горах в моих планах подняться по реке Дыбы и ее притоку до водораздела Индигирки. И уже там добраться до самой высокой горы Якутии - Мусс-Хая. Гора эта на границе Якутии и Хабаровского края и по описаниям бывавших там людей славится совершенно дикими и живописнейшими окрестностями. Оттуда, сделав плот, можно сплавиться до трассы «Колыма» по реке Сунтар. Затем, уже на Оймяконском нагорье, сходить на озеро Лабынкыр. То самое, которое известно как аномальная зона и место обитания водяного чудовища подобного Лох-Несскому. Впрочем, как показывает практика, планы в таком путешествии носят лишь предварительный характер. Любая случайность может внести в него свои коррективы. Там где идешь в первый раз, никогда не знаешь, что ждет тебя за очередным поворотом.
За деревянным мостом через несущуюся по камням вдоль трассы реку от дороги слетает вглубь леса рябчик. Это якутский Бог охотничьей удачи выказывает мне свое расположение. По местным обычаям, если отказаться от дара Баяная, он может и отвернуться. Высматриваю спрятавшуюся на ветке за лиственничной хвоей птицу и благодарю Баянная за знак доброго ко мне расположения. После ночной дороги надо немного поспать. Набирая воду в бетонном желобе-сливе, за проложенной под дорогой трубой замечаю специально выбитую кем-то в бетоне ямку. В таких местах оседает вынесенное ручьем золото. Как не заманчиво это проверить, я не собираюсь пробовать себя в роли старателя. Это кривая и очень опасная дорожка, пойдя по которой можно остаться в этих горах навсегда.
Меж рекой и дорогой, в стланике, нахожу удобную площадку, где поставленную мной палатку не будет видно. Заросли стланика не лучшее место для установки палатки, но лихие люди опаснее диких зверей.
В идеале, во время путешествий по местам диким, где высока вероятность встречи с крупными хищниками, палатку ставить предпочтительнее на открытом пространстве. Да и передвигаться лучше по местам открытым. Если что, здесь хотя бы есть время скинуть рюкзак и нормально прицелиться. Если хватит самообладания. Если вообще будет такая возможность. Чтобы избежать этого, лучше заранее сделать все от тебя зависящее, чтобы не встретиться со зверем накоротке.
У местных эвенов-оленеводов есть такая поговорка: «Не бойся того, что далеко, бойся того, что близко». В ней глубокий, основанный на печальном опыте смысл.
До реки Дыбы, где должна быть избушка, что-то около полста километров. Рассчитываю дойти туда за пару дней. Пока не втянулся в нагрузки идти тяжело. Через каждую пару километров скидываю с плеч тяжелый рюкзак, расстилаю туристический коврик и немного отдыхаю. Ружье с дробовым патроном в стволе и парой пулевых патронов в магазине все время под рукой. Теперь это правило.
После полудня на затяжном пологом подъеме слышу сзади машину. Это Камаз, везущий в открытом прицепе, называемом водителями телегой, какую-то емкость. Машина идет на рудник Нежданинский, и водитель не против меня подвезти. Прежде чем сесть в машину, по неписаному таежному правилу, разряжаю ружье.
Вскоре дорога кончается, и дальше едем прямо по реке. Точнее, по галечным отмелям на ее берегах, временами пересекая маловодное сейчас русло. Занятно выглядят сохранившиеся с советских времен дорожные знаки прямо на берегах.
До реки Дыбы едем более шести часов. Водитель Сергей рассказывает, как здесь одну из машин едва не атаковал, пытаясь догнать, медведь. Последние километры спускаемся с крутого перевала. Справа - обрыв в ущелье. Там остатки нескольких машин, не вытянувших в подъем зимой.
К реке и избушке подъезжаем ближе к полуночи. Дальше дорога на рудник идет уже по реке Дыбы и водитель тоже собирается здесь ночевать, чтобы отправиться засветло. Вместе ужинаем за столом под навесом у входа в избушку. Вокруг горы и шумящая по камням река. Посреди долины реки «новенький» бетонный мост. Вот только дороги к нему нет, да и река, поменяв основное русло, течет в стороне от него. В конце советских времен, в тогда еще жилой поселок Нежданинский, хотели сделать дорогу. Да только и успели поставить на реке несколько мостов. Теперь эти ничего не соединяющие мосты так и стоят здесь как памятники межвременью.
Сергей рад, что не придется ночевать одному. Здесь часто пережидают большую воду и водители едущие на рудник. Это, когда после прошедших в горах дождей, река на несколько дней становится непроходимой.
Спать Сергей укладывается в машине, а я располагаюсь в избушке. Я соскучился по этому смолистому, прокопченному духу таежного жилья.
Утром, удаляющаяся машина выглядит игрушкой на фоне гор. А мой путь вверх по Дыбам.
Впереди долина из вынесенных рекой камней с извивающимися по ней протоками и кромкой леса на границе долины и гор. С рюкзаком по каменистым россыпям идти не просто, но каждый мой шаг - это шаг в неведомое. И это здорово. Солнце припекает и становится все жарче. Под его лучами постепенно тают зависшие на вершинах гор клочья тумана. Рукава реки перехожу по одной и той же схеме. Высматриваю максимально широкий перекат, просматриваю его дно, прикидывая, где мельче, ровнее и течение с меньшим напором. Перебравшись, выливаю из сапог ледяную воду, отжимаю портянки, отдыхаю. По пути на отмелях попадаются следы медведей, снежных баранов, пересекшей реку стайки кабарги, след тропившего барана волка. В нагрузки втягиваюсь постепенно, не насилуя себя и отдыхая по мере необходимости. Я ни с кем не соревнуюсь и путешествую не для того, чтобы себе или кому-то что-либо доказать. Путешествие должно быть интересным и приносить удовольствие.
