Сообщений в теме: 45

[Аскет]

=========================

Была темная зимняя заполярная ночь 1997 года. Я сидел в плацкартном вагоне поезда, который медленно полз по Кольскому полуострову из Мурманска в Москву.

На полке напротив меня сидел большой очень худой человек лет тридцати пяти, одетый в спортивный костюм, и широко улыбался, тускло блестя железными зубами. Он сидел на корточках, широко расставив на полке крупные ступни в толстых шерстяных носках. Широкой татуированной пятерней он поглаживал иссиня-бритую голову, покрытую шрамами и ссадинами, и с любопытством оглядывался по сторонам.

Рядом с ним у окна сидела маленькая сухая старушка. Они зашли на какой-то небольшой едва освещенной станции под Мурманском, где поезд задержался лишь на минуту. Вещей у них почти не было, не считая небольшой котомки, которую двумя руками сжимала старушка. Когда человек вышел в туалет, старушка сказала, что он ее сын, что его только что выпустили из зоны, где он провел двенадцать лет за то, что зарубил топором то ли участкового, то ли еще какого-то начальника. Зарубил, спьяну, но за дело, суть которого я уже не помню. Сейчас она забрала его из зоны и возвращается в родной поселок.

Человек страстно впитывал мир вокруг себя всем своим худым жилистым телом. В полумраке вагона он с интересом разглядывал соседей, останавливая взгляд то на их лицах, то на одежде или обуви, то на сумках. Его пальцы гладили дермантин обивки, останавливались на блестящем металлическом поручне, ковыряли бортик столика. Иногда он легко терся бритым затылком о верхнюю полку, и улыбка не сходила с его губ. Ему все было в удовольствие и все было в диковинку.

Ворота заполярной зоны закрылись за ним, когда Горбачев только сменил Черненко, но еще не успел провозгласить перестройку и гласность. Политические реформы, хлопковое дело, пустые магазины, землетрясение в Армении, этнические конфликты на Кавказе и в Средней Азии, ранний Ельцин, развал Союза, путч, расстрел Белого дома, "голосуй сердцем" - все это прошло мимо него. Он не слышал Юру Шатунова и "Комбинацию", не пил "Херши-колу" и не видел "Сникерсов" и иномарок.

И сейчас он постигал этот невероятно изменившийся мир, пришедший на смену тому, тоже уже почти забытому, который он оставил двенадцать лет назад. Каждый раз, когда разносчица проходила мимо с обычным набором конфет и печений, он обязательно что-нибудь покупал у нее и светился от восторга. Купленное он не съедал, а подолгу держал в руках, осторожно перебирая пальцами. Обладание было ему приятнее, чем потребление.

Один раз, купив очередную пачку вафлей, он склонился к старушке и хриплым шепотом произнес: "Свобода, мама!"

Они сошли в Кандалакше. По тускло освещенной платформе гуляла метель. Все провожали их взглядами: высокий худой мужчина в ватнике и ушанке и то ли держащая, то ли поддерживающая его маленькая старушка с котомкой. Через несколько шагов они растворились в темноте.

Я к чему это сейчас все вспомнил. Так получилось, что последние три года я работал без отпуска, а зачастую и без выходных, и что-то совсем отошел от путешествий. И вот вдруг отпуск случился. А когда это стало понятно, я несколько бессистемно накупил пачку билетов во все направления и сейчас думаю, как их наилучшим образом использовать все одновременно. Пока придумал название путешествия, вполне отражающее хаотичность движения: "Большой батут - 2016".

[Аскет]

Большой батут начался с Минска. Но делиться свежими белорусскими впечатлениями буду потом, а сейчас расскажу поучительную историю, приключившуюся со мной вчера на рассвете в минском аэропорту.

Ранним утром в Минске выдался лютый мороз, а поскольку одет я был легко, и пассажиров в самолет доставляет автобус, я предусмотрительно спустился в него в числе последних. Только мне это не помогло. Полный автобус стоял и стоял и даже не закрывал двери.

Ночь, мороз и непонимание происходящего привычно для лесного человека. Для человека тонко чувствующего и интеллигентного эти обстоятельства очень быстро запускают возвращение к основам, к инфузориям-туфелькам, причем состояние где-то между австралопитеком и питекантропом достигается минут за десять. Судя по репликам моих товарищей по несчастью, это были как раз люди тонко чувствующие и интеллигентные. Короче, когда мы подъехали к самолету, такому теплому на вид, и водитель не торопился открывать двери на выход волнующейся толпе, я его даже в чем-то понимал.

