Сообщений в теме: 63

[стрелец]

Нашел вот картинку (не моя)с Улунгой рекой (ныне Светловодная) и Улунгой местом (ныне Охотничий.
Впереди, за крылом, на границе желтого и зеленого леса,Улунга впадает в Бикин.Вдоль хребта, что на горизонте, возвращался по Бикину назад. Эх....

[стрелец]

Утром парни уходят заниматься геодезией, а я отправляюсь навестить отшельника, живущего выше по реке. Алексей Гришков удалился сюда от мира более двадцати лет назад по идейным соображениям, во многом сходным с теми причинами, по которым становятся дауншифтерами сегодня. Его принципы: ни на кого не работать, ни от кого не зависеть, жить в ладу с собой и миром. Последнее даже здесь в глуши получалось плохо. В советские времена власть присматривалась к нему как к потенциальному антисоветчику. Подозревая в вызове обществу даже его дом, построенный не как у всех, а из стоящих вертикально бревен. Гришков же объяснял все просто. Чтобы положить бревно горизонтально нужно два человека, а чтобы его поставить вертикально, достаточно и одного.
Алексей показывает мне освоенные им тридцать соток земли. Кроме дома на них крытый рубероидом чум, небольшая, два на два метра, экономичная в плане расхода дров избушка, хозяйственные постройки да огород. Здесь Гришков выращивает картошку с клубнями по килограмму. Весь секрет в специально заготавливаемом для удобрения компосте. Хранит картошку в специально обжигаемом перед закладкой погребе.
Осмотрев усадьбу, за столом из мельничного жернова на берегу реки пьем чай. Для жителей Улунги Гришков здесь что-то вроде отдушины. Приходят к нему в гости поодиночке. Посидеть, поговорить за жизнь с видом на бегущую мимо воду.
Он показывает мне вырезанные для кого-то на заказ деревянные ложки, делится умением, как из одноразмерных жестяных банок из под консервов сделать изгибаемую под любым углом трубу. Говорим о том, что человек, живущий один на один с дикой природой, начинает тоньше чувствовать окружающий мир. И иногда что-то даже предчувствовать.
Когда собираюсь обратно, Гришков выдает мне гостинец - несколько огромных, по килограмму, картофелин. Вечером мы пожарили её. Картошка действительно оказалась очень вкусной. Через день я еще раз заходил к нему с одним из геодезистов. Попрощаться да отдать ему оставшиеся у нас излишки продуктов. И опять сидели у костра до полуночи, пили крепчайший чай со сгущенкой, говорили. И на прощание:
- Выберешься назад, плюнь от меня на асфальт.
Это его отношение к добровольно оставленному им «цивилизованному» миру.
Кроме него знакомлюсь и с еще одними постоянными жителями Улунги - Барыльниками. Сегодня это двадцатилетний старший брат Игнат с женой и ребенком и девятнадцатилетний Иннокентий. Отец их, Александр Георгиевич, с женой Натальей приехал сюда из Минеральных вод в 1979 году. От него в наследство сыновьям осталась обустроенная на двух гектарах усадьба. Удивительно, как в такой глуши ему удалось не только приспособиться к местной жизни, но и создать для себя и своей семьи по настоящему полноценный мир. Сыновей своих с малых лет он учил не только общему образованию, но и всему тому, что необходимо знать для жизни в дикой тайге. С пяти-шести лет по очереди он брал их на два месяца в тайгу на промысел. А к двенадцати годам каждый из них сам уже был и промысловиком, и следопытом. Будет нужно, одним топором в тайге лыжи смастерят. А внешне ни как не скажешь. Вежливые, культурные парни с чистыми, искренними глазами. В их усадьбе ухоженные клумбы и грядки. В двухэтажном доме, рядом с основным, настоящая общедоступная для всех Улунгинцев библиотека. В этом, отстроенном их отцом для них некогда учебном зимовье, живет сейчас Иннокентий, собирающийся выучиться на метеоролога, отстроить свой дом и завести семью. Это их мир, в котором они родились и выросли и откуда никуда не собираются уезжать. Напротив усадьбы в березовую рощу почти на километр уходит вручную отсыпанная их отцом аллея. Александр Барыльник хотел здесь сделать настоящий парк. Это ли не пример, что в любом месте и в любых условиях то, кем ты будешь, и как ты будешь жить, по большей части зависит только от тебя.