После полудня останавливаюсь перекусить и отдохнуть подольше. Прежде чем отправиться дальше, осматриваю склоны ближних гор, каменную долину позади себя и особенно внимательно впереди. Каждый вынесенный на отмель корч, каждое темное пятнышко в просматриваемой дали. И уже собираюсь идти дальше, когда теплый попутный ветерок доносит до меня смердящий запах зверя. Кажется, что зверь совсем близко, но вокруг меня было достаточно открытого пространства, где ему негде было спрятаться. Мне знаком этот запах, и это не могло меня не напрячь. Время от времени, оглядываясь, я удалялся все дальше, переходил рукава реки в брод, обходил небольшие островки леса по максимально возможно просматриваемым участкам, проходил кустарником и лесом там, где обойти его было трудно, однако запах не отставал. Пару раз на открытых местах я прятался за деревянный завал или толстый ствол лежащего дерева и внимательно всматривался назад, дожидаясь, что преследователь как-либо себя обнаружит. Если это медведь, он мог быть только в зеленой кромке леса, тянувшейся вдоль реки, где высмотреть его было почти невозможно. Плохо, если это раненый, обиженный людьми зверь. Я бы мог бы списать свои страхи на фобию, но запах зверя был слишком реальным. Если я не доберусь до избы Каюра до темноты, придется ночевать у костра, не устанавливая палатку. А так, едва ли удастся нормально отдохнуть. Но через пять километров пути, на очередном переходе, преследовавший меня запах вдруг исчез. И, с облегчением вздохнув, я опять увидел вокруг себя не враждебный мне дикий мир, а красоту окружающих гор, скачущую по камням изумрудной зелени струю и бесконечную синеву неба, с сияющим из его глубины ослепительным и жарким солнцем.
Ближе к вечеру, отдыхая на теплых камнях, привалившись спиной к лежащему стволу дерева, краем глаза отмечаю за кустами на кромке леса движение желтого пятна. Присмотревшись, вижу, что это рысь. Несмотря на то, что я на открытом пространстве, в менее чем в двухстах метрах от нее, киса не видит меня. Она грациозно потягивается, проходит, как по подиуму, по подмытому рекой обрыву и удаляется в глубь леса.
Самое время подумать о ночлеге. Обойдя лес в месте впадения в Дыбы большого притока, обнаруживаю деревянный вагончик на колесах. Вроде тех, что используют как бытовки дорожники. Вагончик был пуст, в нем давно никого не было, но в любом случае, в нем я чувствую себя более защищенным, чем в палатке. Веником из кедрового стланика выметаю из вагончика мусор, стелю туристический коврик и спальный мешок. Затем разжигаю костер и готовлю ужин. А потом долго сижу у костра, попивая чай с карамелью и прислушиваясь к шуму воды и лесным шорохам. Перед сном завешиваю разбитое стекло в одном из окон своими портянками, прокуриваю вагончик антимоскитной спиралью и, надежно закрыв дверь, проваливаюсь в сон. Если неправильный зверь начнет ломится внутрь, здесь я успею попробовать напугать его выстрелом и, если понадобится, то и принять дальнейшие меры.
Просыпаюсь от лязга дергающейся двери. За окном уже день. После вчерашних страхов, первая пришедшая на ум мысль закономерна. Живо представив, как сорванная медведем дверь слетает с петель, вскидываю лежащее под рукой ружье, и только сняв с предохранителя, спрашиваю: «Кто там?». Неожиданно для себя, в ответ слышу из-за двери женский голос. Открыв дверь, вижу за ней действительно женщину. Её внимание привлекли завешивающие дырку в окне вагончика от комаров шерстяные портянки, а то могли бы и разминуться. Переведя дух, объясняю ей, кто я и к кому иду. Женщина говорит, что Каюр здесь и завет от реки ловящего там хариусов мужчину. Каюра зовут Миша. Передаю привет ему от его приятеля из Хандыги. В ходе беседы находится и еще один общий знакомый. Семидесятилетнего путешественника Федора Никитенко с Украины я встретил год назад, возвращаясь с Колымы. Бодрого и подтянутого, которого язык не поворачивается назвать дедушкой. Дядя Федор тогда тоже возвращался из своего двухмесячного путешествия по этим горам.
А еще через пятнадцать минут мы уже сидим с Михаилом и Татьяной за столом, разливая по кружкам захваченный мной по совету Димы гостинец и перекусывая вкуснейшим копченым мясом. Михаил с женой и сыном, облавливая по пути хариусовые ямки, спускается по своим делам к избушке у перевала и назад вернется не раньше чем через неделю. Он объясняет мне, как найти его жилую избу и предлагает мне располагаться в ней на сколько угодно времени. Рассказывает, как идти к перевалу, за которым я попаду в водораздел Индигирки, где в доме найти карту этих мест. После моих слов о преследовавшем меня вчера запахе зверя, Михаил и Татьяна так переглянулись, что я понял, - для них это не новость. Был ли это решивший попугать меня дух этих мест, медведь или снежный человек, так и осталось для меня неведомым. Расстаемся друзьями. Михаилу с семьей к вечеру надо было добраться до нижней избушки у перевала. Оказывается, что вчера я не дошел до их верхней избы всего пять-шесть километров. Это значит сегодня можно идти не спеша. Достаю и оснащаю удочку, чтобы по пути наловить на ужин хариусов.
После полудня собираюсь и отправляюсь дальше. Перехожу приток реки Дыбы, в верховьях которого еще лет десять-пятнадцать назад добывали в шахтах серебро и свинец. Сейчас, по словам Михаила, в брошенные дома любят захаживать и сгрызать со стен глину, замешанную для крепости на соли, снежные бараны.
По пути останавливаюсь на ямках, там, где течение прижимается к скале, и на сливах перед омутками. На обычную здесь снасть – мушку удается наловить с десяток небольших хариусов.
Ближе к вечеру добираюсь до избы Каюра. В ней печь, стол и вдоль стен четыре кровати. Неподалеку – баня. Изба спрятана в лесном острове, который во время большой воды становится островом настоящим. С одной стороны лесного острова русло реки, с другой -гора, по форме очень похожая на пирамиду. Такие горы в Верхоянских горах не редкость. Иногда кажется, что не образовались сами по себе, а имеют искусственное происхождение и со временем просто вписались в окружающий пейзаж.
Вечером устраиваю настоящий пир. Тушу оставленное мне Михаилом мясо, запекаю на углях хариусов. Утром, хорошо выспавшись, решаю взобраться на вершину «пирамиды». Где-то там вверху обитают совершенно неприметные снизу снежные бараны. Их здесь в достатке. И лучше любой Красной книги их защищает труднодоступность этих мест.
