Город юности: Комсомольск-на-Амуре
Понять, что оказался на другом конце России, удается не сразу. Вот и я осознал это, лишь заглянув в атлас. Как-то сложно осознать, что преодолел почти три расстояния между Москвой и Лондоном, а люди здесь также говорят на твоем языке, и страна называется также, как и дома. И пусть даже ты преодолел эти километры не по трассе, а поездом – все равно далеко-то как! Дальний Восток, Хабаровский край… С не меньшим трудом привыкаешь и к семичасовой разнице во времени: когда в Москве ложатся спать, здесь самое время просыпаться.
Когда-то о Комсомольске говорили: город Юности, город Надежд. Именно сюда, в дикий таежный край, в начале тридцатых годов двадцатого века устремились бригады юных комсомольцев. На фотографиях в краеведческом музее можно увидеть, как нетронутый берег Амура, поросший вековой тайгой, первостроители пробуравливают просеками, возводят первые улицы. Кстати, слово «первостроитель» по неподтвержденным данным родилось именно здесь. Палатки, бараки, шалаши, лютые морозы зимой и кровожадное комарье летом… И все равно – романтика! Но, конечно, только если ты сам выбрал для себя такое. Не стоит забывать, что практически все города, построенные в нашей стране в 30-40-е годы, созданы трудом тысяч политзаключенных. Не избежал этой участи и Комсомольск: как ни крути, но бульшую часть строителей города составляли именно они.
Сейчас Комсомольск-на-Амуре – крупнейший центр российской авиации, третий по величине город Дальнего Востока после Хабаровска и Владивостока. Главным предприятием, а, вместе с тем, и местом работы немалой части населения является авиационный завод КНААПО. В настоящее время здесь выпускается основная часть самолетов Су.
…Два года назад я знал одного человека в Комсомольске и даже собирался остановиться у него, если бы добрался досюда. Звали его Андрей. Но время идет, у людей меняются координаты, телефоны. А иногда телефоны остаются, но на другом конце люди оказываются совсем другие. Вот и на этот раз, когда я еще из Тынды позвонил по сохраненному номеру, вместо Андрея мне ответил заспанный, прокуренный женский голос, искренне не понимающий, чего от него хотят. Ко всему прочему было утро воскресенья, и было ясно, что для его обладательницы это утро столь же отвратительно, сколь прекрасен был вечер субботы. В общем, пока ехал в этот город, я совершенно не знал, куда направлюсь по прибытии, и вообще целесообразность остановки в нем ставил под сомнение. Может, действительно, скинуть вещи на вокзале, пробежаться по центру и вечером двинуться дальше?
Но вписку в этом городе я, все-таки, обрел. В такой экстренной ситуации, когда времени на поиски практически нет, меня спасли только Хоспитэлити и наличие интернета в мобильном. Что ж, технологии идут вперед, и даже вольные путешественники к ним постепенно приобщаются. Выглядело это следующим образом: поезд останавливается в очередном населенном пункте, где ловится МТС (а чаще всего здесь ловится либо МТС, либо ничего. Кстати, хвала МТСовцам, хоть это и не мой основной оператор, – даже в глуши у них часто работает EDGE, в то время, как у других операторов и в городах бывает GPRS); я включаю телефон, спешно захожу на сайт HC, открываю профили жителей искомого города и выписываю в тетрадку телефоны, если они там есть. Понятное дело, что ни о каких других видах связи речь уже идти не может. На станции, где вновь есть связь, я отсылаю смски о том, кто я, и спрашиваю про ночлег. И, наконец, в следующем пункте со связью до меня доходят ответные смски.
Чудо произошло вечером накануне приезда в город, и один из комсомольчан согласился помочь. Я, наконец, почувствовал, что еду не в пустоту, а к конкретному человеку. А я вообще люблю ездить к людям, а не просто к месту на карте.
Впрочем, на вписке я сидел мало. Хозяин все эти дни работал, однако не оставил меня одного знакомиться с городом: нашел мне двух провожатых. Провожатые, кстати, оказались редкими в этом городе эмо.
***
В Комсомольске стоит лето. Нет здесь уже таких экстремальных перепадов температур, как в Тынде, а лето в Амурской долине, скорее, напоминает мое, подмосковное.