Около самолета стоял микроавтобус бизнес-класса, а на трапе стояли какие-то мужики в легких пальто и без шапок и неторопливо фотографировались. Замерзшие австралопитеки тихо зарычали в холодном автобусе. Наконец съемки закончились, двери открылись, толпа вырвалась из промерзшей клетки и накатила на трап. Не буду скрывать, я накатил первым.

Мажоры же не торопились подниматься, один остановился на трапе и принялся фотографировать самолет, который был в необычной черной ливрее "The world of tanks". Я громко топал по трапу, быстро прикидывая на ходу, что тактически более верно - наступить ему сзади на ногу или пихнуть плечом. Но тут я разглядел его профиль - батюшки, да это же Дольф Лундгрен!

А как можно пихнуть Дольфа Лундгрена! Во-первых, он совсем уже дедушка, во-вторых, все еще каратист и чего-то там еще. Лундгрен обернулся, намереваясь сделать пару снимков с высоты трапа. Белорусская ночь ответила холодным блеском десятков замерзших глаз. Я стоял рядом и видел, как за доли секунды иностранный актер Дольф Лундгрен впитал через этот блеск всю многовековую мудрость маршруточного этикета. Он понял, что фотосессия закончилась, что на ближайшие полтора часа у нас у всех одна судьба и что сейчас надо делать то, что делают все: быстро топ-топ-топ.

И все-таки его подвело отсутствие опыта. Трап он преодолел быстро (с нами на плечах), но вместо того, чтобы сразу упасть в свой бизнес-класс и тихо забиться в угол, он решил сначала снять свое пижонское пальто светло-песочного цвета. Но мы же понимаем, что если каждый вот так будет снимать пальто, то самолет улетит. Поэтому толпа сурово пошла насквозь, а Дольф Лундгрен стоял, прижавшись задом к спинке кресла и каждому, кто, проходя, толкал его локтем или плечом, вежливо говорил: "Sorry". А поскольку пихали его все (отчасти из педагогических соображений, чтоб не стоял на проходе), он просто стал говорить "sorry-sorry-sorry" уже безадресно.

И это правильно. Потому что какой ты ни каратист, а общество надо уважать. Тогда и общество будет тебя любить. Поэтому сначала все прошли, спокойно расселись по местам, а потом уже достали телефоны и стали фотографировать, как иностранный артист Дольф Лундгрен снимает свое светло-песочное пальто.

[Аскет]

Сколько уже ездил в эти места, никак не могу привыкнуть к тому, что зимой здесь зачастую холоднее, чем в Москве. Вот и сейчас: вылетал из Москвы в мороз, укутанный до ушей, а иду по Никосии при десяти градусах выше ноля в той же одежде, и зубы стучат громче, чем каблуки местных негритянок по брусчатке. Влажность и ветер пробирают до костей. И в гостинице не топят. И двери на балкон тоненькие, с щелями.

Вспомнилась мне в связи с этим одна история. Как-то, примерно году в 1998 нашему учебному заведению дали около сотни путевок для студентов в новый ведомственный санаторий под Питером. Приезжаем в Питер. Конец января. Мороз лютый, ниже тридцати градусов. Ну, думаем, ничего, доберемся, отогреемся.

Добрались. Встречает нас румяный дядька, местный главнокомандующий. Сердечно нас приветствует и сообщает, что мы, оказывается, счастливчики - первые гости этого замечательного санатория, который вот только открывается после ремонта. И все-то теперь здесь есть, и на отделку денег не пожалели, и мебель новая, и библиотека, и бильярд, и настольный теннис, и прокат лыж, и все такое прочее.

Единственный нюанс - не успели к нашему приезду отопление доделать, подвал сделали, первый этаж с хозяйственными помещениями сделали, а номера пока что почти не обогреваются. Но сразу все хорошо не бывает, а вот летом приедем, и вообще все отлично будет. И каким-то таким он уверенным и взрослым голосом все это сказал, что мы сразу поверили. И про "не бывает", и про "будет". Не было только уверенности, что мы эти две недели переживем, но сказано же, что сразу все хорошо не бывает.

Жить, однако, очень хотелось, а когда встает вопрос выживания, научная мысль начинает работать очень-очень интенсивно (было очень-очень холодно). И так интенсивно она работала, что свет знания зажегся уже через пару часов сразу в нескольких номерах одновременно, а потом распространился и на весь коллектив, надежно его согрев. Рецепт спасения был прост: включить горячий душ и оставить дверь открытой. Буквально через пять минут горячий пар заполнял помещение, возвращая предпосылки к жизнедеятельности.