Если не помешают им и не выживут отсюда те, кому они и их образ жизни не сходится с их понятиями, то, наверное, именно они будут той основой, из которой сможет вновь возродиться здесь живое и здоровое село.
На следующий день пришел вертолет, и геодезисты с клиентами базы улетели домой. Был соблазн улететь вместе с ними, но погода пока позволяла задержаться. Перейдя Улунгу вброд, взбираюсь на высокий склон над селом. Отсюда все как на ладони. Метеостанция, дом охотника Мити, маленькая избушка, усадьба Барыльников, дома авиаслужбы и турбазы, часовенка, отстроенная назначенным сюда, но не ужившимся с местными жителями священником. Спустившись, ухожу к слиянию Улунги и Бикина. Здесь на берегу и небольшом островке свежие следы молодого тигра. Говорят, что ночами он нередко прохаживается по дороге, ведущей к посадочной площадке.
Вернувшись назад, знакомлюсь с вернувшимся с верховьев Бикина смотрителем Верхнебикинского заказника и расспрашиваю про обозначенные на карте зимники. В отличие от зимника, тянущегося на побережье моря в Максимовку, тем, что ведет к поселку Восток - уже два года никто не пользовался. Но, судя по карте, это будет и более короткий, и более надежный вариант возвращения. Если вообще можно говорить о чем-либо надежном в лесах, где живут тигры, бродят медведи, а каждый неверный шаг может в лучшем случае грозить вывихом и большими проблемами. Проанализировав всё, рассчитываю по зимнику добраться до урочища Старая речка. А там, чтобы не лезть через большую марь, до метеостанции Родниковая пойти по другому берегу Бикина. Дальше есть уже известные мне варианты. Или по реке до Красного Яра, дождавшись попутный бат, или по тропе и лесовозной дороге на поселок Восток.
По пути к месту жительства встречаю одного из обитателей маленькой избушки. Удивившись тому, что я не улетел вместе с геодезистами, говорит, что зайдут ко мне вечером. Притом, что разговор внешне доброжелательный, брошенная под конец фраза: «Надо исправлять ситуацию», звучит уж очень как-то двусмысленно. Не то хотят зайти да выпить за доверие и взаимопонимание, не то, как-то иначе урегулировать свои подозрения в том, что я случайно узнал лишнего. Не скажу, что меня это не напрягло. Но страха показывать нельзя, и я говорю, что не против и что буду ждать. Вижу, что и мой ответ прозвучал не однозначно. Ничего, пусть подумает.
Что уж и как они там хотели «исправить», для меня так и осталось неведомым. Вечером никто не пришел. А утром, поднявшись на рассвете, вернув хозяйке метеостанции колун и поблагодарив за гостеприимство, ухожу в обратный путь. Очень хотелось забраться и выше по Бикину, но, оценивая ситуацию здраво, я понимаю, что и так нет повода, не благодарить удачу. Осень задержалась почти на весь октябрь. А первый снег здесь выпадал ещё месяц назад.
