Сообщений в теме: 43

[bs.]

Хорошо помню сообщения о смерти и похоронах генерального секретаря ЦК КПСС К. У. Черненко 10 марта 1985 года (несмотря на возраст 4 года), объявление новым генсеком М.С. Горбачёвым «Перестройки», начало антиалкогольной кампании. О вреде пьянства постоянно говорили по радио и писали во всех газетах, а на улицах проявлялись зримые следы антиалкогольной кампании — горы пустых флаконов из-под одеколона, который заменил пьяницам традиционные виды выпивки, огромные очереди к магазинам с вывеской «ВИНО».

Политикой я стал интересоваться рано. Едва научившись читать — читал газеты и отслеживал политическую ситуацию. Как и многие в то время, боялся нападения США и возможности ракетно-ядерного удара по СССР, о чём часто говорили в программе «Время» и писали в газетах. Мой отец, люто ненавидевший алкоголь и табак, очень хвалил Горбачёва за борьбу с пьянством, в первые два года считал его лучшим «правителем» страны в новейшей истории, считал, что все его решения (антиалкогольная кампания, улучшение отношений с США, смягчение режима в стране) исключительно правильные.

По духу я был «неисправимым бунтарём», превыше всего ценил свободу, не терпел подчинения кому-либо или чему-либо, из-за чего имел напряжённые отношения почти со всеми, с кем приходилось сталкиваться в жизни — например, школьными учителями. Имел резко негативное отношение к властям, приветствовал падение коммунистического строя. Ощущал себя исключительным, «на голову выше всех прочих», гордился своим превосходством над окружающей низкокультурной массой.

В 1990 году, когда стала очевидной возможность скорого распада СССР, я почему-то был уверен, что этого не произойдёт — но поддерживал стремление Литвы, Латвии и Эстонии к независимости. Мои родственники имели «прозападные» настроения, рассказывали о том, как отличаются эти республики от остальной страны, о том, что они уже были независимыми до войны и что их жители никогда не были в особом восторге от пребывания в СССР. До сих пор считаю, что прибалтийские республики были той «бомбой», которая подорвала страну. Не будь они в своё время присоединены — этого бы не случилось.

Во время «вильнюсских событий» в январе 1991 года (попытка не допустить независимости Литвы силой оружия) я возмущался происходящему и ночью нанёс на заборах и стенах домов в своём районе (окрестности станции метро «Речной Вокзал») надписи «СВОБОДУ ЛИТВЕ!». Не из-за того, что действительно столь желал независимости Литвы — а из-за «бунтарского духа» и неприятия любых действий, исходящих от власти, стремления выразить тот факт, что я не подчиняюсь властям.

Нанесение надписей «СВОБОДУ ЛИТВЕ!», как и все остальные странные и не очень странные поступки, совершавшиеся в детстве, делались исключительно в одиночку. Никаких друзей или близких знакомых у меня не было ни тогда, ни позднее. Отношения с одноклассниками в школе были в лучшем случае нейтральными, в худшем — враждебными.

После того, как Советский Союз действительно перестал существовать и все его республики стали независимыми, я был потрясён и проклинал тех, кто это допустил. С раннего детства я знал, что первый русский город — это Киев. Я был воспитан в убеждении, что с Киева начинался русский народ, и настоящая столица России — Киев, а не Москва, что та территория, которая ныне называется Украиной, на самом деле имеет больше прав называться Россией, чем придуманная в XX веке РСФСР (с чем согласен и сейчас). Было ужасно представить, что Киев (главный город России) окажется в другой стране.

С 1991 года я стал самостоятельно ездить по Москве на городском транспорте. Вскоре поездки по разным районам огромного города стали занимать почти всё свободное время. Я проехал по всем трамвайным линиям, где было пассажирское движение, а также по линии к депо имени Русакова, где пассажирского движения нет (прицепившись к трамвайному вагону сзади), проехал по всем линиям метро, выходя на каждой станции.

На тех линиях, где ходили вагоны относительного старого типа (Еж, Ем и другие модификации), я старался садиться в головной вагон. Изредка в головных вагонах попадался незакрашенный кусочек стекла в двери, ведущей в кабину машиниста. Попасть в такой вагон было большой удачей — через дверь кабины можно было смотреть в тоннель, на мгновение вообразив, что сам управляешь поездом. Завораживающий момент, когда из темноты убегающего вдаль тоннеля за поворотом вдруг возникает ярко освещённая станция…

В 1992 году я оказался в Париже, где проживал некоторое время — сначала на улице Tournefore в центре города, затем в пригороде Boulogne-Billancour. В одиночку ходить по городу не удавалось. Тем не менее, я проехал немалую часть очень разветвлённой сети Парижского метрополитена.

Однажды мы ехали в первом вагоне поезда, вблизи дверей кабины. Оттуда вышел помощник машиниста. Возможно, в то время русских в Париже было не настолько много, как сейчас, и его удивила русская речь, или он каким-то образом почувствовал моё желание посмотреть тоннель спереди — так или иначе, я был приглашён в кабину, и проехал в ней до ближайшей станции.

