3
=================================
Самолёт набрал положенную высоту, вышел на траверс ''Киев-Дели''. Не знаю, как это правильно называется у небесных асов, просто нравится писать умные слова незнакомым людям. Наташа завалилась мне на плечо и сладко дрыхнет. Ей можно работать переговорщиком на терактах – железное спокойствие и лёгкий фатализм. Я летаю много чаще её, но до сих пор взываю к милости Аллаха на взлётах. В сильную облачность и тряску добавляю ''Отче наш'', для надёжности. Говорят, интернациональный ближневосточный экипаж-тандем И.Христоса и М.Али может выскользнуть из любых задниц, в кои попадают легкомысленные люди на ненадёжных летающих железяках.
Сижу, очкую, пишу о Португалии. Точнее, о самой Португалии писать-то и нечего. Я прилетел туда ровно на неделю, спасая горящие мили Люфтганзы. Небрежно, с купеческой улыбкой забронировал себе бизнес-класс по Европе - так принято у всех малоимущих собирателей условной авиахалявы. Я малоимущий бывалый, и знаю, что в бизнес-лонжах принято незаметно тырить зелёные яблоки.
При этом желательно сделать лицо уставшего бизнесмена. Настоящие бизнесмены с соседнего дивана, конечно, спалят, их не обманешь. Они-то обычно тырят шоколадки и нарезку, под геометрию прямоугольных кейсов. Когда мелкое воровство объявят официальной религией, мы получим сан епископа, выше будут только посетители продуктовых и автомобильных выставок.
Португалия менее всего достойна посещения в рамках use’your’miles-тура человеком, смертельно уставшим от европейских фасадов.
Уже четвёртая вылазка за полгода, как у омоновца в Чечне. Решительно не хотелось никуда ходить и что-то фотографировать. План метнуться по четырёхугольнику Лиссабон – атлантическое побережье – Севилья - ещёкакойтоаутентичныйиспанскийгородок позорно провалился. Я просто расслаблялся на столичной площади Маритим Мониз, мочил уставшие ноги в фонтанчиках, беспрерывно пил кофе.
Как человек, избалованный настоящим колумбийским ‘’Вальдесом’’, нашёл местный эспрессо с молоком весьма недурственным. Слушать солнечное португальское регги из динамиков, глазеть на прохожих и пожирать крохотные дыни, похожие на пахучие бильярдные шары – это пик гедонизма, доложу я вам.
Просто посвятил эту неделю людям. Я рассматривал их, аккуратно отделял плоть, как опытный хирург, раздвигал ткани, заглядывал внутрь – туда, где всегда темно, где прячутся бесы и ни черта не видать. Старался дать диагноз, запомнить историю, разложить по архивам.
Сегодняшние португальцы. Потомки тех великих головорезов, что уходили в туман и неизвестное, а покорили в результате полмира.
Что в итоге?
Запомнил волшебного роллера, размывающего пространство.
Мой автобус нёсся, сломя кабину, из аэропорта в центр, на авенида Либертад. Сначала мы обогнали его на окраине города, потом ещё раз, уже на площади Помбаль. Каким образом он успел левитировать сразу на полгорода – для меня загадка. Наверняка в школе он был добрым феем. Появлялся словно из воздуха, помогал людям, снова исчезал на своём волшебном скейте.
Запомнил уважаемую трамвайную вагоновожатую.
Лиссабонский трамвай – сам по себе португальская гордость и туристический аттракцион. Когда тебя фотографирует иностранец, да ещё глядит в видоискатель, а не на экранчик мыльницы, необходимо срочно накраситься и подрисовать глаза. Навести красоту, одним словом, выждать минуту и невероятно строгим голосом попросить пройти в салон. Там, разумеется, иностранца попытаются обчистить карманники. В лиссабонских трамваях они обязательны не менее вагоновожатых – так уж исторически сложилось. Наверняка штатная единица щипача проходит в тамошних табелях по линии ‘’культурное наследие’’. Туристу следует положить в карман несколько жертвенных евро и дать свершиться ритуалу - древнему, как сам португальский трамвай. Иначе, вроде как в Лиссабоне и не был. Я, обчищенный совсем недавно в киевском метро, ловко прервал процесс кражи, утвердив превосходство советской воровской школы. В глазах незаметного мужичка с плащом, перекинутым через рабочую руку, читался немой укор: ''Если мы, белые интеллигентные люди, перестанем чтить память предков, тягавших бумажники ещё при диктаторе Салазаре, на наше место придут негры со стволами''. Теперь меня грызёт совесть. Что ж, не побывал в настоящем Лиссабоне – зато есть повод вернуться.