Я никому не сказал, как и какой дорогой собираюсь идти. Не знаю, видел ли кто, как я уходил с Улунги, но мне этого точно не хотелось. С вертолетной площадки ухожу на лесную дорогу. По пути миную ржавые останки когда-то базировавшейся здесь роты ПВО. Километра через три более менее чистая лесная дорога кончается, упершись в сухое болото, и среди высоких кочек уже непросто определить место, где когда-то проезжала машина. Найдя продолжение бывшей дороги за марью, продолжаю путь уже по ней. Местами она завалена буреломом, местами ручьи промыли в ней глубокие канавы. Пока не пригрело солнце, хотелось бы пройти как можно больше. Но вскоре зимник вновь выходит на мари. Идти по ним и тяжело, и очень медленно. Вымотавшись, решаю сойти с дороги и выходить на Бикин. Берегом тоже идти не сахар, но здесь хотя бы есть маленький шанс на попутную лодку. Выйдя на обширную галечную отмель, решаю здесь остановиться. Непонятно, какая из двух расходящихся почти под прямым углом проток основная. Что там дальше неизвестно, а тут в достатке дров и хорошее место для рыбалки. Временная коптильня и кострище говорит о том, что совсем недавно здесь был чей-то лагерь. Поставив палатку, наскоро настраиваю спиннинг и к воде. За несколько дней я соскучился и по этому занятию, и по вкусной рыбке. Несколько раз блесну до берега сопровождают хариусы и небольшие ленки. Похоже они здесь уже ученые. Но, когда блесну удается точно положить в затишье за корягой у противоположного берега, мои старания тут же вознаграждаются приличных размеров ленком. Это как раз то, что надо. Голова, хвост и плавники - на уху, остальное - на жарёху. Собирая дрова на костер, в прогале в ивняке, на месте обмелевшей протоки, вижу мелькнувшую косулю. На отмели полно их следов, есть и следы медведя. Варю уху и жарю рыбу напевая: «Добрые соседи- тигры и медведи…», не забывая время от времени оглядываться. А то добрые-то они добрые, но расслабляться не стоит. Судя по закрученным клочьям облаков и выплывшей мутной луне, погода вскоре может поменяться, но сегодня хороший вечер, и я наслаждаюсь им в полной мере. Хороша уха из ленка. На второе - кусочки аппетитной жареной рыбы «с дымком», которые прежде, чем отправить в рот, макаю в соевый соус с васаби. Это настоящая вкуснотища, которой можно отведать лишь в таких диких местах.
Когда совсем темнеет, на краю ивняка, совсем близко от меня одиночно и отрывисто «лает» гуран. Не нравится ему, видишь ли, что кто-то расположился на его любимом месте. Бросив в темноту камень, по шуршанию гальки слышу, как тот немного отбежал и уже оттуда, прежде чем уйти, еще несколько раз тявкнул. Здесь еще в достатке зверья. Но всё это только потому, что не вырубаются ближние к Бикину леса. Хватает на поросших дубами и кедрами террасах корма кабанам. Ну и, конечно, потому, что сами удэгейцы и нанайцы, кормящиеся этой рекой и этим лесом, как могут, защищают свои охотничьи участки от пришлых охотников.

[стрелец]

Следующий день пробираюсь вдоль берега. Идти сложно. То и дело, огромные завалы из леса на ответвляющихся от основного русла протоках, густой, колючий кустарник, заливы, вынуждающие их обходить. Пробираясь и перебираясь через все эти препятствия, главная задача - сохранить руки и ноги. Потому как, случись что, рассчитывать будет не на кого. Еще совсем недавно оживленная река опустела. За два дня на основном русле я не слышал ни одного мотора, ни одного выстрела, не видел ни одного человека. Лишь замусоренные бывшие стоянки на косах. Обходя очередной залив, вижу впереди шевельнувшуюся траву и мелькнувшее желтое пятно. Возможно это косуля или изюбрь, дремавшие на припеке, но место, где только что лежал зверь, слишком удобно для засады и охоты одним прыжком. Да и следы тигра на подсыхающем иле рядом допускают предположить и иное. То, что зверь убежал, это хорошо. Но я помню слова удэгейцев, что тигра, как местные называют этого зверя, может «обидеться» даже за то, что ты прошел по его тропе. А уж известные им излюбленные тигром места охотничьих засад они и вовсе обходят подальше стороной.
На одной из освещенных солнцем мелководных проток, находясь в тени, вижу греющихся на солнце крупных и жирных ленков. Было бы неплохо одного из них прихватить на ужин. Скидываю рюкзак, чтобы заняться рыбалкой и не обнаруживаю пристегнутого к нему походного спиннинга. Я примерно знаю, в каком месте, продираясь через кусты и перебираясь через бурелом, мог его потерять. Вернувшись, наверняка нашел бы его, но что-то удерживает меня, подсказывая, что делать этого не надо. Для рыбалки осталась складная удочка.