В 1993 году я стал ездить самостоятельно не только по Москве, но и по Московской области на электропоездах (вначале — не удаляясь от Москвы больше чем на 200 километров). Вскоре все радиальные направления движения электричек (в сторону Твери, Шаховской, Гагарина, Калуги, Тулы, Узунова, Рязани, Черустей, Владимира, Александрова, Савёлова) были «проезжены».

Первым после Москвы городом, где я проехал на трамвае, была Коломна. Затем — Тверь, Тула. В Ногинск, самый близкий к Москве «трамвайный» город, я ездил несколько раз, и «исследовал» трамвайную линию, проходя её пешком. Но проехать на трамвае не удавалось — в то время Ногинский трамвай находился в ужасном состоянии, трамвайные вагоны ходили редко и нерегулярно, с интервалом около часа (или не ходили вообще).

В то время уже появились в свободной продаже топографические карты масштаба 1:200 000 («двухкилометровки»), охватывавшие территорию Московской области и некоторых граничащих с ней областей. Благодаря им я узнал, что распространение узкоколеек в Шатурском районе вовсе не ограничивается линией Шатура — Туголес — на самом деле они образуют огромную сеть, покрывающую Орехово-Зуевский район, заходящую в соседнюю Владимирскую область. Наибольший интерес у меня вызвала узкоколейная линия вблизи станции Решетниково, в Клинском районе.

Во время событий сентября-октября 1993 года (роспуск президентом РФ Б.Н. Ельциным Верховного Совета, последующая блокада «Белого дома», массовые беспорядки, закончившиеся расстрелом «Белого дома» из танков) я был в самой гуще событий. К «Белому дому» я неоднократно приезжал в период его блокады, двигало этим простое любопытство.

Расстрел Верховного Совета из танков, произошедший 4 октября, я видел почти от начала до конца, проведя вблизи «Белого дома» весь световой день вместе с тысячами таких же зевак (народу позволяли неограниченно смотреть на происходящее). Под стенами горящего «Белого дома» я набрал большое количество «сувениров» — стреляных гильз, кусков колючей проволоки «Егоза», один противогаз, конверты и различные бланки с правительственной символикой, обломки различных предметов, разорванных взрывами. Это не было каким-то особо безрассудным поступком — то же самое проделывали толпы людей.

12 декабря 1993 года, в день выборов в первую в истории современной России Государственную думу, я совершил поездку от Ярославского вокзала до станции Колонтаево и обратно. В окрестностях станции Колонтаево находился так называемый Тимоховский полигон (мусорная свалка). Там же, к моей величайшей радости, была действующая узкоколейная железная дорога Кудиновского комбината керамических изделий (спустя два года её разобрали).

Подробнее об этом - на http://n05.narod.ru/pp.html

Я «откопал» письменное описание того похода 12 декабря 1993 года в окрестностях Колонтаево (было время - даже о таком умудрялся исписать несколько страниц!).
Через некоторое время оно будет переведено в текст и опубликовано.

[umkin777]

Политикой я стал интересоваться рано. Едва научившись читать — читал газеты

"АБЫРВАЛГ"

[Lumina]

я в то время была еще ребенком, воспоминания обрывочные только - как бабушки просили постоять с ними в очереди в магазине, чтоб им сахару побольше дали; как радовались с сестрой, когда кто-то из родственников из командировки приезжал - колбасу и конфеты привозили, иногда одежду такую, не как у всех, как ели мороженое из бумажных стаканчиков - а вытащишь - и эскимо получается; газировку из автоматов помню 9кстати на ВДНХ летом тоже придавали такую), помню, как все шкафы были в наклейках сериала "Элен и ребята", вкладыши конечно, еще анкеты для друзей.. вот, все пожалуй воспоминания о том времени, но тогда оно мне нравилось

[Али Реза]

Не знаю, чего у всех бзик такой на этом маке. Я вообще про его существование узнал году так в 94-95. Видимо действительно у людей больше радостей в жизни не было

Это все потому, что ты поздно родился. И уже не помнишь этот дивный момент - когда цветов стало гораздо больше. И ароматов. И вкусов. А говорить про оторванность мол сознанания от материального - просто нелепо.
Да, у меня главное впечатление - резкое расширение цветовой гаммы. Помню, как в классе появились первые импортные рюкзачки - у детей из самых богатых семей. Это было да!
В совке было только семь основных цветов радуги. Никто не догадался их смешать. Да и с теми семью... с самыми яркими были проблемы. Кроме красного, конечно.

А мне лихие девяностые хотелось бы забыть как дурной сон...

А мне, Пан Дмитриевский, как кошмарный сон хочется забыть нынешние, "нулевые". С их зажратостью дармовыми нефтяными деньгами (в 2003 я надеялся, что хоть провинция русская избежит - не фига), с ханжеством, со всей этой дурацкой защитой кошечек и собачичек, все эти разговоры про нехороших терористов, мешающих мол жить великой стране, все эти дешевые митинги, где люди требуют, чтобы им сменили картинку рожи президента (и не дай бог чтобы что-то при этом реально измелось - многие в этом мне сами признавались), когда опять вылезли из своих углов попики-мракобесы, когда 80% опять получают свою порцию отрубей в государственном хлеву (хотя этот хлев местами закамуфлирован надписями типа ОАО и ЗАО, как РЖД, например)...