Утром пробираюсь сквозь стланик к подножью пирамиды, чтобы взобравшись на неё как следует осмотреть окрестности. Где-то здесь, вверх по ущелью, живет медведица с медвежонком. Михаил говорил, что по ночам она спускается вниз к реке. Отсмотрев и выбрав путь, медленно поднимаюсь. Я налегке, но все оказывается совсем не так просто, как виделось снизу. Временами, чтобы продвинуться на метр-другой вверх, приходится не только тщательно выбирать место, куда поставить ногу или за что зацепиться рукой, но и реально рисковать, не имея возможности проверить опору на прочность. С вершины прекрасный вид на долину, по которой течет река и есть возможность просмотреть ее там, куда мне еще только предстоит идти. Снежных баранов не видно, но на осыпях много их следов. Сейчас они наверняка наблюдают за мной, лежа в тени на какой-либо из бараньих полок. Так называют горизонтальные каменные террасы на вершинах гор и их склонах. Тем временем с северо-востока наползает большая гроза. Молнии бьют сначала изредка в вершины, которые далеко, а затем все чаще и ближе. Необузданная стихия грозы в горах восхищает и будоражит. Успеваю сделать лишь несколько снимков и укрыться на подветренной стороне вершины, на удачно оказавшейся рядом бараньей полке, как через мгновение обрушивается ливень. Вокруг стена дождя, сверкают молнии, грохочет гром. Здесь же, под наклонной стеной, сухо. Местами полка протерта лежками баранов. Здесь их шерсть и экскременты. Не удивился бы, если из-за уступа скалы, вдруг выглянул снежный человек, или стадо баранов заскочило бы сюда укрыться от ливня. В небольшой расщелине оставляю несколько карамелек. Это не баранам, а духу этих мест или тому, кто первый на них наткнется. Переждав короткий ливень, тороплюсь вниз. Камни мокрые и приходится быть очень аккуратным. На трети спуска выхожу на замеченную мной ранее пологую осыпь и уже по ней, где как на лыжах, а где и гигантскими шагами, съезжаю-сбегаю почти до кромки леса. Вечером - стирка и баня, а утром ухожу дальше, вверх по Дыбам. Судя по карте и описанию Михаила, мне нужно миновать два ключа справа и один слева. Это первый этап пути. За ним, чтобы выйти к нужному перевалу, надо подняться вверх по притоку реки Дыбы, ручью Далангикан и там снова отсчитать необходимое количество впадающих в ручей ключей. Вот такие здесь ориентиры.
До Далангикана около двенадцати километров, но путь этот занимает весь день. Подъем вдоль реки становится заметно круче. Теперь до ближайших людей позади около сорока километров, впереди на сотню, а может и сотни километров их нет вовсе. Дойдя до нужного поворота, поднимаюсь по долине из вынесенных ручьем камней на пару километров вверх и располагаюсь на ночлег. Несмотря на то, что в Верхоянских горах я уже несколько дней, это первая моя ночевка в палатке. По пути от избы Михаила мне не раз попадались свежие следы разного размера медведей. Самих их не видно, но они есть и иногда совсем близко.
На ночь делаю два костра, которые должны гореть до рассвета, подсвечивая с двух сторон стенки палатки так, чтобы мне изнутри была видна тень, если кто-то появится рядом.
Поужинав и угостив духа этих мест, вечером долго сижу у костра. По опыту знаю, что страхи сглаживаются сами собой, когда начнет морить сон. Так и выходит. Прежде чем забраться в спальник гремлю, стуча по котелку. Зверье не любит резких чуждых им звуков.
Эта ночь в палатке стала тестовой. Еще накануне я всерьез подумывал, не слишком ли рискованна моя затея, путешествовать здесь в одиночку. Медведей здесь действительно много и они совсем не такие, как там, где они давно приняли как должное, что человек опасное для них существо. Здесь местами они и людей-то не видели никогда. А по-скольку медведи здесь самые крупные хищники, то и ведут они себя соответственно, считаясь лишь со своими интересами и потребностями. В июне, когда здесь наступает весна и медведям тяжело с добычей пропитания, едва ли мне удалось бы пройти без проблем и эти первые десятки километров. Сейчас поспела ягода, и пищеварение этих зверей перестроилось на то, чтобы с максимальной эффективностью усваивать ее. Но это совсем не означает, что можно расслабиться. В пути и на ночлеге важно заранее сделать все возможное, чтобы избежать встречи с медведем накоротке. На расстоянии меньшем, чем расстояние терпимости.
Ночь проходит спокойно.
Утром становящееся все жарче солнце подсушивает росу, загоняет в распадки и растворяет в них клочья тумана. Рядом с палаткой растут желтые горные маки. Дикий и первозданный мир вокруг враждебен и прекрасен, и я ощущаю себя малой частью его. Не более значительной, чем любой из его обитателей. Я знаю, что от того, как я буду себя в нем вести, зависит и то, как этот мир отнесется ко мне. Теперь, когда возвращаться назад не намного безопаснее, чем идти вперед, бояться чего-либо уже просто бессмысленно. Но идти вперед явно интереснее.
Собираю палатку, укладываю рюкзак и ухожу вверх по Далангикану.
Воду теперь приходится переходить реже, и броды проходимы легче, но и подъем километр за километром становится все круче. Зайцев, куропаток не видно. Да и заниматься их поисками специально пока нет необходимости. Ручей и хариусы в нем всегда рядом. По пути, время от времени, попадаются обглоданные зверьем черепа снежных баранов. Подъем утомляет и хочется быстрее дойти и перевалить перевал, за которым дорожка будет уже под горку. Но спешка опасна. В режиме самостоятельного путешествия любой ушиб или вывих, или не обработанная вовремя ранка может стать серьезной проблемой. Помощи, в случае чего, ждать не от кого, и приходится смотреть, и куда, и как поставить ногу при преодолении препятствий, каким местом пройти, чтобы быть максимально возможно дальше от мест, где может затаиться опасность.