Сегодня ветер холодный и уверенно северный. Он усиливается, гоня в голубых освещенных солнцем небесах тяжелые серые облака. Это значит, что лимит благоприятной для путешествия погоды исчерпан и завтра будет зима. Пора искать избушку, где в тепле и относительной безопасности я смогу ждать идущую вниз лодку. Надеюсь, до ледостава кто-нибудь все равно пойдет вниз. Через несколько дней начинается сезон добычи соболя. Хорошо, если это будет бат, разгрузившийся после заброски на охотничий участок, промысловика.
Ближе к вечеру замечаю на небольшой проточке избушку. Все хорошо, но она чуть в стороне от основного русла и не видна с него. Да и мне, заслышав мотор лодки, отсюда не получится быстро выйти на берег. Да и место какое-то темное, не люблю я такие. Растопив печку, ночую здесь. А ночью выпал снег. Белый, пушистый. Пока греется печка, и кипятится котелок, выхожу осмотреться. Прохожу по тропе к берегу реки и в пятнадцати метрах от избушки натыкаюсь на поскреб тигра. Здесь, под густыми плотно сомкнувшимися ветвями высоких елей, снега нет, но нет и сомнений в свежести метки. В этот раз почему-то напрягло. То ли после вчерашней встречи, то ли потому, что, выйдя, не взял ружьё. Может быть, тигра приходила просто полюбопытствовать, кто шляется по её кормным местам, и теперь будет незримо провожать меня, пока я их не покину. А может, и обиделась. В общем, к избушке я вернулся быстро и, оглядываясь. И только с заряженным ружьем на плече немного отхожу от входа, чтобы, что называется, «по-маленькому» облегчить свое напряжение. В процессе разглядываю диковинное заснеженное растение перед собой. Высотой в полтора метра, похожее на выращенное в горшке взрослое дерево. С моими весьма неглубокими познаниями флоры субтропиков здесь много диковинных растений. Но подобное я уже где-то видел. Приглядевшись внимательнее, вижу, что дерево это - всего на всего старый куст конопли. Со стволом толщиной в руку. Так сказать, для личного пользования долгими зимними вечерами.
Плотно позавтракав, решаю идти дальше вдоль реки. А когда кончается тропа понимаю, что, если до полудня не найду подходящего жилья, лучше будет вернуться обратно. Хотя бы потому, что даже пятисантиметровый слой снега - это очень неприятно при преодолении завалов с кипящей в дырах под ними глубокой темной водой. С торчащими во все стороны, острыми как штыки, ветками. Поскользнуться с не хорошими последствиями - это сейчас большая опасность, чем неправильный тигр или не набравший к залеганию в берлогу жира, подраненный или больной мишка. Случись что, не трудно себе представить, что многие таежные жители будут рады перекусить нанизанным как шашлык «туристом на веточке». Вот только мне перспектива раствориться в окружающем будоражаще-диком мире, пока не к спеху. Потому, выбрав лимит времени, останавливаюсь на косе перед возвращением назад к избушке. А назад возвращаться не хочется. Бывает так, не нравится место и всё. Не потому, что там тигр. Он может быть в любом месте и гораздо ближе, чем я могу себе представить. Просто, что-то внутри меня подсказывает, что лучше этого не делать. Насколько могу, тяну время, прикидывая другие варианты. Перекурив, прохожу в дальний конец косы, посмотреть что там. А там едва заметная тропинка уходящая от реки в лес. В надежде, что по обыкновению такая тропинка может вывести к зимовью, решаю пройтись по ней. Но та, миновав островной лес, по краю болота выводит сначала к протоке, а за ней и к потаенной стоянке. Люди здесь были недавно и когда-то будут здесь еще . Об этом говорит оставленная посуда и пара сетей, увязанных и подвешенных на ветки. Прежде чем вернуться к реке, осматриваю все поблизости и нахожу таки то, что здесь и сейчас для меня действительно важно. Привлекает внимание непонятного назначения свежий пропил. Дерева валили явно не на дрова. Присмотревшись, вижу на лесной подстилке рубчики шин. В этот момент я, наверное, был похож на обитателя необитаемого острова, увидевшего вдруг следы человека. Люди, которые здесь были, приехали сюда и уехали отсюда НА МАШИНЕ. Для меня это значит, что по их следу я смогу выйти к используемой лесовозной дороге. По моим представления до нее не больше тридцати километров. А это уже цивилизация, то есть реальная и самостоятельно осуществимая возможность выбраться к связанному с остальным миром поселком. Риск конечно есть. Может вновь повалить снег и засыпать след там. Например, там, где уже будет несколько вариантов выбора направления. В любом случае, даже один раз прокатанная дорога - это лучше, чем бездорожье. Если что, остается возможность вернуться назад к Бикину.
