Хорошо или плохо, когда собственная жизнь проходит через этот мир как стрела, выпущенная из лука, - прямо и ясно? Наверное дело выбора. Обманывает тот, кто внутренне соглашается с ложью. У того, кто принимает ложь, пути теряют ясность и прямоту (говорят же - кривда). Это об омане, упоминание в каком-то посту навеяло на размышление.
Наверное, выбор этого как раз и реален. Тогда это просто данность. Не хорошо и не плохо, если конечно не задевает чью-то жизнь, кроме собственной (с собственной делай что хочешь, если опять же это не повлияет на те жизни, с которыми связан).
То же самое можно сказать и понимании воровства. Людям свойственно привязываться к тому, что находится вне их собственного внутреннего естества. Чем меньше внутренней устойчивости, тем прочнее привязанности и тем их больше (так сказать, проекций личного на внешнее). Думаю, что с материальными вещами это происходит чаще из-за их более чёткой проявленности, чтобы ухватиться за них нужно истратить меньше сил, чем на овеществление абстрактного для последующей привязки к этому абстрактному (например, к новой шляпе, которую уже держишь в руках привязываешься гораздо быстрее чем к новому автомобилю, образ которго еще не оформился, даже при условии, что ездить на автомобиле желаешь не меньше, чем ходить в шляпе).
Но суть вот в чем. Привязываясь к чему-то, люди осуществляют проекцию личного на предмет привязки, делая его частью этого своего личного, тем самым становясь внутренне устойчивей. Если разглядеть всё это, становится ясно, почему столь болезненно воспринимается непланируемое исчезновение какого-то элемента внутренней устойчивости в этом мире.
Вот что можно сказать о воровстве. Плохо это или хорошо? Мораль здесь относительна. Например, в каких-то племенах у аборигенов нет вообще понятия собственности, и поэтому взять какой-то предмет у приятеля в хижине, пока того нет дома, не считается чем-то аморальным. Что не мешает этим аборигенам быть более гармоничными внутренне и в нешне, чем тому же европейцу с совершенно иначе устаканеной системой ценностей. Кто-то скажет, езжай тогда к аборигенам тем жить. Но я о том, что свою голову иметь нужно, и наваливать на себя совершенно лишние морали и догмы нет никакой нужды. Осмысливать нужно, что есть что в этом мире. В противовес тем, кто посоветует в таком случае хвататься за всякое дубьё, скажу, что я пишу всё это для людей не лишенных здравия в уме и сердце. Так что в крайности впадать не нужно.
Можно рассмотреть сосиски в магазине. Если тело, не язык, не внутренняя пустота проявленная в привычке постоянно что-то жевать, а конкретно тело настоятельно требует пищи, и нет никакого способа выполнить его требование, кроме как стянуть эти сосиски, то морали здесь попросту неуместны, как неуместны для охотника, в отношении оленя, когда у него возникает вопрос о продлении личной жизни. Между прочим, когда такой вопрос возникает между людьми, то всякие морали обычно исчезают напрочь. Но это крайности тоже. Вообще важно помнить, а главное осознавать, что в этом мире явно проявляются только две сути бытия, - это дух (волеизъявление в нём) и жизнь, как данность а не процесс. Больше не найти ничего, хоть как пытайся. Все остальное довески в виде понятий и определений. Воздействие личным волеизъявлением на чей-то дух или чью-то жизнь, неизбежно затрагивает собственный дух и собственную жизнь. Это закон. Поэтому, тем, кто ставит свою жизнь превыше другой жизни, следует понимать, что из чего следует. И нет тут никаких моралей.
Но я отвлекся. Короче, это нормально, когда хочешь очень есть, стащить что-нибудь в магазине. Как и словить хрена в щи при поимке. Так же нормально, как и в ином случае найти в себе силы что-то бесконфликтно отгрузить за еду в том же магазине. А если отгрузил, а подлец наниматель собачью похлебку в ответ предлагает, вот тут-то как раз можно и мораль как довесок вспомнить.
На этом размышления на данную тему закончены.
Вот что хотел с самого начала написать:
Сидел как-то на вокзале, неважно где, летом, усталый и голодный на пути домой. Очень хотелось пить. Было очень жарко. Передо мной под сиденьем на полу стояла чья-то початая бутыль с газировкой.
Около часа, испытывая танталовы муки и не отрывая взгляда от этой бутылки, я провел в размышлении, залезть ли мне украдкой под сиденье, плюнув на гордость, словно распоследнему бродяге, и хлебнуть из горла вожделенное пойло, невзирая на брезгливые взгляды обывателей, или всё-таки не поступиться этой самой гордостью.
Жажда была такая, что даже думать нормально был не в состоянии. В конце концов поднялся и ушёл. Когда уходил прочь, совершенно внезапно вспомнил, что в рюкзаке еще оставалось немного простой воды.
0