Отсчитав нужное количество ключей, выхожу к развилке, на которой в Далангикан сливаются два равных ключа. Михаил говорил, что здесь надо идти влево, а генштабовская карта о том, что вправо. Бывает, что право и лево путают не только блондинки. Но рукой показать некому и приходится выбирать самому. Иду влево. Через пару часов пути забираюсь в загроможденную крупными камнями теснину. Поленившись слезать с одного огромного камня и забираться на другой, прыгаю с камня на камень. Без рюкзака это было бы простым делом, а с его весом за спиной подворачиваю ногу и чудом удерживаюсь, чтобы с двухметровой высоты не навернуться головой вниз на камни. Как минимум это закончилось бы ушибами и переломами. Над головой, в голубом с белоснежными облаками небе, висит коршун. Наверное, он огорчен, что я еще не его добыча.
По времени в пути уже должны были появиться указанные Каюром два небольших озерка, но их все нет. Скинув в рюкзак, влезаю на гору. Не видно ориентиров и впереди. И наступает измена. Состояние, когда начинаешь сомневаться во всем. В нем и прихожу к выводу, что карта ошибаться не может. С тем и возвращаюсь назад к развилке. Миновав еще несколько обглоданных и отвратно пахнущих бараньих черепов, поднимаюсь на километр вверх к открытой площадке. Здесь и устраиваюсь на ночлег. Утро вечера мудренее.
По сравнению с предыдущим ночлегом, здесь уже нет полосы леса между распадком и склонами и недостаточно дров, чтобы устроить костер на всю ночь. С трудом набрал сушняка карликовой березы на приготовление горячей еды. Выспался хорошо. Нельзя сказать, чтобы я совсем перестал бояться возможной встречи с неправильным медведем, скорее просто свыкся с пониманием того, что встреча такая возможна. Все что от меня зависит, чтобы ее избежать, я делаю. Будет проблема – будем решать. А если все время об этом думать, недолго и свихнуться.
И опять подъем вдоль ручья становится круче. «Дорога» раз за разом раздваивается и приходится выбирать, по какому из распадков-ущелий идти вверх. Карта здесь уже не помощник. Выбираю тот, что короче ведет к перевалу, просматривается и, вроде как, проходим. Совсем не хочется зайти в тупиковый распадок, который после 5-10 километров пути закончится обрывистыми стенами.
Поднявшись до прошлогоднего снега, под которым течет с перевала ручей, поднимаю глаза и вижу смотрящего на меня сверху снежного барана. Он, похоже, удивлен и совсем не испуган. Пока скидываю рюкзак и достаю фотоаппарат, он с любопытством смотрит на меня. Делаю несколько снимков и пытаюсь подобраться к нему поближе, укрывшись за неровностью склона. И только тогда, видимо услышав осыпавшиеся под моими ногами камушки, баран исчезает, как и появился.
По мере приближения к седлу перевала, переходы между передышками становятся все короче. Казалось бы вот он, рукой подать, а все никак. Кажется, что до площадки, за которой будет спуск, всего один бросок. Но когда доходишь до видимой с предыдущего места границы, за ней обнаруживается следующий подъем.
Выбравшись на седловину перевала и увидев новый мир уже за ним, испытываю настоящую эйфорию и восторг. И оттого, что сделал это, и от открывающихся с высоты перевала видов. Примерно в двадцати километрах от меня, как на ладони, - снежные стенки хребта, за которым уже Хабаровский край. Где-то там среди них и гора Мусс-Хая, к которой я хочу попасть. Но после пройденной части пути я уже понимаю, что выбраться оттуда будет не чуть не проще, чем добраться туда. Оставив на перевале рюкзак, взбираюсь на ближнюю вершину, осматриваюсь вокруг. До горизонта вздыбившиеся каменные громады. И кажется, что в мире больше нет ничего, кроме этих гор. Огромная горная, почти безлюдная страна, в которой время условно, и ощущаешь себя не то в далеком прошлом, не то в далеком будущем, или вообще в ином мире. По сути, это и есть иной мир, где другие, отличные от надуманных и искусственных, ценности, где и время течет совершенно по-иному.
Здесь и сейчас мне действительно не хватает человека, с которым я мог бы разделить свой восторг. Но где взять такого человека, которому можно верить больше, чем себе, с которым понимаешь друг друга с полуслова, с полувзгляда.. Вот и ответ на частый вопрос, почему в такие места я предпочитаю ходить один. Гораздо проще удачно жениться и жить счастливо, чем найти не попутчика, а настоящего напарника, с которым можно пойти хоть куда. Это не трасса, не обжитые маршруты и даже не семейная жизнь, где в любой момент каждый может пойти своим путем. Здесь от человека, который рядом, зависит все, от настроения до жизни. Даже человек, с которым в повседневной жизни легко, приятно и интересно общаться, через день-другой пути может начать раздражать. И это испортит все.
Как бы не было хорошо наверху, но время к вечеру. Далеко внизу, по стекающему за перевалом ручью, видна граница леса. До нее мне надо бы добраться до темноты.
Прежде чем начать спуск, тщательно просматриваю склон. Намечаю спуск по нему там, где это удобнее и безопаснее. И только после этого вниз. Спускаться легче, чем ползти вверх, и расстояния преодолеваются быстрее. Но я сдерживаю себя, зная, что даже по такому склону, где есть из чего выбирать, можно улететь или осыпаться с самыми нехорошими последствиями.
Но, как не выбирай, а если хочешь перед сном горячего питания и костер безопасности на ночь, надо до темноты успеть добраться до дров.