Пока не идет снег и есть запас светового дня, надо идти вперед. До свидания Бикин, мне пора. Спасибо за то, что первичная разведка смогла стать интересным продолжительным путешествием.
По пропилам и едва заметному под подтаявшим снежком следу, уходя от реки, постепенно поднимаюсь вверх. Пробивая дорогу, эти люди старались максимально использовать пологие терассы. На одной из них, в двадцати метрах от меня, вскакивает с лежки и, гремя по ветвям рогами, резво скрывается в лесу изюбрь. Свежий пропил вскоре сменяется старым. Это уже заброшенная лесная дорога. Попадается и пара давно не используемых ответвлений. Если бы не видный пока след, каждое из них заставило бы задуматься о выборе дальнейшего пути. Ночую в лесу, поставив палатку и устроив костер на всю ночь. Благо сейчас уже можно не бояться стать причиной пожара. Немного потеплело, и ночью падает мокрый снег. Похоже, что Бикин не хочет меня отпускать, решив засыпать путеводный след. Разберемся, утро вечера мудренее.
Утром, отряхнув от снега и свернув сырую палатку, продолжаю путь по красиво заснеженному лесу. Следов тигра и медведя не попадается и это уже неплохо. Плохо то, что если снегопад затянется, и снега выпадет много, это скажется на скорости и качестве движения. При таком раскладе вполне реально и зависнуть в положении ни вперед, ни назад на весьма неопределенное время. Потому иду быстро, отвлекшись лишь на то, чтобы взять на бульон из слетевшего от ручья выводка одного рябчика. Когда ищу его, вижу следы подкрадывавшегося к рябчикам соболя. Похоже, я испортил ему его охоту. Извини брат, но мои припасы тоже уже на пределе. К полудню, изрядно промокнув, и устав, бредя по колено в снегу, раздумываю об устроении бивуака, когда выхожу к развилке со стоящей на ней избушкой. Вот уж действительно вовремя. Растопив печь, сушусь, греюсь, пью крепкий чай. Удивительно, как этот напиток способен восстановить силы. Тем временем кончается и снегопад. От избушки одна из дорог уходит на восток, другая - на запад, круто вверх. Но, поскольку дорожки здесь не прямые, а так как удобнее, моей может оказаться любая из них. Чтобы определиться, приходится спуститься по первой к броду через речушку. Там, сделав вывод, что машина здесь не проезжала давно, путеводной дорогой выбираю другую.
Поднявшись, дорога идет по склону горы. Это уже явно не самоделка. Чтобы пробить её здесь, когда-то использовалась серьезная техника. По её краям попадаются пни и еще живые кедры, с специально стесанной на погибель дерева корой. Это значит, что периодически кто-то заезжает сюда не только на охоту и рыбалку. Пересекаю речку с пепелищем сгоревшей избушки и вырезанными на сторонах обращенных к Бикину деревьев угрожающего вида масками. Похоже на следы противоборства защищающих Бикин аборигенов и неуклонно наступающих пришлых. Следов пересекающих дорогу почти нет. Видимо вся природа вокруг затаилась в предзимье, привыкая к белой тропе.
Проходя мимо обширной гари на склоне справа, вижу сначала след пересекшего дорогу кабана, а затем и его самого, шумно сорвавшегося с лежки рядом с дорогой. Отбежав метров на тридцать, он стоит видный мне в прогале захламлённой низины, шумно втягивая морозный воздух. Посмотрев на него и представив аппетитное жаркое, продолжаю путь, сожалея, что еда сама просится на мушку тогда, когда она не нужна, и за ней приходится всерьез побегать, когда в ней есть необходимость. Запасы на исходе, и если снегопад продолжится и придется зависнуть, даже в этих богатых зверьем и дичью местах добыча пропитания может стать серьезной проблемой.