И я запомнил тех негров. Их в столице европейской толерантности невероятно много.
За выражение ''толерастия'' я обычно перевожу оппонентов в группу ''трудновоспитуемых подростков'', нуждающихся в отеческом наставлении на тему ''что такое хорошо''. Нет, почерневший Лиссабон не рухнул, прохладными вечерами гуляется вполне спокойно. Настоящий памятник человеческой стойкости живёт на улице адмирала Реиса, возле супермаркета.
Наденьте зимний костюм сварщика, в северном исполнении, и принимайте солнечные ванны в раскалённом от жары июльском Лиссабоне. Делайте это ежедневно, с утра до вечера. Не мойтесь месяц. Блаженно улыбайтесь при этом. Нет, вы не попадёте в книгу рекордов – этот парень делает то же самое, не моется гораздо дольше, к тому же улыбается не столь натужно. В будущей атомной войне вы сгорите, как спичка, а он будет чихать по ночам от радиационной пыли и сетовать на холодные ядерные зимы.
Запомнил Чайковского. Сидел в хостеле на кухне и дул краденый кофе, зарабатывая очередной сан новой религии. Парень из обслуживающего персонала неожиданно спросил:
- Ты же русский?
- Ну да, а что?
- Знаешь, как меня зовут? Чайковский!
-???
- Да-да. Я – Чайковский, из Бразилии.
- Весьма странная фамилия для Бразилии, - поразился я. – Твои предки были русскими?
- Нет, я настоящий бразильеро. А Чайковский – это не фамилия, это имя. Моя фамилия – Оливейра. Чайковский Оливейра.
Я разинул рот от удивления. Святые угодники, который год шатаюсь по свету, и каждую неделю – сюрпризы. То бирманский полицейский захочет продать мне свою дубинку, то вода из фонтанчика в Сингапуре течёт снизу вверх, против всех законов физики. Теперь вот Чайковский из Бразилии. Он любовался произведённым эффектом.
- Твои родители…мммм…большие оригиналы, - проблеял я осторожно.
- Моего отца зовут Франклин. А его сестру – О'Хара. У нас в родне много знаменитостей.
Мы засмеялись вместе от этого идиотизма. Вспомнилось, как тётка из Тверского ЗАГСа наотрез отказывалась записать мою дочку Бэлой, мотивируя альтернативной орфографией из ''Книги имён''. Только авторитет Лермонтова и его ''Героя нашего времени'' спасли ситуацию. Понятно, почему в Бразилии самые весёлые карнавалы. Франклин с Чайковским других не делают.
И ещё я запомнил настоящие жопы. Нет, не так – Настоящие Жопы. Пиршество жизни и плоти. Стоит приехать в курортную Албуфейру, на сутки, больше не надо. Всё равно в ледяной океан не зайти, даже в самый палящий зной.
Зато жопы вокруг – отменные, в лучших латиноамериканских традициях.
Вес, форма, стринги, настоящий здоровый целлюлит - признак страстей и любовных интриг. Мудрый эро-режиссёр Тинто Брасс считал задницу самым честным местом женщины. Невинные глазки, изворотливый язык, подозрительно приподнятый бюст, даже пирсингованная пипка – все могут соврать, оставить тебя в дураках. Плоский живот, хищно подтянутый фитнесом в ожидании жертвы, выдаёт с головой, как ни прячь в разноцветные шелка. Так обнажите суть, своё заднее ''я'', показывайте, играйте ва-банк и срывайте куш, как некрасивые португалки! Они отдают свои жопы во власть фатума и мужских щипков. Увидеть сестру крокодила в объятьях невозможного мачо – обычное дело.
Когда-нибудь я постарею, полысею, стану занудным и противным. Меня бросит Наташа, и я куплю билет бизнес-класса в страну Настоящих Жоп. За деньги, чёрт побери! Летать в ‘’бизнесе’’ за мили – это как прийти на вечеринку с восковой копией Джоли. Можешь разговаривать с ней, чокаться коллекционным ''Сristall'' и даже лапать за сиськи, но Брэдом Питтом всё равно не станешь. Я приеду в Албуфейру, на пляж, где ледяная Атлантика остужает оранжевые пески.
Слезящимися глазами обозрею пиршество задниц, буду лапать и смаковать на все оставшиеся деньги. Просто я люблю честность.