Все оказалось не так просто, как казалось сверху. Осторожно спускаюсь до ручья, текущего из распадка справа. Дальше, уже пошатываясь от усталости, иду вдоль него и по нему. Чтобы восстановить силы, не мешало бы устроить короткую передышку, вскипятить на паре таблеток сухого горючего полкотелка водички, попить крепкого с карамелькой чайку. Но солнце вот-вот закатится за горку, и наступят короткие сумерки перед темным временем суток. Даже на короткую передышку нет времени. И тут, как цветочек аленький из сказки, из расщелины в плите передо мной возникает росток Золотого корня. Смяв в себе желание снять рюкзак, достать фотоаппарат и штатив и запечатлеть его красоту, срываю верхушку цветка и жую уже на ходу. Слышал, что эвенки таким образом добавляют себе сил в пути. То ли оттого что очень хотелось, чтобы так и было, то ли действительно сработало, но сил действительно прибавляется. Наступает эйфория и легкость. И ноги уже не ватные, и рюкзак как будто стал вдвое легче. Прислушиваясь к изменениям в себе, прибавляю шагу, двигаясь уже почти бегом, когда под ногу на, вроде бы, сухом плоском камне попадает какая-то слизь. Не успев сгруппироваться, мгновенно теряю равновесие. Тяжелый рюкзак, как маятник, - вниз, ноги - вверх, а голова жестко раскалывается от удара об, как специально подставленный под нее, каменный зуб. По-крайней мере, ощущения были именно такими. В глазах темно, в левой части головы тупая боль, но нахожу в себе силы порадоваться тому, что хотя бы не потерял сознание. Преодолевая боль и слабость, выбираюсь из лямок рюкзака и ползу к холодной воде ручья. Теперь моя кровь - его часть на всем протяжении отсюда до Ледовитого океана. Почему-то вспоминается то, как в океане запах крови привлекает к жертве акул. Омываю убитое место ледяной водой и пытаюсь нащупать дырку или трещину в черепе. Дырки и рваной раны вроде бы нет, а вот с трещиной пока не понятно. Даже если и есть, за неделю-другую, если не занести инфекцию, срастется. Достаю пузырек с йодом и прижигаю прилично опухшую ссадину. Повезло, что удар пришелся в довольно крепкую часть черепа. Сантиметром выше и это был бы висок. Теперь я уже иначе воспринимаю «случайно» встретившийся мне цветок. Скорее это было испытание меня духами этих мест. Прошу у них прощения за свою поспешность и непонятливость, за испорченную мной без нужды красоту.
До нормального леса дойти так и не успеваю. В сгущающихся сумерках едва успеваю собрать сушняк из отмерших стволов карликовой березки и поставить палатку. Место для палатки и кострища выбираю с таким расчетом, чтобы зверь на нее не мог набрести неожиданно. Чтобы мой костер был заметен с максимально возможно большего расстояния. Тогда правильный зверь будет иметь возможность обойти. Думать об этом приходится всегда. На настоящий момент это одно из основных правил выживания. Сильно устал, и болит голова. Думал, что поем наскоро и упаду без сил, но, попив чаю, еще какое-то время сижу у костра, глядя на его пламя, разговаривая с задобренным угощением огнем. Вслушиваюсь в темноту и раздумываю о том, что сегодня все могло сложиться иначе. Кто-то поверил в меня и сберег. В таких местах сам собой начинаешь, если не верить, то и не опровергать существование духов места и хранителей, за тобой присматривающих. Берегущих тебя, пока не разочаруются в тебе, пока сам не изменишь себе. Наверное, как-то так когда-то возникло у живших во враждебном человеку диком мире племен язычество. Некоторые вещи трудно объяснить, но они есть, и не считаться с этим, когда ты часть этого окружающего тебя дикого мира, нельзя.
Ночью пару раз просыпался от какого-то шороха невдалеке от палатки. Подкладывал в костер дров, гремел котелком, пока не решил что, скорее всего это зайцы или ютящиеся в камнях маленькие смешные сурки, которых эвенки называют коротким словом - Чыс. Говорят, что сурки эти очень любят черную смородину. Продвигаясь вдоль россыпей, часто слышишь их тревожный свист, самих увидеть сложнее. Только что он свистнул где-то здесь, через минуту высунулся совсем в другом месте.
Спустившись до границы леса, обнаруживаю, что попал в настоящий лосиный угол. Свежие следы этих самых крупных из оленей везде. Реже попадаются следы пересекавших низину снежных баранов. Следов медведей или волков не попадается. Есть соблазн взобраться на склон, откуда укрывшиеся в лесу звери будут видны как на ладони, но еще больше нетерпение дойти туда, где, по описанию, ручей, вдоль которого иду, разделится на два рукава. Левый понесет свои воды в Сунтар и Индигирку. Правый - в Тыры, Алдан и Лену. Дойдя до воды, по которой уже можно будет сплавляться, я собираюсь собрать небольшой плот и сплавиться до долин у подножия Мус-Хая, а затем, полазив вволю, опять на плоту по Сунтару, уже до трассы. У меня запасены и хорошее полотно для лучковой пилы, и капроновый шпагат, но что-то уже сейчас мне подсказывает, что передвижение по здешним рекам на плоту будет слишком рискованным. Я видел Сунтар и его стремительное разбивающееся об отвесные скалы течение там, где он пересекает трассу…. А еще хочется скорее выбраться из узких распадков, где граница густой растительности слишком близко, туда, где река разнесла вынесенные с гор камни широко. Где обзор вокруг достаточен для того, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности.
Через час-другой пути я уже вижу впереди то место, где течение ручья упирается в стенку. Прибавляю шагу и вскоре с сожалением осознаю, что пересек не тот перевал и все еще нахожусь в водоразделе Алдана. Течение ручья вместо того, чтобы раздваиваться, деля свои воды между Алданом и Индигиркой, впадает в небольшую реку текущую вправо….
Самое время присесть и хорошенько подумать. Возвращаться назад - это сутки на перевал плюс еще два три дня, чтобы дойти до нужного. Если конечно повезет со второй попыткой. Наш общий с Каюром знакомый при карте и информации год назад месяц блуждал в этих местах, пока Михаил случайно не встретил его на одном из перевалов. Можно пойти вверх по реке, в надежде, что это лишь один из разделяющихся рукавов, предпочетший водораздел Алдана и Лены. А если нет, опять возвращаться к тому же? Спутав перевал, тут запросто можно оказаться и в Хабаровском крае. А там, попав в другой водораздел, можно пропасть надолго, а если зависнуть в пути до холодов, то навсегда. Да и продвигаться удается слишком медленно. Пока доберешься до Мус-Хая, полазишь там да выберешься оттуда, наступит сентябрь. А с ним и ночные морозы или, что еще хуже, зарядят дожди. А в моих планах успеть в это лето забраться на Оймяконское нагорье, побывать на озере Лабынкыр и Индигирке. Взвесив все за и против, решаю спуститься вдоль этой воды до реки Тыры и уже по ней до Нежданинского рудника. Для первой пробной прогулки по Верхоянским горам мне вполне хватит и этого. Если еще удастся выбраться отсюда без нежелательных приключений.
