0
Фотографии к статье те же - у меня они лежат на http://foto.mail.ru/mail/vaddim/pamir/
Вот сам текст, буду рад комментам
Вадим Назаренко — психолог, инженер-электронщик, инструктор по альпинизму. В горах с 1987 года, на дороге — примерно так же. Люблю апельсиновый сок, путешествия и горы. В городе бываю редко. vaddim*песик*mail.ru
По дороге с облаками
Не смотрите вы, пожалуйста, свысока,
А по небу прокатите нас, облака!
Из детской песни
Июль 2006 года, Таджикистан. На газовой горелке варится суп, ветер несет пыль, дорога уходит на юг, к снежным вершинам Заалайского хребта. Река Кызыл-Су несет красные от глины воды на запад, где теплые долины, персики и поля хлопка. На горизонте виднеется пик Ленина, на его вершине снежный флаг — где-то там альпинисты отсиживаются в палатках: ветер и снег, погода не для восхождений. А мне сегодня восхождения не нужны — я здесь не как альпинист, мне интересно проехать автостопом Памирский тракт — автодорогу, построенную в 30-е годы и соединившую благодатный во все времена и при любой власти город Ош с городом Хорогом — центром Горного Бадахшана.
Автостоп — передвижение на попутных машинах. Я начал так ездить лет семь назад, с тех пор побывал в Китае, в Норвегии, теперь вот — Таджикистан. Часто спрашивают: почему не поездом, почему не самолетом, зачем на попутках? Неизвестно когда и с кем ты уедешь, неизвестно, где будешь ночевать и как сложится твой завтрашний день. И именно это мне и интересно — интересно по несколько раз на дню бросать кости, проверяя свою удачу, пересаживаться с шикарного джипа в старенький грузовик, говорить то с декханином, возвращающимся с базара, то с молодым предпринимателем, то со студентом, едущим на свидание с любимой. В то же время, всех водителей, с которыми приходилось общаться, объединяет одно — они готовы помочь, им интересно общаться со случайным попутчиком, ведь останавливаются все по собственной воле.
Однако бывает, что «своего» водителя приходится подождать — вот и я сижу возле моста через Кызыл-Су уже почти сутки. На горизонте изредка видны машины — там проходит автодорога на пограничный с Китаем перевал Иркештам. Но на мост через Кызыл-Су, на Памирский тракт, за сутки ни одна машина не свернула. Проехали двое велосипедистов из Германии, молодая женщина верхом на осле, прошел пастух — пожилой киргиз. От него мы узнали, что машины здесь ездят редко, а от немцев — что они собираются добраться до самого Хорога, если им позволят таджикские пограничники: Хорог — погранзона.
Надо сказать, что на этом повороте я сижу не один и это изрядно скрашивает мое ожидание — со мной Сергей Луц, мой друг из Казани, и его спутница Полина из Питера. Знакомы мы давно, а этим летом встретились в Бишкеке и решили ехать до Оша вместе. Вообще-то ездить автостопом втроем — не быстрое занятие, обычно ездят вдвоем или по одному. Но выехав из Бишкека и не разделяясь до самого Оша, мы решили и дальше ехать вместе — водителям в Южной Киргизии ГАИ не указ, так что в кабины грузовиков нас брали и втроем.
К полудню на горизонте остановился КАМАЗ и к нам бодро двинулась маленькая фигурка с рюкзаком. Приблизившись, фигурка оказалась Колей — моим знакомым автостопщиком из Москвы. Коля собрался в поход по Памиру, в Хороге его ждали друзья, добравшиеся туда традиционным способом — маршруткой из Душанбе. Он спешил, а мы к этому времени уже вполне прониклись азиатской неторопливостью. Сыграли на варгане, угостили нового члена нашего «экипажа» чаем с лепешкой, и Коля занял достойное место в азиатской неторопливой компании.