Уже в сумерках останавливаюсь на ночлег у скинутых кем-то на обочине огромных кедровых чурбаков. Выбираю пару посуше. Они, конечно, подмокли, но топор и опыт помогают распалить меж них костер. Постепенно они подсохнут и будут гореть всю ночь. А пока ставлю палатку и готовлю ужин. Горсть риса, немного специй и можно расслабиться, наслаждаясь едой. Горячая вкусная еда перед сном - это важно и чтобы не замерзнуть, и чтобы восстановить силы. А ночь, судя по высыпавшим на небе звездам, предстоит морозная. Чтобы нормально выспаться, использую все ресурсы. Просушившись, в спальный мешок залезаю, одев сухие шерстяные носки, а на себя пуховик. Вместе с бутылкой горячей воды в ноги и покрывалом поверх спального мешка из куска палаточной ткани, - это заметно повышает морозоустойчивость. Сплю крепко и, выспавшись, поднимаюсь перед рассветом. Надо максимально использовать световой день для движения. Стороны обращенных друг к другу чурбаков жарко тлеют. Нескольких отколотых с их краев крупных щеп хватает, чтобы возобновить костер. Мороз явно за минус десять, плюс ветер. До рассвета еще полчаса.
Медленно просыпаюсь, потягивая из крышки котелка горячий крепкий чай, когда вначале слышу надрёвный шум мотора лезущей на косогор большой машины, а затем вижу вынырнувшие из снежной круговерти фары. Вот уж действительно неожиданность. Сигналю налобником, и вскоре рядом останавливаются два лесовоза. Выбравшиеся из них люди явно не трезвы и настроены недружелюбно. Окружив меня у костра, начинают с обычных расспросов: «Кто, откуда, что делаешь здесь?» За разговором выясняется, что они охотники, забрасывающиеся таким образом на промысел. Сейчас едут на Бикин, чтобы наловить рыбы для капканных приманок.
Вижу, что поначалу мои объяснения, лишь усиливают недоверие. Как я понимаю, они принимают за меня за охотника за дармовой коноплей. То есть, за забравшегося в их мир бича и наркомана, который может и разграбить избушку, и сжечь её. В начале сезона это, наверное, самое страшное для промысловика.
Ситуация крайне напряженная. Постепенно от «тебе жить осталось, пока костер догорит» и «наливай ему кружку спирта, разберемся», вопросы смягчаются. А когда находятся и общие знакомые, после уточняющих вопросов, когда и где я был, ситуация становится заметно мягче. Лишь один самый нетрезвый, все порывается со мной «разобраться». К счастью, решающее слово не за ним, а за хозяином этого участка и зимовья на нем. Которое, как оказалось, всего в двадцати метрах от места моего ночлега. Как я мог его не заметить. Впрочем, в сумерках, в заснеженном лесу это не сложно.
Мужики с трудом понимают, что городской человек из далекого Подмосковья может ходить и вполне нормально жить, а не выживать в их тайге. В одно лишь таежные люди не могут поверить. Что умеючи можно нормально выспаться и восстановить силы в палатке в пятнадцатиградусный мороз.