С тем и отправляюсь вниз вдоль реки. Судя по следам, вчера вверх прошло небольшое стадо оленей. Под уклон идти получается и быстрее и легче. После ночевки, на другой день я выхожу из теснины на простор, туда, где, петляя по широкому выносу камней, несет свои воды неизвестная мне река. Если верить компасу, она приведет меня к реке Тыры. Впрочем, и компас в этих местах надежен не всегда. Солнышко вернее. Но после того как по карте и описанию выходишь не туда, куда рассчитывал, начинаешь сомневаться и в нем.
На залитом солнцем просторе подпорченное настроение улучшается. Радует даже ржавая бочка из под горючего, брошенная забиравшимися сюда когда-то геологами. Не дойдя до нее, слышу в сотне метров от меня слева в лесу треск. Он не такой как тогда, когда под ногой ломается сушнина. Кто-то намеренно буянит, недовольный моим появлением, таким образом заявляя о своём присутствии и правах на эту территорию. Это медведь. Треск то в одном месте, то в другом продвигается параллельно с моим движением. Передернув затвор, загоняю в ствол ружья пулю и, развернувшись, стреляю в дно оставшейся позади бочки. Несмотря на то, что до нее около семидесяти метров, пуля ложится почти в самый центр. Раскатистый звук выстрела и стон загудевшей от удара бочки, похоже, убеждают хозяина этих мест, что и у меня здесь есть свои права. Вот и славно, вот и поговорили….
К полудню становится жарко. Самое время перекусить и отдохнуть. Дойдя до подходящих для хариусовой рыбалки, чередующихся друг за другом сливов, скидываю рюкзак и достаю снасти. Они немудреные. Телескопическая, выдвигающаяся коленами удочка, леска с поплавком и две мушки на поводках. Одна ниже, а другая выше поплавка. Десятиметровая ямка просматривается вся до дна. Кажется, что в воде ничего нет, кроме выстлавших дно камней, но едва подкидываешь мушку во вливающуюся в ямку струю, как раздается всплеск и стремительная серая тень уже несется с ней прочь. Леска и поплавок режут воду. Короткая подсечка, и через мгновение хариус или на берегу, или, если ему повезло больше, срывается и сбегает вниз по течению. После этого обычно приходится менять место ловли и переходить к другому сливу. Но, так или иначе, через пятнадцать-двадцать минут серебристо-серых брусковатых рыб в улове достаточно и для того, чтобы сварить уху, и для того, чтобы просто пожарить.
Хвосты и головы, которых набирается две трети котелка - на уху, тушки - на жаркое. Развожу костерок и вскоре, остудив блестящее жиром варево в ледяной воде, наслаждаюсь ни с чем не сравнимой хайрюзовой ухой. На второе - тушки хариусов, поджаренные в крышке котелка, макаемые, перед тем как отправиться в рот, в смесь майонеза и соевого соуса. На третье - чай с карамелью, заваренный со смородиновым листом. А потом расстелить пенку и спальник, раздеться и понежиться-подремать час-полтора, подставляя солнечным лучам всего себя. Жизнь прекрасна, можно расслабиться, но ружье всегда лежит под рукой.
Отдохнув и идти веселее. К вечеру дохожу до реки Тыры. Сильная струя то идет одним мощным течением, то расходится на несколько рукавов. На другом берегу реки - горы больше похожие на сопки Колымы. За ними, совсем близко, Хабаровский край. Несмотря на то, что я никогда не был на этой реке, судя по карте, это именно она. Отсюда по Тырам и затем по Алдану можно сплавиться прямо до Хандыги. И я уже присматриваю сухие стволы на берегу, пригодные для изготовления плота.
Прежде чем поставить палатку, обхожу ближние островки леса, просматривая их на наличие нежелательных соседей. Я помню рассказ дяди Федора, как в такой же ситуации из уже почти обойденного им островка леса на него решительно вывалил медведь. Тогда только выстрел из ракетницы, попавший мишке в ногу, остудил его решительность. Обследую островки зелени на наличие зайцев. Судя по рассыпанному «гороху» и следам на песке, их тут в достатке. Можно подкараулить и добыть зайца на жаркое ночью, но полноценный отдых важнее. Горячий ужин, чай и уже привычное «медитирование» под шум воды, глядя на пламя костра. Как-то постепенно дикий мир вокруг перестал для меня быть враждебным. Похоже, проверив на «слабо», он таки принял меня за своего. Мне в нем комфортно. Но я не забываю, что малейшая оплошность или несоблюдение мер безопасности с моей стороны может привести к тому, что он посмеется надо мной. Жестко, а то и жестоко наказав за беспечность. Засыпаю под шум воды и резонанс этого шума от гор. На каждой реке здесь этот звук разный. На одной кажется, что слышишь то, что где-то едет моторная лодка, на другой, что работает пилорама, на третьей он похож на шум двигателя едущей машины или набирающего обороты перед взлетом вертолета. На месте каждой ночевки у воды каждый вечер ставлю на кромке воды заметный камешек маячок. Важно не прозевать начало подъема воды, который может быть следствием дождей в верховьях реки. Если уровень воды начал повышаться, и она стала мутной, самое время искать место, где можно пережидать половодье. По той же причине важно останавливаться на ночлег только там, где в случае резкого подъема уровня воды у тебя есть возможность быстро отступить.