Радость избавления от неминуемой гибели была такова, что обеспечив выживание, часть ученых в строгом соответствии с законами биологии незамедлительно приступила к размножению, а остальные пошли играть в бильярд и настольный теннис. По коридорам и в столовую, правда, мы передвигались укутанными в одеяла как вожди апачей в голодных прериях, но в номерах было очень даже ничего.

Через две недели мы убыли домой отдохнувшие, бодрые и не потерявшие ни одного человека. А номера остались дожидаться финальных доработок. Вдоль стен на полу ровными рядами лежали рулоны дорогих обоев: в условиях двухнедельной бани они самоотпарились от стен и свернулись в рулоны так аккуратно, что нам даже поправлять не пришлось. Ну сказано же - сразу все хорошо не бывает.

Это все к тому, что здесь этот номер не прокатил: из-за щелей в рамах весь пар быстро выходит, оставляя только холодную влажность. Зато я нашел, как на кондиционере включить режим обогрева. Жизнь продолжается.

[Аскет]

Хватит воспоминаний, я отогрелся и готов рассказывать про Кипр.

На Кипре хорошо. Первым впечатлением от декабрьского Кипра после ночи, проведенной в шапке и свитере под двумя одеялами, двумя покрывалами и тремя подушками, было пение птиц. Здесь по утрам заливисто поют птицы, сидя на деревьях, усыпанных лимонами, апельсинами и разными цветами.

Еще здесь много негров и вообще мигрантов, а также очень упитанных кошек. Под ногами в изобилии валяются раздавленные апельсины, гранаты, финики. А ночью на небе миллионы крупных звезд и повернутый кончиками вниз месяц.

Вот если в Москве на небо добавить звезды и птиц, а на землю негров и апельсины, получится более-менее Кипр. Я сейчас базируюсь в греческой части Никосии, метрах в ста от зеленой линии, и каждый день делаю вылазки на Северный Кипр. Довольно интересный опыт повседневного перемещения между двумя мирами.

Сейчас я сижу в средневековом Бюйук-Хане в Лефкоше - на турецкой стороне Никосии. Передо мной большой адана-кебаб на столе и три пары жадных кошачих глаз под столом. А над всем этим черное небо, яркие звезды и колокольный звон.

[Аскет]

Добил я адана-кебаб, хотя коварные турки и воспользовались моей неопытностью и вместо того, что на картинке, принесли порцию раза в два больше. Добил и на малой скорости двинулся на базу. А у них здесь дурацкая манера часов в семь вечера вымирать. Почти все закрывается, к восьми уж точно.

Прошел через контрольный пункт, свернул в переулки, там уже все темно, только кошки шастают. И вдруг вижу - одинокий антикварный магазин светится. А я люблю антикварные магазины, это как музей, только все трогать можно. Захожу.

Здесь антикварные магазины все одинаковые: большое помещение, бессистемно забитое очень пыльным хламом, и узкий проход, на одном конце которого вы, на другом старик-владелец. Вот и здесь то же. Дряхлый старик, глаза за толстыми очками слезятся, мокрый рот приоткрыт, небритая морщинистая шея из мятого пиджака торчит. Сидит, головой трясет. Правильный антиквар, по всем признакам миллионер.

Стою, листаю журнал пятьдесят забытого года, фотографии с коронации Елизаветы II, реклама каких-то уже несуществующих авиакомпаний и пр. Заходит паренек и спрашивает старика про кипрские марки английского периода. И тут старик взъерошивает остатки перьев и начинает хрипло шипеть:

- Я... ггых!.. я их сюда не ношу! Люди... ггых!.. Люди не хотят, не хотят платить за них их цену. Люди хотят получить что-то - за ничто. Что-то - за ничто. Обычно это так... Нет... Они у меня дома. Потому что так не бывает. Если люди не хотят платить, я оставлю их для себя...

Ты ж посмотри, думаю, как распаляется, какой принципиальный. Твои очки скоро пополнят эту пыльную экспозицию, а ты все за правильные цены переживаешь. И знает ведь, что когда помрет, набегут такие же престарелые пауки и выкупят у наследников всю эту помойку в лучшем случае за полцены, да еще половину хлама выбросят по пути. И марки, кстати, в первую очередь. По той простой причине, что нет цены у этого мусора, потому что он мусор, хотя и весьма любопытный. Распродавал бы уж то, что берут, пока живой.