[стрелец]

Пьем чай, перекусываем. От эквивалентной стакану водки дозы спирта отказываюсь, объяснив, что собираюсь весь день идти. Но грамм тридцать пригубить, «чтобы не обидеть», все же нужно. В некоторых ситуациях это как тест на «свой-чужой». Роман, хозяин этого участка, интересуется, чьи следы встречались мне по пути от реки. Узнав, что по таежному закону я оставил из своих «излишков» в избушке, где сушился накануне, пачку чая и пачку сигарет, говорит дальше со мной почти на равных. Подсказывает, сколько пути мне осталось до лесовозной дороги, где можно срезать часть пути. Он удивительно похож на актера Сергея Векслера. То же лицо, манера говорить. Прежде чем отправиться дальше, Роман предупреждает меня, что где-то в этих местах хребта Боголадза, обитает какой-то беглый человек. Сам он его не встречал, но чтобы знать о том, что в горах чужой, хорошему охотнику нужно не много. Роман предлагает составить им компанию на рыбалке и через неделю выехать на лесовозах, которыми они забрасываются. Мне было бы интересно пообщаться с ними подольше. Даже по оброненным обрывкам фраз можно узнать многое, о чем здесь не принято говорить пришлому человеку. Но, принимая во внимание их стратегические запасы спирта и понимая, что уже через три дня, а не через неделю, эта дорога может стать, мягко говоря, труднопроходимой - вынужден отказаться. От необходимости всегда быть начеку накопилась усталость. За сегодняшний день я хочу выбраться к лесовозной дороге. До нее отсюда чуть более двадцати километров. Это значит, что времени на это у меня, что называется, в притык.
Натужно гудя, лесовозы переезжают промывшую дорогу речушку, и вскоре их гул растворяется в глушащем всякие звуки снегопаде. А мне надо спешить, пока вновь поваливший густо снег не присыпал так удачно освеженный для меня след.
Быстро собравшись, закидываю снегом костер и в путь. Теперь уже по горам, обвивая и медленно поднимаясь по которым, дорога идет к перевалу. Проходя здесь, машины насторожили зверье инородным вторжением в окружающую тишину мощным ревом моторов. Для моей безопасности это дополнительный плюс. Потому как теперь зверье, возможно, меня тоже воспринимает как часть этой побеспокоившей их мощной силы. А не одинокого странника, который при удобном случае может стать куском мяса и хоть невеликими, но совершенно не лишними калориями. Судя по морозу, медведи уже должны были залечь в дупла и берлоги. А у тигров, которым неглубокий снег - лишь помощник на охоте, добычи хватает и без меня.
По распадку вдоль реки, любуясь открывающимися пейзажами, поднимаюсь в гору. В стволах дробовые патроны. Чтобы не упустить возможность попутно добыть птичку. Риса в припасах осталось на один раз. Со специями и долькой чеснока можно сготовить и так, но с бульоном и нежной мякотью рябчика и вкуснее, и сытнее. Радуюсь своей предусмотрительности, когда от журчащего по камням ручья сначала вспархивает на дерево и почти сразу слетает рябчик. Достаю его только вторым выстрелом. Гулкое эхо разносится по делящемуся на три рукава распадку. И тут, убирая птицу в клапан рюкзака, вижу на снегу следы пересекшего дорогу поперек крупного медведя. Ружье не заряжено, а мишка где-то рядом, и с большой вероятностью неправильный. Снег валит густой, след едва присыпан, значит, зверь прошел здесь не более десяти минут назад. Снегопад глушит звуки, ветер боковой, значит, меня на подходе он мог и не слышать, и не чуять. По прогревшейся на ходу спине прокатило холодком. Представляю, что и как могло бы здесь сейчас быть, если бы зверь знал о моем приближении. Выкатился бы из засады в густом ельнике, я б и разглядеть его не успел бы. Вниз по ручью, куда уходит след, до ближних кустов метров пятнадцать. А вторая стреляная гильза не как не хочет вылезать из патронника. Выковыриваю ее ножом, вкладываю в патронник заряженные пулями патроны и быстрым шагом, держа ружье наготове, поднимаюсь по дороге в гору. Чего-чего, а воевать с шатуном мне совсем не хочется. Особенно сейчас, когда до дороги, которой ходят лесовозы, где сейчас для меня уже «большая земля», остался день пути. Как ни хотелось быстрее отойти от опасного места как можно подальше, но