Два КАМАЗа появились под вечер. Остановились у поста наркоконтроля (нам было их прекрасно видно), постояли полчаса и двинулись в нашу сторону. Если бы мы не были насквозь успокоенными долгим сидением на дороге, могли бы и заволноваться — возьмут или нет? Ведь проедет машина, не остановится — и сиди еще сутки, жди следующую… Но машины остановились. Водитель первого грузовика, колоритный узбек, вышел к нам и сразу стал отдавать распоряжения: «…по-русски говорите? Отлично! Рюкзаки во вторую машину, в контейнер, — там пыли меньше. Сам садись ко мне, и вот он пусть садится, а девушка с парнем пусть идут к Икраму, ему веселее будет». Разместились, взревел двигатель, путешествие продолжилось. Через полчаса я узнал, что нам в очередной раз повезло: машины идут до самого Хорога, и водители готовы везти нас «до конечной».
Хорог – столица Горного Бадахшана, единственный город на Памире. Сейчас большая часть грузов завозится туда со стороны Душанбе, по автодороге вдоль Пянджа, поэтому машины на участке от Оша до Хорога так редки – за три дня, что мы ехали до Хорога, мы встретили всего три встречных машины и никто нас не обогнал.
Официальная валюта в Таджикистане — сомони, но мы въехали со стороны Киргизии и деньги нам менять было абсолютно негде — населенных пунктов нам не встречалось. Однако во всех чайханах и забегаловках оплата принимается в любой валюте — цену скажут в сомони, но возьмут и киргизские сомы, и рубли, а охотнее всего — солярку. Дизтопливо — краеугольный камень всех перерасчетов, к ценам на солярку привязывают все валюты. Часто можно было слышать такой разговор: «Ну, это стоит два сомони, то есть около литра солярки, значит это двадцать рублей. Но лучше соляркой». Причина ясна: дизтопливо — это тепло зимой, это свет от генератора, это некий универсальный обменный фонд, а деньги — кто его знает, какие там, на равнинах, сейчас деньги в ходу? Такая любовь горцев к солярке приводила к тому, что платили за нас чаще всего водители, а мы им отдавали в рублях или сомах. Первое время Икрам отказывался брать с нас деньги за еду под предлогом того, что мы его гости, но потом под напором Коли, выполнявшего в нашей компании функции казначея, все-таки сдался.
Начинается подъем на Кызыл-Арт — «Красный перевал». Название однозначно подтверждается рельефом — красные скалы и осыпи окружают дорогу, отсыпанную крупным гравием. Хатам рассказывает, что раньше весь Памирский тракт был асфальтирован, но сейчас мне в это не верится — никаких следов асфальта, максимальная скорость грузовика — 15 километров в час. Рядом с нами по дороге трусит ослик, груженый небольшим вьюком, на нем верхом двое пацанов лет семи. Это наша «конкурирующая фирма». На относительно ровных участках мы их обгоняем, но встречаются размывы дороги, обрушенные мосты, объезды, и пока весь наш коллектив — водители и автостопщики — занимается подкладыванием камней под колеса и размахивает руками, показывая как проехать, дети на ослике снова догоняют нас, перебрасываются парой слов с водителями и уезжают вперед. Так мы и двигались почти полдня. На последнем подъеме вьючный транспорт все же был посрамлен — грохоча и изрыгая дым, железные кони обошли живого осла.
Высота Кызыл-Арта над уровнем моря 4200 метров, высота следующего за ним перевала Ак-Байтал — 4600. Это на сто метров выше Белухи, высшей точки Сибири. Памир все-таки не Алтай — ледников на этой высоте еще нет, но нехватка воздуха чувствуется. Страдают от высоты и машины — не хватает кислорода для сгорания топлива, двигатель еле тянет, к тому же грузовики далеко не новые — обоим больше двадцати лет. Мне горная болезнь не страшна — я только что отработал смену инструктором по альпинизму в Заилийском Алатау, акклиматизация вполне достаточная. А вот Сергей и Полина страдают вовсю — характерный землистый цвет лица, апатия, полное нежелание что-либо делать. Заставляю Серегу участвовать в ремонте машины — активность помогает преодолеть горную болезнь.