Потом, правда, подумал, что ему сейчас в его полусне без разницы, что он после себя оставит, марки или деньги. Вопрос больше спортивного принципа, наверное. Как у Гобсека в свое время.

[Аскет]

Не без сожаления покинул я Северный Кипр, о котором позже еще напишу подробнее, и уехал из Никосии в Пафос. Находясь в краях, где расцветала древнегреческая культура, я сейчас много читаю о тех временах, включая первоисточники. Надо сказать, что греческие мифы очень сильно отличаются от того изложения, которое памятно мне по детским книгам (и сейчас я понимаю, почему).

Вот, например, как Гесиод описывает рождение Афродиты, которая, как известно, появилась на свет на Кипре около Пафоса и потому именовалась Киприда.

"Ночь за собою ведя, появился Уран, и возлег он
Около Геи, пылая любовным желаньем, и всюду
Распространился кругом. Неожиданно левую руку
Сын протянул из засады, а правой, схвативши огромный
Серп острозубый, отсек у родителя милого быстро
Член детородный и бросил назад его сильным размахом.
И не бесплодно из Кроновых рук полетел он могучих:
Сколько на землю из члена ни вылилось капель кровавых,
Все их земля приняла. А когда обернулися годы,
Мощных Эринний она родила и великих Гигантов
С длинными копьями в дланях могучих, в доспехах блестящих,
Также и нимф, что Мелиями мы на земле называем.
Член же отца детородный, отсеченный острым железом,
По морю долгое время носился, и белая пена
Взбилась вокруг от нетленного члена. И девушка в пене
В той зародилась. Сначала подплыла к Киферам священным,
После же этого к Кипру пристала, омытому морем.
На берег вышла богиня прекрасная. Ступит ногою -
Травы под стройной ногой вырастают. Ее Афродитой,
"Пенорожденной", еще "Кифереей" прекрасновенчанной
Боги и люди зовут, потому что родилась из пены."

Все это с одной стороны очень интересно, с другой стороны понятно, что цивилизация, имеющая такие религиозные основы, была, пожалуй, обречена. Не могу не отметить, впрочем, что сейчас в Пафосе гроза, и как только я написал "обречена", раздался гром. Так что кто его знает, на самом деле. Отключусь от греха подальше.

[Аскет]

Калимера! Или, как говорят у вас, доброе утро!

Сижу на набережной Пафоса. В ста метрах впереди вынесенный в море средневековый форт Лузиньянов, основательно разрушенный венецианцами. В трехстах метрах позади раннехристианская базилика Хризополитисса с агорой, сохранившей античные мозаики, и колонной, у которой непросвещенные киприоты бичевали апостола Павла. Справа в ста метрах огромная территория руин античного Пафоса. Слева в десяти метрах шелестит вечное море, а за ним вдалеке египетский Порт-Саид. Подо мной большая лужа (утром была сильная гроза) и четыре доброжелательных пушистых джентльмена, внимательно смотрящих на меня немигающими желтыми, зелеными и голубыми глазами. Надо мной голубое небо, яркое солнце и десяток бодрых воробьев. Передо мной дымящийся ароматный завтрак. Вот такая система координат.

PS Едете зимой на Кипр, обязательно узнавайте заранее, отапливается ли номер. Ночью температура к нулю, влажно, на улице ветер, в доме сквозняки - окна-двери с большими щелями. Ей-богу, чуть не окуклился под утро.

[Dozhdik]

Люди хотят получить что-то - за ничто.

Может их воруют больше всего другого и ему обидно?

Ей-богу, чуть не окуклился под утро.

Я бы посмотрела на бабочку-Аскета

[Аскет]

Я бы посмотрела на бабочку-Аскета

Гусеничку, скорее. Или личинку.

[Аскет]

Я покинул Кипр. Остался бы еще, но другие билеты требуют своей очереди. Остров холодных ночей, проливных дождей, неинтересных музеев, невыразительных руин, некрасивых городов, но я хочу вернуться сюда еще. Зачем - пока еще сам затрудняюсь сказать. То ли замечательные пейзажи, то ли расслабленная атмосфера, то ли неуловимый дух Леванта, смешанный с эллинизмом, не знаю, надо осмыслить.