Утром решаю не делать плота и разбираю сделанную с вечера лучковую пилу. В рукавах реки часты мели, нависшие над водой, или перегораживающие русло стволы деревьев. Я сомневаюсь в том, что сплав на плоту будет продолжительным. А делать у каждого препятствия новый плот слишком трудоемко и затратно по времени. Тяжело день за днем идти по камням, когда радуешься и небольшому более или менее ровному наносному песчаному участку. Ноги на нем, буквально отдыхают. Чтобы хоть немного уберечь набитые камнями подошвы надеваю шерстяные носки и уже на них наматываю шерстяные портянки. Теперь, после преодоления очередного брода, приходится отжимать не только портянки. Из-за прижимающегося то к одному, то к другому берегу сильного течения, все чаще приходится идти не открытым местом, а лесистым, подмытым течением берегом. А то и вовсе пробираться по крутым, осыпающимся склонам. Иногда останавливаюсь, чтобы вдоволь насладиться поспевшей крупной черной смородиной или более мелкой красной. По пути обследую заросшие просматриваемым кустарником островки, пытаясь спугнуть зайцев. Из продуктов остались только рис, специи и подсолнечное масло, а для полноценного восстановления сил нужно мясо. Рыба, даже такая замечательная как хариус, при таких нагрузках, полностью сил не восстанавливает. Рябчиков и полярных куропаток не попадается, хотя порой встречаются перышки куропаток и их помет. А вот зайцев здесь в достатке. В одном из мест, пробираясь заросшим островком, замечаю справа от себя какое-то движение и, повернув голову, вижу сидящего в пятнадцати метрах от меня крупного косого. Похоже, что он только что соскочил с лежки и теперь определяет, с какой стороны опасность. А у меня на случай неожиданной встречи с мишкой, когда иду по плохо просматриваемым местам, в стволе пуля. Пока передергиваю затвор и досылаю дробовой патрон в ствол, желанный заяц, будто с издевкой, не спеша, скрывается за полоской кустов. Скинув рюкзак, выбегаю на следующий прогал вслед за ним, но косой уже исчез. Досадно. А я уже представил, какое замечательное рагу могло быть у меня на ужин.
Через пару километров пути, в прибрежном лесочке, что в тридцати метрах от меня, опять начинает демонстрировать свое недовольство моим появлением медведь. Судя по периодически попадающимся на отмелях старым следам «Урала», люди здесь иногда бывают. С одной стороны это хорошо, а с другой, следствием этого могут быть и медведи- подранки. Да и Хабаровский край не за горами, а буквально за одной-двумя горками. Когда там пожары, приходят медведи и оттуда. Они крупнее и светлее местных. А еще пришлые медведи более опасны. Здесь они не на своей территории и живут, что называется, не по понятиям. Беспередельщики – одним словом. Иду с ружьем наизготовку, посматривая в ту сторону, откуда раздается треск. Вдруг, из гущины на край неожиданно для меня выбегает заяц. Резко сев, он смотрит назад в лес, откуда его выгнал кравшийся к краю леса медведь. Решение приходит мгновенно. Тем более, что в этот раз первым в стволе, чтобы сначала пугнуть мишку, уже стоит патрон с дробью. Навскидку бью зайца и, досылая в ствол пулевой патрон, слышу, как крупный зверь рванул от края в глубь леса. Похоже, я убедил его, что не стоит нам встречаться накоротке. Так, впервые в моей охотничьей практике, медведь помог мне добыть зайца.
Найдя удобное место для стоянки и ночлега, вымачиваю зайчатину в реке, режу на куски и тушу со специями и чесночком на медленном огне. На ужин мне хватает и бульона, а утром следующего дня завтракаю нежнейшим тушеным до мягких косточек мясом. Давненько я не ел такой вкуснятины. Мне приходится себя сдерживать, чтобы не уплести котелок мяса за один раз и оставить в дорогу хотя бы половину.
И опять вниз, вдоль реки. С высматриванием наиболее рационального пути, чтобы не возвращаться назад к броду, по которому можно перейти рукав реки с наименьшим риском быть снесенным течением, поскользнувшись. Лучше намокнуть по пояс, чем бултыхаться в мощной ледяной струе, где совсем не факт, что удастся подняться и выбраться из воды, не намочив фотоаппарат и патроны, не скинув рюкзак, не утратив ружье, не оставшись вообще без всего. По той же причине в очередной раз отказываюсь от сборки плота. Вроде, дойдешь до места, где сухостойных лиственниц в достатке. Все, думаешь устав, здесь. А посмотришь вниз по течению, там мель, там завал, там теченье чуть не под прямым углом бьется об стенку, и понимаешь, что на ногах как-то надежнее. Я не гоню себя. Если устал, отдыхаю. Не прохожу и мимо кустов со спелой смородиной. Витамины – это тоже важно. Кое-где, обходя прижим, заросшим мхом и ягелем солнечным левым склоном, снимаю рюкзак и ложусь попастись на полянках первой поспевающей на припеках брусники. Дневной проход - до последнего видимого поворота реки. Это – десять, пятнадцать километров. Больше пройти не удается. Каждый раз кажется, вот сейчас выйду за новый поворот и увижу поселок и прииск Нежданинский, но повернув вижу ту же реку, те же горы. И невольно закрадывается сомнение, та ли это река. Хорошо, что есть солнышко, компас и карта. Они говорят мне, что все правильно.
Ближе к вечеру неожиданно вижу на песке свежие следы людей, шедших навстречу. И напрягает это гораздо больше, чем возможность встречи с неправильным медведем. Конечно, здесь есть вероятность разойтись, не заметив друг друга, но, судя по тому, что этих следов раньше, в единственно возможных проходах, не было, разминулись мы совсем недавно. С ними нет собак, значит это не охотники. Возможно это старатели-хищники, или того хуже. От того, что меня самого могли принять за возвращающегося с промысла старателя, становится как-то не по себе. Нахожу место, где они останавливались отдохнуть и половить хариусов. Место для рыбалки ими выбрано хорошее, деревянные удилища остались тут же. Для меня это значит, что люди они местные и до ближайшего жилья еще не менее дня пути. Это не геологи. По такой воде геологов могли бы забросить вверх машиной, да и скрываться тем ни к чему. Забравшись на склон и оглянувшись назад, вижу весь свой дневной проход как на ладони. Людей не видно, но они там есть. Если эта пара намеренно разминулась со мной скрытно, наверное, им есть что скрывать.
До темноты стараюсь уйти как можно дальше, устраивая привалы так, чтобы, глядя назад, убедиться в отсутствии преследования. Впрочем, хорошо приспособленный к обитанию в диких местах человек, может передвигаться скрытно, не хуже зверя. По пути иногда приходится буквально продираться сквозь заросли, чтобы вновь выйти на открытое, удобное для передвижения пространство. В таких местах намеренно иду шумно, покрикивая и ломая сухие ветки. Это для того, чтобы зверь, случайно оказавшийся на пути, успел уйти в сторону.
