3
Подхожу, здороваюсь. Выясняется что это коряк-оленевод, ждущий своих коллег, чтобы отвезти их в стадо. Вскоре подъезжает и машина. Оленеводы грузятся в нарты и уезжают. За разговором с Анатолием, совладельцем одного из двух, наверное последних в Корякии стад оленей, выясняется, что в устье сейчас ловят корюшку его друзья и семья. Сам он тоже собирается туда. Разумеется, не отказываюсь от предложения меня подвезти. Анатолий рассказывает, как в позапрошлом году ему удалось догнать на снегоходе и отстрелять шесть напавших на стадо оленей волков. Такая удача бывает не часто. По его словам, сейчас за стадом тоже ходит тройка матерых. Такая информация немного напрягает, ведь назад в деревню, возвращаться мне придется уже по темноте. Знакомый оленевод из Караги, села на Тихоокеанском побережье Камчатки, рассказывал, что обычно волки сопровождающие стадо скрытно с подветренной стороны, нападают на оленей в промежутке с часу ночи и до пяти утра.
На машине едем по зимнику до впадающей в Воямполку с правой стороны реки. Там пересаживаемся в нарты. Что бы ездить тут на снегоходе по льду рек, мало видеть и объезжать промоины, надо еще и чувствовать реку, угадывая те места, где подмываемый течением да ключами лёд может не выдержать вес снегохода. Через двадцать минут пути, распугивая пасущихся в прибрежном кустарнике стайки белых куропаток, выезжаем в устье. Через пару километров пути, замечаю под правым высоким берегом компанию рыболовов, к которым мы и направляемся. Среди них и молодые женщины и дети.
Самый младший, утомившись от дороги и рыбалки, спит укрытый теплыми куртками на сиденье снегохода. Рыбалка в самом разгаре. Поблескивают матово на пробивающемся сквозь облачную муть солнце увесистые корюха. Это корюшка-зубатка.
Такая же, какую я езжу ловить весной в устье реки, впадающей в горло Белого моря. Вот только снасти здесь другие. Не привычная мне блёсенка-гвоздик, а корейская ярусная обманка. С маленькими крючками с красной подмоткой, с бело-зелеными пластиковыми головками.
Пробую ловить на свою блесенку. Клюет, но не так активно как на обманку. Глубина подо льдом сейчас около двух с половиной метров, толщина льда больше метра. Глубина меняется в зависимости от прилива или отлива. Трудно поверить, но даже такая любительская рыбалка, здесь вне закона. Это потому что здесь нет квот на вылов корюшки. Так мне объяснил мне в Палане начальник отдела рыбоохраны, когда я заходил познакомиться. К счастью, на такие мелочи здесь закрывают глаза. Неделя-другая, и вскроются реки, по которым сначала скатится в море голец, а затем, как только вынесет лед, начнет подниматься вверх красная рыба. Тогда и начнется рыбалка, которую считают здесь настоящей, кормящая всех, и людей и медведей. Растут у лунок горки корюхов, полнятся пакеты. Самая уловистая лунка у девушки Натальи, вынимающей серебристые бруски один за другим.
Другие бы и рады устроиться рядом, но человек с ледобуром уехал на своем снегоходе куда-то в другое место.
На перекус Павел предлагает мне большой кусок отварной оленины и горячий чай из термоса.
Очень кстати.
В километре напротив, на островке, небольшой балок где живет коряк Паша, дальше, почти совсем в море, метеостанция и еще несколько построек.
Можно было бы задержаться здесь, но утром у меня возможна попутка в Тигиль. В ту сторону пойдет вездеход, везущий местных депутатов и глав администраций на сессию райсовета.
Ветер усиливается, дети начинают подмерзать. Сборы недолги, и снегоходы несут подскакивающие на разломы нарты обратно к зимнику. Поблагодарив своих новых знакомых за рыбалку, я отправляюсь пешком в сторону села, а они уезжают в Палану. Солнце клонится к закату и дойти до села засветло точно не удастся.
Успеть бы до темноты преодолеть наледь на реке. По низине вдоль реки заросли ольхи и березы. Перед рекой, на берегу, небольшой балок с печкой и нарами. Когда ледовая переправа станет опасной в нем, вроде как, должны дежурить спасатели. Границы переправы размечены вешками. Лед еще достаточно толстый, что бы выдержать большую груженую машину, но выступившая поверх него вода пропитала слой снега, превратив его в снежно-водяную кашу.
Благо, какой-то добрый человек оставил у переправы нечто вроде легкого ломика. Пробуя им лед впереди себя, перехожу реку, чуть ниже переправы, там где снег еще не намок.Когда зажигаются звезды, выхожу в тундру.
Отсюда до Воямполки менее десяти километров. Успеваю пройти лишь треть пути, когда вижу вдали огоньки фар. Нагнавший меня водитель «Урала», удивляется взявшемуся «ниоткуда» в тундре человеку. На мою удачу он едет в Воямполку. В деревню прибываем в десять вечера, и я еще успеваю попариться и помыться в баньке у Виктора Косыгина.
Виктор хороший охотник и, судя по всему, хороший человек. За чаем расспрашиваю его о местной природе. Говорит, что за лосями ездить стало далеко, километров за тридцать, сорок. А что касается медведей, то летом, когда по реке поднимается красная рыба, медведи, не обращая внимания на собак, часто ходят прямо по селу. Застрелишь - штраф, а что-либо вроде ракетницы или фальшфейера, чем можно просто отпугнуть зверя, есть далеко не у всех. Так и живут.
Утром захожу в местный магазинчик, «живущий» в одной из комнат на почте. Продавцом в нем, уже знакомая мне директор школы. Выхожу с тягостным чувством. В магазине две низеньких, темных и сморщенных старушки-корячки, брали под запись в засаленном толстом журнале, по пачке завариваемой кипятком лапши, на Камчатке её называют «кукси», по несколько пачек сигарет, да по паре бутылок водки. Пасха, - светлый праздник…