В целом, мы останавливаемся примерно каждые двадцать километров. Машины старые, постоянно что-то ломается — от банальных проколов шин до застучавшей крестовины кардана. Кроме того, на подъеме перегревается двигатель, а на спуске — тормозные колодки, так что не разбежишься. На Кызыл-Арте снова меняем колесо. Получаю незабываемые ощущения: погрузка пробитого колеса весом килограммов семьдесят в кузов, и это на высоте 4200… Увидев наши запыхавшиеся лица, Хатам рассказывает, как весной, когда на перевале еще лежал снег, у грузовика заглох мотор и они с напарником полностью перебрали двигатель прямо там, на высоте. Да уж, акклиматизация у наших водителей, похоже, отменная…
Вообще, это в порядке вещей: если ты идешь автостопом — будь добр помогать водителю в его нелегком труде. Правила примерно такие же, как в гостях: пришел в гости, видишь, что хозяева не успевают все сделать — предложи помочь. Так и в машине — не всегда тебе дадут что-то сделать, но предложить из вежливости обязательно нужно. Во время автостопных поездок мне доводилось и из грязи машины выталкивать, и переводчиком работать, и с ремонтом помогать в силу своих умений, и я думаю, это естественно — ведь пока вы едете вместе, водитель — твой друг, а помочь другу — нормальное явление.
Обычно летом на Памире сухо, хоть и прохладно. Но на перевале Ак-Байтал нас догнал атмосферный фронт — белые пушистые облака несет из долины Маркансу на юг, к Мургабу. Мы едем тем же курсом, но выше облаков —зрелище в горах обычное, но Сергей, как равнинный житель, поражен такой картинкой. Неожиданно появляется мысль, что песня про облака — это же автостопная песня! В самом деле — там же звучит недвусмысленная просьба к облакам подвезти, разве что не обязательно по пути, а просто прокатить. Спели песенку облакам и поехали дальше — двигатель достаточно охладился.
В Мургабе Луц и Полина нас покидают — ей надо быть в Питере через десять дней, сдавать вступительные экзамены на второе высшее, а ехать туда еще долго. Расстаемся, пообещав обязательно встретиться — или у Сереги в Казани, или у меня в Барнауле, или где-нибудь в дороге. Мургаб — настоящий центр мира: здесь есть Интернет, электричество, больница и гостиница, заселенная иностранными туристами. Здесь Серега развернется и поедет обратно, а мы продолжаем свой путь.
Вообще, на Памире сейчас туристов из Европы гораздо больше, чем русских. Нам встречались немцы, поляки, японцы, французы. В основном они путешествуют по Памиру на велосипедах или на арендованных джипах с водителем. Количество велосипедов на участке от Мургаба до Сарыташа уже превысило количество автомобилей. А одного испанца мы взяли на борт недалеко от озера Каракуль — бравый парень Карлос ехал на велосипеде от Бишкека до Хорога, но после полутора тысяч километров созрел для автостопа и попросился в грузовик. Водитель был не против, если я соглашусь быть переводчиком — а то скучно подвозить просто так, не общаясь. Пришлось согласиться. Велосипед забросили в кузов, Карлоса в кабину, и наш экипаж двинулся дальше.
Уже подъезжая к Хорогу выяснилось, что сейчас в город въехать нельзя — на дорогах машины с киргизскими номерами обязательно проверят. Груз у нас самый простой — по 15 тонн муки в каждой машине, но есть и «левак» — несколько мешков цемента. На цемент таможенных документов нет, поэтому мы останавливаемся в одном из кишлаков в верхнем течении Гарма у друзей наших водителей. После двух суток в высокогорных степях и пустынях особенно ценишь кусты ивы и облепихи, растущие вдоль воды. Мы отправляемся купаться — вода в реке холодная, но за трое суток мы так пропитались пылью, что готовы принести любые жертвы на алтарь Гигиены. Побритые и отмытые, выходим к праздничному столу — приезд гостей на Памире всегда праздник! И оставшиеся до вечера пять часов проходят незаметно — кушаем плов, заедаем арбузом, запиваем чаем… Рассказываем о жизни в России, о Киргизии, о Казахстане — в таких местах особенно остро понимаешь, что путешественник — это источник информации, чувствуешь свою ценность в отсутствие радио и телевизора.