Уже привычно для ночлега выбираю место с соблюдением ряда условий. Чтобы место было максимально возможно открытое, чтобы рядом было достаточно сушняка для костра. Чтобы в случае ночного подъема воды успеть сняться и подняться вверх по заранее намеченному пути. Чтобы склоны напротив хорошо просматривались. Ну и, конечно, чтобы ровной площадки хватило для установки палатки.
Просыпаюсь рано. Выбравшись из палатки осмотреться, вновь лезу в нее за фотоаппаратом и штативом. Склоны гор и останцы на их вершинах плывут в клочьях тумана. Будет жаль не успеть этого снять.
Днем, переходя реку по очередному броду, вижу в реке занесенную по крышу кабины камнями большую машину с прицепом. Живо представляю, как в том месте, которое сейчас мне удалось пройти, едва замочив колени, несся бурный поток, и как водитель этой машины, решив не ждать спада воды, рискнул прорываться. Возможно, другого выхода у него просто не было. Хорошо, если удалось выбраться самому. В таких случаях вставшая в реке машина быстро заносится камнями, так как опора буквально вымывается сильным течением из-под ее колес.
В очередной раз, оглянувшись назад, вижу догоняющий меня ливень и необычайно яркую радугу перед ним. Это очень красиво, но грозит подъемом воды.
Вдоль реки идти становится труднее, иногда почти невозможно. Уровень воды немного поднялся, но река пока не превратилась в ревущий мутный поток, несущий вывороченные с корнями деревья. Перейти рукава реки в брод теперь проблема. Иду правым берегом то по подмытым течением карнизам, то по притопленому кустарнику, то по осыпям и склонам, поросшим лесом. На одном из темных сырых склонов, в которых любит обитать кабарга, оступившись, напоролся мягкой боковиной сапога на сук. Теперь даже вода по щиколотку делает ногу сырой, и отжимать портянки приходится чаще. Когда берегом реки идти становится совсем невозможно, в лесу появляется старая заросшая дорога. Несмотря на то, что идти лесом опаснее, чем по открытому месту, выбирать не из чего.
На следующий день появляются первые признаки того, что скоро будет жилье и люди. Это следы охотника с собакой и место, где он останавливался разжечь костерок и отдохнуть. На склонах попадаются развалы свежих взрывов геологоразведки. Хочется быстрее выбраться отсюда. Новый день уже почти не приносит новых впечатлений. К вечеру дохожу до входа в старую, уходящую в гору шахту. Вход в нее взорван и завален. По бокам узкоколейки, по которой вагонетками вывозили породу, кучи серого скальника. Когда вижу в них отраженный золотой блеск, вначале напрягаюсь. Но, взяв в руки кусок породы с «золотым» кристаллическим слоем по одной стороне, понимаю, что едва ли золото валялось бы даже здесь просто так. Это пирит, - золотая обманка. Выйдя за поворот, вижу поселок и промышленные строения. Сомнений нет – это Нежданинский. С облегчением вздыхаю. Отойдя в сторону, нахожу место, где смогу отдохнуть. Несмотря на близость поселка, свежих следов медведей здесь ничуть не меньше.
Утром привожу свой внешний вид в порядок, разбираю и убираю в рюкзак ружье. Пройдя улочками пустого, брошенного людьми поселка, выхожу к административному зданию рудника и ждущим у него вахтовки шахтерам. От них узнаю, что сейчас добыча золота здесь не ведется, а только геологоразведка, подготовка и укрепление штолен шахт. Имеющийся на руднике магазинчик отпускает продукты только свом работникам под запись, с последующим вычетом из зарплаты. Оставив рюкзак под присмотром секретарши директора рудника, иду с ним знакомиться. Через полчаса беседы обедаю в столовой, покупаю продукты и получаю на складе новые резиновые сапоги. Владимир Иванович оказывается умным и доброжелательным человеком. Благодарю его за гостеприимство и выражаю надежду на встречу вновь, когда рудник заработает в полную силу.
Найдя в гараже водителя вахтовки, который следующим утром повезет вахту в Хандыгу, договариваюсь с ним о том, чтобы тот не забыл забрать и меня у брода за поселком. Тот рассказывает мне о бродящей поблизости медведице с медвежатами, которая периодически наведывается на помойку, а пару дней назад довела до истерики заправщицу, среди дня заявившись на заправку.
Выйдя за поселок, первым делом достаю из рюкзака, собираю и заряжаю ружье. Продукты у меня теперь есть, а вот с медведицей лучше не шутить.
Добравшись до реки и брода, ставлю палатку, расстилаюсь на солнышке и предаюсь отдыху. Десять дней и около девяноста километров пешего пути позади.
Наловив хариусов, варю уху, но есть ее совсем не хочется. Ужинаю приобретенными в магазине «деликатесами» - завариваемой кипятком овсяной кашкой с экзотическими фруктами. Уху оставляю на завтрак.
Утром издалека слышу звук мотора приближающейся вахтовки. Успеваю собрать рюкзак до того, как она выедет из леса на речную гальку. В машине вахта едущая в Хандыгу. Водитель спрашивает, все ли у меня в порядке. Удивленный его вопросом говорю, что отлично отдохнул. На что тот, извиняясь, говорит, что забыл накануне меня предупредить о бродящем в окрестностях медведе-подранке…. Пару дней назад охотник нарвался в лесу на неправильного мишку, который у него на глазах порвал его собаку, а затем пошел и на него. Пришлось стрелять, но раненый медведь ушел в лес. Такой зверь, пока я ночевал на реке, мог запросто отыграться за нанесенную обиду на мне, но теперь упрекать водителя бессмысленно. Обошлось и хорошо.
Вдоль русла и пересекая реку Дыбы, быстро доезжаем до избушки у перевала. Здесь традиционная остановка на небольшой отдых. В избушке застаю Михаила с семейством. Он рад меня видеть. Расспросы, где был, что видел. Он просит меня остаться и через пару дней уйти с ними в основную избу вверх по Дыбам. В сочетании с перспективой полазить с ним по его местам, предложение очень соблазнительно, но надо двигать дальше, лето коротко. Прощаемся, как друзья, с надеждой встретиться еще раз в этих местах. Через шесть часов пути и я вновь один на Развилке. Машина ушла на Хандыгу, а мне в другую сторону, к полюсу холода. Путешествие продолжается.
0
chment]