Розового цвета вокзал. На фасаде висят великих размеров орден Ленина, орден Красной Звезды, а также герб города, изображающий юного комсомольца-первостроителя.
Поначалу кажется, что попал в образцовый советский город: обилие послевоенной «сталинской» архитектуры, традиционные хрущевки, которыми в равной степени поросли и центр, и окраины. Но вот ты садишься в автобус, вот – смотришь на дорогу из окна, на надписи, сделанные иероглифами на стенах автобуса, и кажется, что ты уже в Корее или Японии. Не только весь парк машин, но и все автобусы здесь привезены из этих стран. Правда, если машины сплошь подержанные японские модели с правым рулем, то все автобусы из Кореи. В них руль слева, но ни с какими российскими их не спутаешь. Не покидает ощущение какой-то глобальной экономии места внутри: сдвижные двери, как в трамваях, уменьшенные окна, сиденья, заниженные потолки… Просто все это сделано с учетом пропорций тела корейцев. Но я иногда ощущал себя великаном.
Больше всего меня здесь поразили центральные улицы, точнее их ширина и масштаб: длинные, широченные проспекты расчерчивают этот город на клети. Говорят, что такой проспект может при надобности служить взлетно-посадочной полосой, и в это охотно веришь. Но что еще больше меня поразило в этих городских аортах – их пустота. Центр города, начинается вечер (а, значит, и час-пик), но все они как были, так и остаются полупустыми. Машины, конечно, есть, но пропускная способность улиц не используется ими даже на четверть. Вид полупустых дорог в час-пик – каждая шириной с Московскую кольцевую – поистине вопиющ для жителя мегаполиса.
Кстати, в Комсомольске-на-Амуре находится один из самых длинных мостов в России. Перекинут он, соответственно, через реку Амур.
…Иногда едешь куда-то не очень далеко, в соседний город, просто погулять по его улицам, подышать его воздухом. Или встретиться со старыми друзьями, если уже не первый раз туда едешь. В общем, бывает так, что никуда не хочется тебе в этом городе заходить – ни в музеи, ни в клубы, ни в театры… Просто почувствовать его атмосферу хочется. Но когда едешь так далеко, что и не знаешь, доведется ли тебе еще раз здесь побывать, внутри просыпается, прямо-таки, культурный голод. Тогда и в краеведческом музее без зазрения совести сидишь по несколько часов, и в театр хочется.
Кстати, в Комсомольске один из самых известных на Дальнем Востоке театров «КнАМ», бывающий с гастролями и в столицах, и на западе. Было даже обидно, что в город я попал летом, в театральное межсезонье.
Зато часы в музее я провел с удовольствием. Во-первых, здесь я впервые увидел много такого, чего не встречал в других музеях России: это быт, одежда, оружие коренных дальневосточных народов, например, нанайцев, чжурчжэней. А все это действительно сильно отличается от таковых в Сибири или в центральной России. Узоры в одежде больше напоминают китайские, чем традиционно русские; доспехи, опять же, никак не похожи на традиционно европейские латы и шлемы. И, наконец, костюма из рыбьей кожи я не встречал даже у поморов. Тем более не найти его было в местах, более удаленных от морей. А у местных племен – пожалуйста.
И, во-вторых, за что я, лично, люблю музеи и музейных работников.
…Бывает так, что жители просто не очень хорошо относятся к достоинствам своего города, одновременно восхваляя соседние, как правило, более крупные и развитые. Дескать, и посмотреть у нас тут нечего, и жизнь здесь не очень, езжайте-ка вы лучше в город такой-то – там и достопримечательности, и люди, и вообще Жизнь.
А еще бывают такие, где вся славная история города, накопленная за десятки и даже сотни лет, нивелируется славой, которую он приобрел в глазах последнего поколения. Беда в том, что из уст именно этого поколения ты чаще всего и узнаешь о городе. Например, Владимир. Столица Владимиро-Суздальского княжества с тысячелетней историей, архитектурой и множеством известных имен, связанных с городом. Но хорошо, если вспомнят хотя бы про «Золотые ворота», стоящие там. Зато большинство вспомнят про Владимирский централ.