Как у всякого СМИ, у меня есть своя «редакционная политика» — я стараюсь рассказывать людям не ужасы и из ряда вон выходящие события, а как-то описать нормальную жизнь, без эксцессов и криминала. Это тем более легко сделать, если рассказывать только то, что видел сам — ведь средний человек обычно не становится очевидцем заказных убийств, террористических актов и крушений поездов, сообщениями о которых богаты обычные СМИ. Я рассказываю, сколько стоят помидоры на базаре в Барнауле, какая холодная зима была в Томске, где работаю я и мои друзья, что волнует мою маму. Мы часто не замечаем экзотику обычной жизни, привыкаем к ней. В Средней Азии молодежь с интересом слушает о домах, построенных целиком из дерева, из круглых бревен — при дефиците леса в южных республиках дом из бревен воспринимается примерно так же, как дом из чистого золота. А катастрофы и терроризм я оставляю телевидению — сам не видел, пересказывать не буду.
Пока мы тепло прощались с нашими водителями и выгружали рюкзаки в Хороге, к нам подошел знакомиться местный житель, с приглашением пойти к нему в гости и переночевать. Однако нам надо было найти Колиных друзей, так что пришлось ночевать в центре города в хостеле, устроенном в своем большом доме предприимчивой жительницей Хорога Фаридой.
Утром я вышел из Хорога — город небольшой, пройти его пешком труда не составило. Достаточно скоро остановилась маршрутка в Поршнев — ближайший к Хорогу большой кишлак. Я не хотел ехать. 15 километров — слишком близко, погоды не сделает, а водитель маршрутки все-таки зарабатывает на пассажирах, значит, если я поеду бесплатно, он недосчитается денег с пассажира, которого мог бы взять за деньги. Но когда водитель узнал, что я еду на попутных машинах в Душанбе, он уговорил меня ехать с ним — дескать, ничего, все поместятся. Так и оказалось — в УАЗ-микроавтобус (все маршрутки на Памире — УАЗы) набилось человек двадцать, но никого на дороге мы не оставили. В качестве подарка водитель еще и провез меня до околицы Поршнева, к выезду в сторону Душанбе.
После Поршнева иду пешком еще около двух часов. Ни одна машина меня не обгоняет, но меня это и радует — с удовольствием фотографирую пейзажи и колоритных местных жителей. Сегодня день чистки ковров — все девушки вынесли ковры к дороге, поливают их водой и натирают мылом, а заодно делятся последними новостями. Останавливаюсь сфотографировать устланную коврами эстакаду, на которой когда-то ремонтировались машины. Достаю фотоаппарат и слышу сзади девичий голос: «А нас? Нас, пожалуйста, сфотографируйте!» Так появляются в моем фотоулове четыре девушки, сидящие на мокром ковре посередине горной дороги.
Вообще-то, раньше я ездил с хорошим зеркальным фотоаппаратом — сначала с «Зенитом», потом с купленным по случаю в Бангкоке Canon-888. Однако постепенно понял, что дорогой фотоаппарат мне в автостопных путешествиях мешает. Сейчас езжу со среднего качества цифровой «мыльницей». Причин несколько, но основная — мне не хочется уж очень сильно выделяться среди местного населения, в том числе и кричащим благосостоянием, новейшим снаряжением, фотоаппаратом за несколько тысяч долларов, одеждой «с иголочки», разными электронными игрушками и тому подобным. Кроме этого, хороший фотоаппарат вызывает ассоциации с журналистом, а к журналистам во многих местах отношение неоднозначное, особенно среди представителей власти. Когда я стал ловить себя на том, что слишком часто убираю фотокамеру в рюкзак только потому, что мне не хочется ее лишиться — обзавелся другим фотоаппаратом, помещающимся в карман джинсов. Как ни странно, обнаружил, что хороших по сюжету фото на «мыльнице» едва ли не больше, чем на «зеркалке», и вовсе бросил возить большой фотоаппарат из экономии веса и нервов — когда в твоем рюкзаке особенно воровать нечего, как-то и дышится спокойнее. Я ни в коем случае не настаиваю на универсальности своего варианта — просто я не фанатик хорошей фотографии, и не готов ради хороших кадров жертвовать своим спокойствием — мне приятнее плыть в потоке местного населения, зная, что разница в материальном положении если и существует, то, по крайней мере, не бросается в глаза.