[Аскет]

Я сейчас в Афинах и в очередной раз радуюсь правильно выбранному времени для поездки. Солнечно, прохладно, никаких толп туристов и очередей, о которых написано во всех отчетах. Просто идеальные условия. И сам город приятный. А руины оставляют, по меньшей мере, двойственное впечатление.

С одной стороны это, конечно, исторические места, Акрополь, Агора и все, что с этим связано. С другой стороны, понятно, что это большей частью либо муляжи, либо дубликаты, и вообще все, что здесь могли уже разграбить или просто переместить в музеи, все разграбили и переместили. Ну и вечная стройплощадка в Акрополе оставляет шансы на полномасштабное наслаждение только людям, хорошо погруженным в тему и имеющим очень хорошее воображение. Но все равно интересно и красиво. Хотя с ближневосточными античными руинами, пожалуй, ничто не сравнится.

А еще повсюду шатаются дети, наряженные в костюмчики Санта-Клауса, гремят в металлические треугольники и барабаны и отчаянно воют "Jingle Bells" и "Last Christmas". Типа колядки такие.

[sola]

Эх.. Креветки и октопусы с агоры, которых мы варили кипятильником в гостинице, и трескали, запивая рициной...Всякоразные оливки..Ночевка в апельсиновом саду, подъем к Платаниотиссе. Чет в Грецию захотелось...

[Аскет]

Давай, здесь сейчас отлично

[Аскет]

Креветки и октопусы с агоры, которых мы варили кипятильником в гостинице, и трескали, запивая рициной...Всякоразные оливки..Ночевка в апельсиновом саду,

Кстати, вот по моим первым ощущениям, именно такие маленькие радости дают основное удовольствие от Афин, а памятники уже во вторую очередь.

[sola]

Кстати, вот по моим первым ощущениям, именно такие маленькие радости д

А еще помниццо, мы на Корфу ночью палатку ставили. А утром выяснилось, что поставили мы ее на знатную кучу "добра". Пришлось матерясь отмывать. Вином. ПОТОМУ ЧТО ВОДА. БЛИН. ДОРОЖЕ!!!

[Аскет]

Главным вчерашним вызовом было даже не пробуждение в полтретьего ночи на самолет до Афин, а попадание на рождественскую службу, которую традиционно проводит в Ватикане папа римский.

Все прошло прекрасно. Нагулялся по Афинам, перелетел в Рим (небо безоблачное, и Греция, и Италия прекрасно видны), минут за сорок доехал на автобусе из Фьюмичино до вокзала, оттуда добрался до гостиницы в Трастевере, сбросил вещи и пошел в Ватикан, благо идти минут десять.

В собор св. Петра, понятно, пройти не удалось - надо было заранее запрашивать бесплатный билет, но я об этом слишком поздно узнал. А вот на площадь пропустили. Я, честно говоря, ожидал большей активности верующих, но к началу службы людей было не очень много, да и среди тех немногих значительную часть составляли такие же как я мерзнущие ротозеи. На улицах тоже никакого особого оживления. Ну, вообще, и пишут люди, что в Италии это в основном семейный праздник. Убедился в этом и я, посмотрел на папу и пошел спать. Тем более, что и папе, как мне показалось, было скучновато.

Единственный человек, который с душой отнесся к торжеству, попался мне при выходе с площади. Это был плюгавый пожилой негр в желтом пальто и черной шляпе, который, воздевая черные персты к темному небу, в высокопарных выражениях умолял карабинера пропустить его на площадь.
- Пропусти, пропусти меня, я умоляю тебя, - вопиял афрокатолик. - Дай мне отпраздновать Рождество с моим пастырем!
- Без проблем, - вежливо говорил карабинер. - Вход - там, - и показывал на ряд рамок с металлоискателями в другом конце площади.
- О, пропусти меня, брат, брат мой во Христе! Посмотри на меня, я же тоже католик! Я специально ехал сюда издалека, чтобы увидеть эту службу, - заламывал руки негр, вращая глазами. - Не гони меня, прошу тебя, не будь жесток со мной!
- Синьор, дуй вон туда, - говорил карабинер. - Там тебя пропустят, и ты попадешь на площадь.
- Возьми, возьми мою руку, - ныл негр. - Ты увидишь, что это рука христианина! - и действительно совал карабинеру свою тощую лапку. - Почему я не могу быть среди остальных братьев вот там, у храма?!
Я просочился мимо них, думая, что негру в любом случае будет что вспомнить о рождестве, как и всем людям, которые любят создавать себе проблемы на ровном месте и делать простые вещи сложными. Покататься опять автостопом что ли? А то что-то слишком пресно все.