Вообще, становится страшно от культивируемой в последние годы криминализированности общества. Когда путешествуешь по стране, общаешься с простыми водителями, дальнобойщиками, попутчиками в поездах, понимаешь: о городах и регионах России население больше знает с точки зрения того, насколько в той или иной области развита преступность, где находятся известные тюрьмы, кто из известных людей сидел в них… Однако практически ничего не могут сказать об истории того или иного края, вспомнить, чем он богат и даже просто не могут найти его на карте!
Но, возвращаясь в музеи: именно работники этих островков культуры по-настоящему любят свои города. И в первую очередь они расскажут тебе, чем хорош их город, а не чем плох.
Комсомольску-на-Амуре в этом плане не повезло. В «темные девяностые» он успел заслужить славу криминальной столицы Дальнего Востока. И об этом тебе расскажет почти каждый житель и Хабаровского, и Приморского краев. Зато о том, что этот город был «городом Юности, городом Надежд» ты узнаешь только из плакатов в самом городе, пытающемся сейчас, после окончания той «эпохи девяностых», вернуть себе былое лицо. Но люди не меняются так быстро. Поэтому почти любой житель таких городов и Комсомольска, в частности, будет говорить тебе о дурной славе своего города.
Ненавязчивое запугивание тем, что происходит в родном городе аборигена, является еще одной национальной русской чертой. Очень грустно было осознать это, но только поняв, становится возможным вот так спокойно выйти на трассу, поднять руку, сесть в машину к незнакомому человеку, приехать в чужой город… А после, вернувшись домой, в очередной раз убедиться, что мир гораздо добрее, чем тебе пытаются его показать. Что он будет только таким, каким ты сам захочешь его увидеть.
Я провел в городе почти три дня. И если в первый из них я узнал о городе все, чего, думается, знать не стоит, то покидал я его со свойственной мне искренней и наивной радостью, радостью от того, что мне дано увидеть и этот город. Радостью от того, сколь много мне дано…
Мне все чаще кажется, что многие люди встречаются на моем пути не просто так. Многие из них открывают что-то во мне самом и в понимании мира вокруг. Уже на вокзале, пока я ждал поезда до Советской Гавани, меня окликнул мужской голос:
- Молодой человек...
Я обернулся и увидел пожилого мужчину лет шестидесяти со старым брезентовым рюкзаком, в рубашке и кепке: типичная экипировка дачника.
- Вы ведь автостопщик? – спросил он.
Я немало удивился такой проницательности, особенно здесь. - Да, а как вы догадались?
- Во-первых, у нас нечасто бывают туристы. Во-вторых, вы ярко одеты. Еще вы могли бы быть студентом, они едут на практику в горы и на Сахалин. Но в июле они не ездят. Поэтому вы, скорее всего, автостопщик. Сергей Ефимович, - протягивая руку, представился мужчина, - я тоже автостопщик.
Так я познакомился с самым пожилым автостопщиком из тех, кого знаю на данный момент. Сергею 65 лет, и пять из них – с тех пор, как вышел на пенсию, - он путешествует по российским трассам и железнодорожным магистралям. За это время он успел и добраться автостопом до Байкала, и по зимникам до Чукотки; немало походил по Камчатке, проехал на локомотивах БАМ, а нынешней зимой планирует отправиться на Таймыр, чтобы с помощью местных жителей добраться северным путем до Мурманска. Поистине заслуживающий безмерного уважения человек. Рассказал он и о том, с каким удивлением смотрели на него его дети и внуки, когда он решил путешествовать автостопом. Но, пожалуй, главное, что я вынес из беседы с ним, это та установка, с которой он выходит на трассу, с которой вверяет себя судьбе. «Большинство людей умирает в постели, но ведь спокойно в нее ложатся отдыхать. Так почему надо бояться выходить на трассу?»
Мы обменялись контактами (жаль, не знал я его раньше: приглашает всех, обещает повозить по городу на машине, показать пригороды и, конечно, просто вписать), на прощанье он угостил меня огурцами (все-таки, ехал с дачи), и я отправился занимать место в вагоне. Последний отрезок железнодорожного пути к моей цели – Сахалину. Из Советской Гавани, конечной точке БАМа на востоке, туда ходит паром.
Смотреть >>
0