Чуть дальше, в этом же кишлаке, меня зазвали в гости. Вообще, когда идешь по кишлаку пешком, в гости зовут постоянно, но до этого я делал вид, что спешу, благодарил и проходил мимо. Сейчас уже два часа дня, жарковато, так что я позволил молодому парню уговорить себя пойти выпить с ним чая. Хозяина зовут Ташриф, но сам он просит называть его Толиком — так привычнее. Ташриф хорошо говорит по-русски, рассказывает, что раньше работал на заводе в Нижнем Новгороде, но потом решил вернуться на родину: хоть заработок и был хороший, но несколько раз его били на улицах, милиция отбирала деньги. Сейчас он дома за старшего — все его братья на заработках в России, из мужчин в доме кроме него только старенький дедушка. Попив чая, я собрался уходить, но не тут-то было. Узнав о способе моего перемещения, Ташриф говорит: «Не надо тебе обязательно самому делать автостоп! Мой старший сын будет стоять на дороге, если машина пойдет, он будет ее останавливать, а ты сиди здесь, под навесом, — сейчас будем мясо кушать, разговаривать!» Примерно так и получилось — десятилетний сын хозяина сидел у дороги пока мы ели баранину, а когда остановился УАЗ, идущий в Ванч, все, кто был в нем, тоже вышли и пошли в гости к Ташрифу — чего там, не каждый день встречается русский, едущий на попутках из Сибири в Душанбе, это вполне повод зайти в гости! Просидев еще часа четыре, мы все-таки двинулись дальше.
УАЗ-«головастик» водитель приобрел на деньги, заработанные в Москве продажей шаурмы. «Так тут и мои деньги есть, — со смехом хлопаю по дверце. — Я когда в Москве был зимой, тоже много шаурму кушал.» Все присутствующие в кабине смеются — вот как, то мы к вам ездили, наконец-то и вы к нам! Дорога идет вдоль Пянджа, на другом берегу — Афганистан, вдоль реки — караванная тропа с оврингами — навесными участками. Водители несколько раз специально останавливаются, чтобы показать мне наиболее живописные места или афганские кишлаки. Встречаются и пограничники — молодые ребята в форме и с «калашниковыми» в руках, увидев мой российский паспорт, машут рукой — «проезжайте, гостям из России мы всегда рады!» И правда, за время моего пребывания на Памире я убедился — гостям из России тут рады всегда.
На повороте в кишлак Ванч просидел еще около часа, как всегда отказываясь от предложений поехать в гости. Лучшим предложением было такое: «Поехали к нам — у нас самый лучший кишлак, у нас в кишлаке — пик Коммунизма!» Надо сказать, это почти правда — от Ванча начинается трекинговая тропа к пику Коммунизма, идти по ней дня три, но ближе кишлаков все равно нет.
В Душанбе приехал с командой перегонщиков — шесть китайских малолитражек перегонялись из Китая в Душанбе. На последнем перевале, после Калаи-Хумба, водитель сказал мне не терпящим возражений тоном: «Я засыпаю совсем, третьи сутки за рулем. Садись за руль и постарайся не отстать от колонны». Ехать на тридцатисильном движке по горным перевалам, начисто лишенным асфальта, ночью, объезжая камни, валяющиеся на дороге… От колонны я практически сразу отстал, пару раз стукнулся балкой переднего моста об камни, но перевал проехал, а часа через три проснулся водитель и забрал у меня руль обратно.
Потом был Душанбе — красивый город с фонтанами и широкими площадями, автостоп до Ходжента, Ташкент, ставший практически родным Бишкек и возвращение в Барнаул. И сейчас, глядя в окно на заснеженные сибирские крыши, я вспоминаю азиатских гостеприимных людей, азиатские пыльные дороги, азиатские заоблачные вершины и напеваю: не смотрите вы, пожалуйста, свысока…
Барнаул, октябрь 2006
Сообщение отредактировал Serge&: 27 января 2008 - 08:27