[Dozhdik]

негру в любом случае будет что вспомнить о рождестве, как и всем людям, которые любят создавать себе проблемы на ровном месте и делать простые вещи сложными. Покататься опять автостопом что ли? А то что-то слишком пресно все.

   

[Аскет]

Я сейчас живу в Трастевере, это район Рима, находящийся за Тибром. Грубо говоря, Трастевере так и переводится - Затибрье, как у нас Замоскворечье. И здесь, как и в Замоскворечье, первоначально приличные люди не селились - ни во времена Древнего Рима, ни в средневековье. Стендаль в "Прогулках по Риму" (1829) отзывается о правом береге Тибра очень пренебрежительно, как о чем-то совершенно не заслуживающем внимания.

Я в Риме первый раз и всего этого не знал. Бюджетные гостиницы, которые предлагает booking, в основном разбросаны около главного вокзала - Термини. А мне в этот раз совсем не хотелось оказаться в бэкпекерской среде, тем более рядом с вокзалом, и в итоге я попал на эту гостиницу. От нее два-три километра до всех основных достопримечательностей, не считая расположенного рядом Ватикана, но все равно забронировал номер в ней.

И вот приехал я в Рим, вышел на Чирко Массимо, перешел через Тибр по Палатинскому мосту и понял, что лучшего выбора, чем Трастевере я, пожалуй, сделать не мог. Очаровательный средневековый город, узкие улочки без тротуаров, слабо освещенные тусклыми фонарями, желтый свет которых отражается от брусчатки. Людей мало, туристов - ни одного. Очень уютный район.

Зашел вчера поужинать в одну таверну неподалеку, официант принес мне лазанью (очень вкусно, кстати), запер двери, и все работники, хозяин, официанты, повара, кассир - видимо, одна семья - накрыли стол, достали вино и уселись ужинать. В двери кто-то стучался, но они не открыли - ужин же. Очень правильный район.

[Аскет]

Один из некогда живших у меня попугаев обретал душевный комфорт только тогда, когда забирался повыше, на самый высокий шкаф, например. Оттуда, с пыльной крышки, он с удовлетворением косил глазом и громко говорил дерзости.

Вне всякого сомнения, ему бы очень понравилось в Сан-Марино. Исторический центр Сан-Марино располагается на острой вершине самой высокой в окрестностях горы Монте-Титиано. С нее открываются великолепные виды на Римини, на море, на горы, на закаты и рассветы. Очень хорошие виды. Больше о Сан-Марино сказать, по большому счету нечего, но для полноты пару слов добавлю.

Легенда связывает возникновение Сан-Марино с именем каменщика Марина, который жил здесь в отшельничестве, спасаясь от гонений за христианские убеждения, а потом в 301 году основал поселение. Поселение выросло в республику и более или менее успешно оберегало свою независимость. Это было разумно делать, забравшись на самый высокий в округе шкаф.

С тех пор отшельничество стало более безопасным, на независимость Сан-Марино никто не покушается, и необходимость сидеть на самой вершине самой высокой горы в основном отпала. А поскольку само по себе удовольствие это довольно сомнительное, основная часть населения благоразумно сползла на нижние склоны горы. Это совершенно заурядные европейские деревни, по унылости сравнимые с какими-нибудь швейцарскими селами в Невшателе.

Наверху же осталась старая застройка, тесные улочки и крепостные сооружения. И практически все это рестораны и магазины. Есть городской музей, небезынтересный, но довольно банальный. Есть музей пыток и еще какая-то тоска в этом духе.

Короче, большой торгово-развлекательный центр в живописном месте, шумный и многолюдный - за счет туристов, разумеется. Ехать туда можно либо на пару-тройку часов, просто прогуляться по улочкам и крепостным стенам, либо в хорошую погоду заехать вечером на ночь, чтобы полюбоваться закатом-рассветом.

[Аскет]

Было у меня большое желание воспользоваться пребыванием в Риме и сходить на футбол. Но увы, последние перед Новым годом матчи римские команды в этот раз сыграли на выезде. Зато пока искал информацию, наткнулся на флорентийское кальчо - средневековый прообраз современного футбола.

Эта штука посильнее Колизея! Великолепная игра, изящная и очень интеллектуальная. Настолько, что предназначение мяча даже не очень понятно. Настоятельно рекомендую посмотреть хотя бы пару эпизодов - во флорентийское кальчо играют до сих пор.