крутой подъем, снег на пол сапога и вес рюкзака дают себя знать. Отдохнуть и перекурить останавливаюсь только там, где хотя бы метров на десять есть обзор. Если это шатун, то от такого жди самого худшего. Бояться ему уже нечего. Надеюсь, мои выстрелы убедили его в том, что я не собираюсь быть легкой добычей. По крайней мере, сейчас, когда уже знаю о нем и настороже. А дорога, как назло поднимается к перевалу зигзагами. И на каждом её повороте я всё еще на том же, поросшем густым лесом, склоне. С террасы на повороте, как со смотровой площадки, открываются захватывающие дух виды на тянущийся здесь с запада на восток хребет. С северной его стороны, на скальных склонах, - заснеженные ели и высящиеся над ними кедры. Девственный, дикий мир, простирающийся меж гор по этому, и по другому берегу Бикина. По другую сторону хребта - другой мир и другая тайга, вдоль и поперек изрезанная лесовозными дорогами. Где на делянах ревут бензопилы, превращая кедр, дуб и ясень в деньги. А еще там дорога домой. Я знаю, что мне туда пора и что лимит моего пребывания по эту сторону давно исчерпан. Но, с другой стороны, я совсем не хочу возвращаться в эту круговерть, где искренность, обязательность и честность для многих – определяющие качества простофили. Или по-нынешнему - лоха. А умение любой ценой урвать кусок жирнее, чем у ближнего – достоинство. Где время своей единственной и неповторимой жизни с легкостью меняют на деньги. Для того, чтобы, вроде как, улучшить качество этой самой жизни, которой, если поразмыслить, почти и нет.
Самое время сварить чайку да немного передохнуть. Еще немного и перевал, от которого дорога пойдет уже под гору.
Под гору идти удается заметно быстрее. Дорога давно брошенная, а спуски местами такие, что только удивляюсь тому, как по этим камням сюда вскарабкались лесовозы.
В начинающихся сумерках в подсказанном Романом месте срезаю путь и, перейдя моховое болото, раздвинув ветви елей, выхожу на лесовозную дорогу. Я повидал их немало, но такой еще не приходилось. Такой «лесовозке» позавидовали бы и иные из федеральных трасс. Широкая, хорошо отгрейдированная и даже с километровыми столбиками. Силы на исходе, мороз крепчает и не хочется никуда идти, но Роман говорил о какой-то сторожке в шести километрах отсюда, где отдыхают, пережидая непогоду, водители. Время от времени, кажется, что я слышу приближающуюся машину, но ожидаемое в очередной раз оказывается «глюком» и отражением звуков шумящей внизу реки. А сторожки все нет и нет. Уже в темноте выхожу на развилку, где дорога «раздвояется». Оба рукава одинаковой ширины и одинаковой укатанности. По какому идти, неизвестно. Это значит, что надо разводить костер и ставить палатку. Сняв рюкзак, решаю пройтись налегке по одному из ответвлений и, отойдя на полкилометра, издали слышу приближающуюся машину. Запыхавшись, едва успеваю добежать до рюкзака и развилки, когда вдали показываются фары. Не надеясь особо, что кто-то захочет ночью остановиться у неизвестного с ружьем, все же поднимаю руку. И, о чудо, машина останавливается. За рулем лесовоза удивленный молодой парень. Диалог постараюсь передать максимально точно.
- Привет! Далеко едешь?
- Домой.
- А дом где?
- В поселке.
И все это так спокойно, я бы даже сказал флегматично. Стараясь не спугнуть.
- А поселок как называется?
- Восток.
- Захватишь?
- Садись.
Большое «Уффф…» я сказал уже про себя, когда я сам и рюкзак расположились в теплой кабине. Сам Сергей не охотник. За подвоз презентую ему рябчика.
Через шесть часов, в два ночи, въезжаем в поселок. Здесь о моем возможном появлении уже предупреждены родственники знакомых. Когда после того, как разулся и посмотрел на себя в зеркало, то второй раз за эту ночь удивился. Небритый, страшный, пахнущий костром. Многие бы очень сильно подумали, впускать ли такого в дом в полтретьего ночи. Эти люди впустили.
А мороз в ночь эту вдавил за минус двадцать. Если бы не две подряд удачи, не уверен, что моих сил хватило бы, чтобы разжечь нормальный костер и благополучно пережить в лесу эту ночь. Выложился действительно в предел.
Пусть встречаются на моем пути и впредь настоящие люди, да не оставит меня тот, кто меня бережет.